— О чем говорил Гороко и почему ты улыбаешься? — спросил я.
— Ничего особенного, Макумазан, кроме того, что человек, который выглядит, как плохо откормленный бык, что-то положил в нашу еду, отчего мы заболели. Если бы он не был слугой рыжебородого, я убил бы его, но это напугало бы Инес. А еще он сказал, что скоро будет битва, а я устал от мира и поэтому улыбаюсь. Мы будем драться, не так ли?
— Конечно, нет, — ответил я. — Мы пришли сюда, чтобы отправиться в далекие и неведомые земли, вот что я имею в виду.
— О, Макумазан, в неведомых землях кое-кто встречает странных людей, с которыми не всегда соглашается, и тогда начинает говорить Инкозикаас. — И он обвел своим огромным топором вокруг головы, со свистом рассекая воздух.
Я не смог от него добиться большего, кроме обещания, что с Томасо ничего не случится. Мне казалось, что того обвинили незаслуженно. С тем я и ушел.
Последний инцидент оставил в душе неприятный осадок. Я начал мечтать о безопасной переправе через Замбези. Однако мы не могли отправиться прямо сейчас, потому что двое зулусов еще недостаточно поправились и не могли тронуться в путешествие, а кроме того, нужно было самим собраться в путь, поскольку мы планировали оставить фургон. Было еще одно препятствие — от укола ядовитой колючкой у Ханса на ноге распухла рана, ее необходимо было вылечить до начала похода.
Поэтому я по-настоящему обрадовался, когда капитан Робертсон предложил отправиться на одно из болот, образованное, как я понял, у одного из притоков Замбези, чтобы принять участие в охоте на гиппопотамов. В это время года огромные животные собираются там в большом количестве, и, перегородив узкий пролив, через который они туда попадают, их легко можно поймать и убить.
Капитан Робертсон организовывал подобные вылазки пару раз, но потом ему уже не хватало сил на такую охоту. Теперь же он хотел попробовать снова, пользуясь моим присутствием, частично из-за шкур, которые можно было продать на побережье, частично из спортивного интереса. А еще мне кажется, что он просто хотел показать мне, что не окончательно погряз в лени и пьянстве.
Я был готов к такому приключению, хотя никогда в своей охотничьей жизни не участвовал в такой охоте. Мне сказали, что экспедиция не займет больше недели, за это время я надеялся, что Ханс и другие больные поправятся окончательно.
Итак, начались великие приготовления. Все взрослое население, жившее у реки, было собрано и отправлено в назначенные места у болота, чтобы действовать по сигналу ружейного выстрела. Были сделаны и другие приготовления, в которых я не принимал участия.
Затем пришло время разделиться и отправиться в назначенное место, в двадцати милях от поселка. Мы должны были проехать это расстояние в фургоне. Капитан Робертсон, который на время расстался с джином, был таким активным, как будто снова командовал почтовым судном. Ничто не ускользала от его внимания, а своим отношением к делу и деталям он напоминал мне настоящего капитана большого корабля, выходящего из порта. Именно тогда я понял, каким человеком он был когда-то.
— Ваша дочь поедет с нами? — спросил я его ночью перед отъездом.
— О нет, — ответил он, — Инес будет только нам мешать. К тому же здесь она будет в безопасности, как и Томасо, который не является охотником и тоже остается в селении, чтобы присматривать за женщинами и детьми.
Позднее я увидел и саму Инес, которая сказала, что была бы рада отправиться на охоту, хотя ненавидит смотреть, как убивают огромных животных, но отец против, потому что считает, что она может подхватить лихорадку. Поэтому ей лучше остаться дома.
Я согласился с ее доводами, хотя в глубине души расстроился и сказал, что оставляю с ними Ханса, который еще не вполне поправился. С ним, как и с Умслопогаасом, Инес подружилась. Тот будет присматривать за ней. Еще оставались два огромных зулуса, которые пока не выздоровели от болей в животе, поэтому ей нечего бояться. Она ответила с обычной слабой улыбкой, что ей действительно нечего бояться, хотя она с удовольствием пошла бы с нами. Затем мы расстались, и так получилось, что весьма надолго...
И началась церемония. Умслопогаас «во имя Топора» торжественно передал Инес под защиту двух своих приятелей, попросив их охранять ее. Он делал это с такой серьезностью, что я начал подозревать, что он чего-то боится, чего-то, о чем не хочет говорить. Моя память вернулась к предсказанию Гороко, о котором, возможно, он думал. Но пока он выступал, его глаза подозрительно смотрели прямо на толстого и надутого Томасо. Я подумал, что это и был предмет его сомнений.
Ему могло показаться, что в отсутствие ее отца Томасо мог докучать Инес. Даже если и так, мне казалось по многим причинам, что он ошибается. Одна из причин состояла в том, что, даже если такая идея и пришла бы в голову Томасо, он был слишком труслив, чтобы начать действовать. Но все еще смутно подозревая нечто, я приказал Хансу приглядывать за Инес и за тем местом, где они находятся, и если он увидит что-нибудь подозрительное, немедленно связаться с нами.
— Да, баас, — ответил Ханс, — я буду присматривать за Печальными Глазами — именно так наши зулусы называли девушку, — так, как будто она моя бабушка, хотя я не знаю, что могло бы напугать ее. Но, баас, я бы лучше пошел с вами, как было мне сказано вашим преподобным отцом, ведь это мой долг, а не приглядывать за девушкой, господин. К тому же моя нога уже зажила, и я хотел бы пострелять водяных коров, и... — Тут он замялся.
— И что, Ханс?
— И Гороко говорил, что будет большая битва, а если будет сражение, вы можете пострадать, потому что меня не будет рядом и некому будет защитить вас. Что тогда подумает обо мне ваш отец?
Все это могло означать две вещи. Во-первых, Ханс никогда не покидал меня, если только у него была такая возможность. Во-вторых, он предпочитал поохотиться, а не оставаться в этом странном месте, где можно было только есть и спать. К такому выводу я пришел, хотя, возможно, мне была видна только верхушка айсберга. В действительности Ханс вел жестокую борьбу против искушения джином.
Как я узнал впоследствии, капитан Робертсон тайно давал ему выпивку, поскольку почувствовал симпатию к этому парню. Кроме того, он показал ему, где ее можно взять, и Ханс воспользовался этим. Оставить его с выпивкой было равносильно тому, как оставить вора в комнате, полной драгоценностей. Он знал это, хотя постыдился сказать мне правду, что и привело к проблемам.
— Ты все же останешься здесь, Ханс, будешь присматривать за юной леди и лечить свою ногу, — сказал я твердо.
Он вздохнул и попросил еще табака.
Между тем капитан Робертсон принял на дорогу «стременную» и отправился прощаться с теми, кого он называл «деревня», я видел, как он целовал детей и отдавал Томасо указания присматривать за ними и их матерями. Вернувшись, он позвал Инес, которая стояла на веранде, потому что она всегда подальше отходила от отца после его визитов в «деревню», чтобы «проявить твердость» и не чувствовать себя одинокой. Затем он скомандовал отправляться в путь.
Итак, мы двинулись. Около двадцати местных жителей с первым попавшимся под руку оружием маршировали впереди и пели песни. За ними ехал фургон с капитаном Робертсоном и мной на переднем сиденье, а за нами ехал Умслопогаас и его зулусы, за исключением двух заболевших.
Мы ехали по дороге вдоль зарослей кустарника, таких же, какие были в Стратмуре, и эти низкие заросли привели нас прямо к Замбези. Незадолго до наступления ночи мы подошли к узкой полосе, где кустарник поворачивал южнее, приведя нас к притоку великой реки, где были болота, на которых мы собирались охотиться. Здесь мы разбили лагерь и, оставив фургон на попечение моего возничего-воорлупера и парочки местных жителей, поскольку погонщик должен был стать моим оруженосцем, прошли вниз, в гущу кустарника. Там было много дичи, но стрелять было нельзя, чтобы не вспугнуть животных
Около полудня мы достигли того места, где должна была состояться охота. Здесь, окруженный крутыми берегами, покрытыми кустарником, был небольшой участок суши, размером всего в двести ярдов, в центре которого находился довольно глубокий канал с водой, покрытой сверху тиной. Именно через него животные попадали в то место, где любили собираться в это время года.
С помощью местных жителей и под руководством капитана Робертсона мы начали свои приготовления. Остальные, местные жители, несколько сотен, ушли к устью болота, где должны были ждать условного сигнала. Наши приготовления были просты. Мы нарубили большое количество боярышника, придавили его корни тяжелыми камнями и опустили в воду, перегородив канал. К верхушкам, которые находились на твердой земле, мы привязали разную старую одежду, которая была у нас в большом количестве. Это были красные фланелевые рубашки, когда-то цветные, но уже выцветшие одеяла и много еще разного тряпья. Некоторые из этих кусков материи были прикреплены к веревкам под водой.
Также мы выбрали места для засады вдоль крутых берегов, которые я приметил, между ними как раз и пролегал канал. Предвидя, что может случиться, я выбрал для себя место за прочной скалой, которая находилась рядом с каменной стеной высотой в несколько футов на прибрежной стороне, поскольку я догадывался, что мое присутствие рядом с местными послужит причиной их необузданной стрельбы.
Эти приготовления заняли весь остаток дня, а вечером мы расположились на твердой земле, чтобы выспаться. Перед рассветом следующего дня мы вернулись и заняли свои места, часть на одной стороне канала, некоторые на другой.
В случае непредвиденных осложнений мы рассчитывали добраться друг до друга при помощи каноэ, которое было предоставлено местными жителями.
Затем, перед самым восходом солнца, капитан Робертсон развел огромный костер из сухого дерева и кустарника, что было сигналом для местных жителей к началу действий. Мы сели и принялись ждать после того, как проверили, что все оружие в порядке.
На рассвете я залез на дерево рядом с моим убежищем и увидел вдалеке на юге широкий круг из маленьких огоньков и догадался, что местные жители начали жечь сухой тростник у болота. Постепенно эти огоньки слились вместе в тонкую стену пламени. Я понял, что настало время вернуться в убежище и приготовиться. Однако стало совсем светло, прежде чем я разглядел, что дело приняло серьезный оборот.