— Тогда я прошу прощения, Аллан, потому что сужу о тебе по другим, которые такие, какими созданы мужчины, и не винят себя, если время от времени они смотрят на женщин, которые таковы, какие они есть. По крайней мере это было, когда я знала мир, но с тех пор вино превратилось в воду, и я думаю, что это к лучшему. Поэтому не забывай, что могут быть и другие, более прекрасные женщины, любовь которых, как бывает на земле, очень изменчива, но, возможно, загорятся новые огни и придут новые удовольствия. Ты понимаешь меня, Аллан?
— Думаю, что да, — вздохнул я, — я понимаю, что ты имеешь в виду. Образы мира вскоре ослабнут, и люди, которые ушли в иные миры, могут сформировать новые отношения и забыть старые.
— Да, Аллан, как и те, кто остается на этой земле в то время, как другие ушли. Разве мужчины и женщины не вступают повторно в брак, как было и в мое время?
— Конечно, это позволено.
— Как и многое другое, это возможно, поскольку есть так много людей, из которых можно выбрать, так почему же надо все время оставаться с одним из них, обедняя себя?
Я понял, что это было сказано про меня, и рассердился, поскольку чувство юмора тут не пришло мне на помощь, напомнив, что Айша все-таки права. Это было еще одно крушение иллюзий, только и всего.
— Понимаешь ли ты, Аллан, — продолжала Айша, видимо, решив, что я должен испить чашу до последней капли, — что эти жители далекой планеты, на которой ты побывал, судя по твоей истории, не видели тебя и ничего о тебе не знают? Может случиться, однако, что они не думали о тебе в то время, когда в умах других ты оставался постоянно. Или может случиться так, что они никогда не думали о тебе, забыли тебя, как отнятый от груди матери щенок забывает о ней.
— По крайней мере было одно существо, которое, кажется, помнило! — воскликнул я, отравленный ее словами обо мне. — Одна женщина и собака.
— Да, дикарь, дитя природы, грешница, которая ушла из жизни по собственной воле (как Айша узнала об этом, я не знаю, я не говорил ей), и она еще не прошла очищение и помнит того, чей поцелуй был последним на ее губах. Но, конечно, Аллан, это не большое удовольствие, уходить от нежных объятий светлой души в цепкие руки таких, как она. Но кто знает, что может сделать мужчина, ревнуя или разочаровавшись в любви? И собака, которая помнит, потому что собаки более верные и преданные, чем люди. Вот в этом и состоит урок — становиться более смиренным и никогда не думать снова, что ты держишь навечно при себе душу женщины, потому что когда-то она была к тебе добра.
— Да, — ответил я, подпрыгивая в ярости, — как ты говоришь, я получил урок, и даже больший, чем хотел. Когда ты будешь уходить, я попрощаюсь с тобой, надеясь, что когда-нибудь придет время и для твоего урока, Айша, а я уверен, что такой день настанет, что-то говорит мне об этом, и ты получишь от него больше удовольствия, чем получил сегодня я.
Глава 22. ПРОЩАНИЕ АЙШИ
Это говорил я, чьи нервы были на пределе после того, что я увидел или, как подозревал, мне показалось, что я это видел. Потому что как я мог поверить, что мои видения имели иное происхождение, кроме как под влиянием сильной воли Айши? Яуже придумал свою теорию.
Она состояла в том, что Айша должна была быть сильным гипнотизером, которая, прочтя заклинание, может направить в мозг человека разнообразные фантазии. Лишь два момента были мне непонятны. Первый — как она добывала необходимую информацию о личных делах такого скромного человека, как я, потому что они не были известны никому, даже колдуну Зикали, с которым она была тесно связана, или Хансу, который точно знал, но далеко не все?
Я мог предположить, что каким-то невероятным образом она добыла от них эту информацию или стимулировала мои собственные ум и память, так что я увидел тех, с кем я когда-то был близок. Для ее ума было нетрудно, используя накопленные знания греков и египтян, создать целостную картину и пройтись по всем моим родным и знакомым, погрузив меня в состоянии суггестии[46]. Я не слышал и не видел того, что она делала, но только у нее есть доступ к необходимым фактам, которыми я один мог ее снабдить.
Теперь возникает второй вопрос: что могло быть целью ее продуманных злых чар? Я думал, что могу угадать. Во-первых, она хотела показать свою власть или, скорей, заставить меня поверить, что она имеет очень необычную силу внушения. Во-вторых, она была в долгу передо мной и Умслопогаасом за победу над Резу, за что отплатила таким образом. В-третьих, я лично обидел ее как женщину, и она использовала возможность, чтобы сравнять счет. Была и четвертая возможность — она действительно считала себя вполне хорошей учительницей и получила удовольствие, как она сама говорила, преподав мне урок, показав, насколько слабыми могут быть человеческие надежды и тщеславие в отношении к ушедшим и их привязанностям.
Я не хочу утверждать, что такой анализ мотивов Айши пришел ко мне в момент моего с ней разговора, в самом деле я завершил его позднее, когда внимательно обо всем подумал, когда я нашел отзвуки в своем сердце. А в то время, даже имея кое-какие предположения, я был слишком потрясен, чтобы составить подобные суждения.
Кроме того, я был слишком рассержен и именно из-за этого и сказал ей насчет того путешествия и урока, которые ожидали ее. Может быть, слова умирающего Резу побудили меня на эти высказывания. А может быть, тень ее будущего просто упала на мое лицо.
Успех удара, однако, был впечатляющим. Очевидно, он преодолел защиту Айши и попал в самое ее сердце. Она побледнела, румянец сошел с ее лица, серые глаза потускнели, уменьшились и стали темнее, щеки побледнели. В какой-то момент она стала выглядеть весьма постаревшей, как обычная земная женщина в пожилом возрасте. Более того, она заплакала, потому что я увидел, как две слезы скатились на ее одеяние. Я был в ужасе.
— Что случилось? — спросил или, скорее, выдохнул я.
— Ничего, — ответила она, — твои слова ранили меня. Разве ты не знаешь, Аллан, что это жестоко — предсказывать болезнь кому-либо, особенно если такие слова идут из самой души и жалят ядом, проникают в грудь и, возможно, приводят к концу. Самое жестокое в них то, что они становятся платой за дружбу и доброту.
Я заглянул внутрь себя — да, дружба, похожая на безразличие, и доброта, которая спрятана в мягких когтях кошки. Но я убедил себя задать ей вопрос: как так получилось, что она, которая, по ее словам, обладает властью, боится чего-то?
— Потому что, Аллан, как я тебе уже говорила, нет такой защиты, которая может предотвратить удар судьбы, который, как я слышала, но не знаю, почему, готовится нанести твоя рука. Посмотри на Резу, он тоже думал, что он непобедим, но был сражен топором черного вождя, и его кости достались шакалам. Более того, я проклята той, чьего слугу я украла с небес, чтобы он стал моей любовью, и как знать, чья месть настигнет меня в конце концов? Она уже настигла меня, которая прожила долгое время среди дикарей совершенно одна, — и это не все! Я думаю, еще не все.
И она заплакала — горько и по-настоящему. Глядя на нее, я впервые понял, что это возвышенное создание, которое кажется таким сильным, одновременно является самой несчастной женщиной и так же борется с одиночеством, испытывает страсть и страх, как любой смертный. Если, как она сказала, она нашла секрет жизни, во что я, конечно, не верил, для меня было очевидно, что она потеряла счастье.
Она тихо плакала, и в это время ее красота, которая покинула ее на некоторое время, снова вернулась, как луч в сером и мрачном небе. О, какой неотразимой она казалась, когда сошел лоск с ее залитого слезами лица! Мое сердце таяло, когда я любовался ею, я не мог думать ни о чем, кроме ее удивительного очарования и величия.
— Молю тебя, не плачь, — сказал я, — это ранит меня, и прощу прощения, если я сказал нечто такое, что могло причинить тебе боль.
Но она лишь качнула головой так, что волосы упали ей на лицо, и снова заплакала.
— Знаешь, Айша, — продолжал я, — ты сказала мне много неприятных вещей, сделав мишенью твоей горечи, поэтому что странного в том, что я в конце концов ответил тебе?
— А разве ты не заслужил их, Аллан? — прошептала она тихо из-под вуали.
— За что? — спросил я.
— Потому что с самого начала ты бросал мне вызов, показывая мне всякий раз, что считаешь меня лгуньей, не реагируя на те добрые взгляды и слова, которые я обычно раздавала мужчинам. Это сильно ранило меня, и я отплатила тебе тем оружием, которым владеет бедная женщина, хотя ты и нравился мне.
И она снова зарыдала, погружаясь в свою печаль глубже и глубже.
Это было уже слишком. Не зная, чем еще успокоить ее, я взял ее за руку и, поскольку это не произвело эффекта, поцеловал ее. Она не обиделась. Однако внезапно я все вспомнил и отпустил ее руку.
Она убрала волосы с лица и посмотрела на меня. Потом, глядя на свою руку, произнесла мягко:
— Что случилось, Аллан?
— О, ничего, — ответил я, — я просто вспомнил историю, которую ты рассказала мне о мужчине по имени Калликрат.
Она нахмурилась.
— И что такого, Аллан? Разве недостаточно того, что за свои грехи я должна расплачиваться слезами, пустой постелью и раскаянием? Я должна ждать его много столетий. Могу ли я надеть его цепи, того, кому я столько должна, когда он далеко? Скажи, не видел ли ты его на небесах, Аллан?
Я покачал головой и подумал, что все это время ее лучистые глаза, казалось, вытягивали из меня душу. Мне показалось, что она склонилась к моему лицу. Я потерял здравый смысл и тоже наклонился к ней. Она сводила меня с ума, из-за нее я забыл обо всем на свете.
Она нежно положила мне руку на сердце, сказав:
— Останься! Что мешает тебе? Разве ты не любишь меня, Аллан?
— Я думаю, да, — ответил я.
Она откинулась на своем троне и тихо засмеялась.
— Что за слова, — сказала она, — они слетают с губ так легко и ничего не значат, может быть, это от долгой жизни? Аллан, я потрясена. Это тот самый мужчина, который несколько дней назад говорил мне, что соблазнить меня — все равно что соблазнить Луну? И это ты, который минуту назад говорил, что твое сердце глухо, а губы холодны и безучастны? А теперь?