В прошлый раз, когда он был здесь, газоны были зелеными, а сейчас трава совсем засохла. Зато сейчас она ощущается под лапами по-другому – щекочет подушечки.
Как следует насладившись засохшей травой, Черныш вспрыгнул на сложенную из блоков ограду между домами и перебрался на пластиковую крышу навеса для автомобиля. Оттуда он забрался на балкон второго этажа.
На балконе валялись пустой горшок, ржавые садовые ножницы и другие садовые инструменты. Между увядшими мясистыми растениями и кондиционером стояла алюминиевая тарелка.
Черныш запрыгнул на кондиционер и попытался заглянуть в комнату. Занавески с крупным цветочным узором задернуты. Он прислонился к стеклу – холодное.
– Мяу-мяу! – замяукал он, подлизываясь. Если его услышат другие коты, положение босса окажется под угрозой, но других котов здесь быть не должно.
Он прикоснулся к стеклу – на нем остался отпечаток лапы. В уголке рамы – пыль. Кажется, окно давно не открывали. За растениями на балконе тоже давно не ухаживали.
– Может, уехали?
Раньше тут всегда были две девушки, у них для него была еда…
– Кар! Кар! – издевательски каркали вороны, и он разозлился. В алюминиевой миске скопилась дождевая вода. Непохоже, что его кто-то опередил.
Он решительно зевнул, но все-таки подождал еще чуть-чуть – жалко было уходить. Однако девушки не появлялись. Пришел в кои-то веки – а тут никого.
– Ну, у меня тоже нет свободного времени.
Голодный Черныш зашагал дальше, обходить следующую территорию.
Я проснулась от того, что кричали вороны.
Температура в комнате поднялась. Я почувствовала солнце за толстыми занавесками с цветочным узором.
Я не сразу поняла, утро сейчас или вечер. В большом зеркале отразилась я, сползающая с кровати. Заношенная пижама – не помню, сколько я уже в ней. Волосы спутанные, в ужасном состоянии. Родители давно ушли на работу, дома тишина.
Я ничего не делала, но проголодалась. Я спустилась на первый этаж и пошла на кухню.
На столе я нашла завернутые в пленку бутерброды, но они мне показались не слишком аппетитными, и я открыла холодильник. Там нашлись эклеры в коробке.
Вкусным мне показался только первый кусок. От приторной сладости мне стало плохо, и больше половины я выбросила.
Снаружи все так же вопили вороны. Мне показалось, что их стало больше. Наверное, роются в мусоре. Возможно, кто-то выбросил мусор в неположенном месте. Но специально идти смотреть на них не хотелось. Я уже давно не выходила на улицу.
Я потащилась по лестнице наверх.
Забралась в постель, укрылась с головой одеялом, свернулась в позе зародыша, подтянув к себе руки и ноги, и заснула.
Дилинь, – звякнул колокольчик.
В комнате была Мари – такая, как в начальной школе.
К браслету из цветного шнурка на ее запястье был привязан колокольчик. Кажется, он называется «мисанга». Тогда было популярно плести их из ниток для вышивания. Мари здорово их плела, а у меня плохо получалось, но она все равно обрадовалась мисанге, которую я для нее сделала. Говорили, что если мисанга порвется, то исполнится желание.
– Мари, прости! – извинилась я, сжав ее маленькую ручку.
Дилинь, дилинь, – звякал колокольчик.
– А что поделаешь, Аои? – нежно улыбнулась Мари.
Я вздохнула с облегчением, и мне захотелось чего-нибудь попить. Я вдруг оказалась на кухне в той компании, где работала сначала, и в руке у меня был стакан.
В глубине кухни было темно, и я знала, что там что-то прячется. Но все равно не могла оттуда уйти.
– Аои! – Маленькая Мари пришла спасти меня. – Со мной все хорошо. А ты беги, Аои!
Маленькая Мари ныряет в темноту. Я от страха убегаю.
Я бросила ее.
Теперь я в высохшем бассейне. Дно бассейна выложено мелкой плиткой, как в ванной, по нему струятся грязные ручейки воды, там и сям валяются мешки для мусора. Местами они порвались, и оттуда вывалились остатки пищи.
Из-за того, что я бросила Мари, я оказалась здесь.
– Прости, Мари.
Дилинь, – звякал колокольчик.
– Аои! – Я увидела Мари сидящей на вышке для прыжков. – Аои, можешь убегать.
С этими словами Мари улыбается.
– Мари…
Мари простила меня. Вместе с чувством того, что я спасена, появляется и ощущение того, что это все ложь.
Это не чувства Мари. Я знаю, что это сон, который мне показывает мой мозг, чтобы спасти меня.
На дне бассейна валяется мокрая газета, она с шуршанием двигается, будто живое существо.
Слышатся крики ворон, и я просыпаюсь.
Снаружи доносится карканье.
Во сне я смогла встретиться с Мари.
Мари больше нет в этом мире.
«Чтоб ты сдохла!»
На следующий день после того, как я это сказала, Мари покинула этот мир из-за острой сердечной недостаточности.
У меня зазвонил мобильный: с номера Мари позвонила ее мать и сообщила мне об этом. Острая сердечная недостаточность – это не название болезни и не причина смерти. Это просто означает, что ее обнаружили с остановившимся сердцем.
У Мари всегда было слабое сердце.
Но я знаю. Это я убила Мари.
Я хотела сразу же бежать к ней, но, как только сделала шаг из дома, сердце словно что-то сдавило, и я почувствовала, что не могу дышать. У меня потемнело перед глазами, будто при малокровии, и я не смогла подняться.
Говорят, что это довольно распространенное психическое расстройство, но что мне до названий.
С того дня я больше не могла выходить из дома.
Когда я глянула вниз с теплого столика котацу, мама выбралась из-под него и развалилась на футоне. Мама говорила, что лучше всего нагреться у котацу, потом охладиться на футоне, а после – снова забраться под котацу.
– Мама, смотри! – кричу я маме, которая лежит на футоне.
– Я вижу, Печенька! – Мама навострила усики и ушки и внимательно смотрела на меня.
Я – мамин котенок, меня зовут Печенька. На белой шерстке у меня шоколадные полоски, а этот узор похож на мраморное печенье, поэтому Рэйна меня так назвала. Правда, я не знаю, что такое печенье. Наверное, что-то красивое.
– Я иду к тебе! – говорю я, но для прыжка вниз мне нужно собраться с духом. Я хожу по столику, выглядываю с него и снова отхожу назад. Если так делать, потихоньку накапливается решимость для прыжка.
Наконец я изо всех сил прыгаю: прыг!
Шлеп! Я приземляюсь на футон, рядом с мамой.
– Получилось! Весело!
Мама радуется:
– Вот это да! Какая ты молодец, Печенька!
Мама поймала меня и облизала. Это было щекотно и приятно. Я замурчала.
– Я научусь прыгать с высоких-высоких мест! – сказала я и потерлась о маму затылком.
– Конечно, научишься!
– И с потолка научусь, и с крыши научусь – везде буду прыгать!
Я ведь непременно смогу прыгать откуда угодно.
В этой комнате есть много мест, откуда можно прыгнуть. Принадлежности Рэйны для рисования, кипа журналов, открытый шкаф. Мы с мамой все покорим!
– Конечно, покорим. – Мама снова меня лизнула.
У меня есть четверо братьев, их всех забрали к другим хозяевам. У Рэйны осталась только я. Я была самая маленькая, все время болела, и меня никто не взял. Обидно, конечно, что я никому не нужна, но зато я рада, что всегда буду с мамой.
Пока мы с ней тренировались прыгать, подул холодный ветер из-за открытой двери.
– Вот и я!
Это Рэйна.
Когда я вернулась домой, вслед за Мими, стуча коготками, вышла Печенька.
Мими обнюхала меня и потерлась об мои ноги.
– Что, пахнет улицей? – спросила я.
Печенька тоже, подражая Мими, обнюхала меня.
Скажу честно: котенок – ужасно милый, я надеялась, что как-нибудь справлюсь. Когда я смотрю на Печеньку, моя решимость слабеет, но мне нельзя поддаваться этим чувствам.
Я взяла Мими и Печеньку и уселась с ними, засунув ноги под котацу.
– Я нашла человека, который возьмет Печеньку.
Интересно, поймут ли? Шерсть у Мими встала дыбом.
Наверное, Мими собиралась всегда приглядывать за слабенькой маленькой Печенькой. Но жить одной и держать двух кошек все-таки сложно. Днем у меня колледж, потом из-за экзаменов в институт надо будет съездить кое-куда.
– Слушай, Мими, это недалеко, мы всегда сможем видеть ее.
Мими проигнорировала мои слова, схватила Печеньку за шкирку и занырнула под котацу.
Оттуда Печенька мявкнула. Наверное, она не понимает.
Наружу вылезла только Мими и ударила меня лапой по ноге.
«Котенка еще рано отпускать одного».
Думаю, она хотела сказать именно это.
На следующий день вечером пришла будущая хозяйка Печеньки. Женщина, которая жила неподалеку. Моя бабушка ее нашла. Бабушка мне все время помогает.
Эта женщина возрастом как раз посередине между мамой и бабушкой, но для ее возраста у нее неплохой вкус в одежде.
Увидев, что она принесла мне в подарок, я не удержалась и рассмеялась:
– Я зову котенка Печенькой.
– Ой, правда? – Пожилая дама тоже засмеялась, у нее был приятный смех. Она принесла мне домашнее печенье. – Что ж, тогда я тоже буду звать ее Печенька.
– Можете выбрать любое другое имя.
– А мне нравится. Печенька очень мило звучит.
Приятная женщина, это хорошо.
– Вы ведь раньше держали кошку? – спросила я на всякий случай, разливая чай.
– Держали, когда дочка была еще маленькая. Лет десять… уже почти двадцать назад, наверное. Когда она умерла, дочь так рыдала, вот я и решила, что больше ни за что не возьму кошку.
– Хорошо, если у вас уже есть опыт, тогда я спокойна.
Я положила в новенькую клетку, которую принесла дама, Печенькино любимое одеяльце и наполнитель для кошачьего туалета в пакетике. Печенька с интересом обнюхала клетку и сама забралась туда. Хорошая девочка, никаких хлопот с ней.
Женщина села на корточки и обратилась к Мими:
– Я заберу твою дочурку.
Мими смотрела на нее враждебно. Я поспешно схватила ее на руки. Она распушила хвост – это значит, она сильно сердится.