А затем, дело было где-то в мае, Водолазов, которого она уважала и слушалась по-прежнему, предложил ей новый «заказ». Надо сопроводить клиента в ресторан на встречу с деловыми партнерами — но одного. Как и во все прошлые случаи, однокашник уверял, что любой секс и домогательства исключены, ей просто надо посветить своим личиком и фигуркой, скрасить бизнюку скучные будни, представить его в ином, ярком свете перед партнерами. Но между делом спросил:
— У тебя красивое белье имеется?
— Так, Водолазов! Ты же обещал, что ничего такого не будет.
— Не будет, не будет. Сто процентов. Но просто, как показывает практика, девушка в красивом нижнем белье чувствует и ведет себя гораздо более уверенно, чем без оного.
— Ну, смотри, Водолазов, если начнутся приставания.
— Нет-нет-нет, даю тебе полную гарантию.
— Я ведь и коленом в пах заехать могу, за мной не заржавеет. Станет твой клиент инвалидом и бизнес навсегда тебе сломает. А может, и еще чего-нибудь покалечит.
Но тогда случилась жесть. Полагалось, значит, вывести клиента в ресторан, на ужин с деловыми партнерами. Он был один, Римма тоже, и она ему сразу сказала, что ни на какое продолжение он рассчитывать не должен, ни за какие деньги, пусть лучше, если хочет лямур-тужур, другой, более доступной дамой, озаботится. Тот такой: да-да-да, я все понял. Пошли в ресторан, Римма его деловым партнерам улыбалась, кивала. А потом, когда расходились, заказчик ловко сделал так, чтоб она к нему в лимузин села, да рядом, на заднее сиденье, и там стал на нее набрасываться, хватать за разные места да золотые горы сулить. Пришлось его проучить: кулаком в нос и носком туфли по голени, выскочить из машины на светофоре на Старо-Невском и смотаться.
Водолазову она немедленно в слезах позвонила. Он был страшно смущен, а потом передал ей от клиента извинения и в качестве компенсации тридцать штук — то есть по курсу тысячу тогдашних долларов.
Павел
Лампочка нехватки топлива светилась на приборной панели давно.
Я выбрал самую захудалую заправку «ноу-нейм», рассчитывая, что камер видеонаблюдения там не окажется. Разбудил служительницу, заплатил наличными.
Рассказ Римки, да и все, что я узнал о ней за минувшую пару суток, — меня взбаламутили.
Слишком концентрированно получалось узнать: и о нынешнем ее любовнике Пане, и о былом муже Паисии, и об этом парне, которого убили в Селищах — ведь с ним она тоже, поди, спала?
А вдобавок истории о ее «эскорте». Это она мне, наверное, вкручивает, что никогда ни с кем не, а на деле-то наверняка да? Фу! Просто фу!
Мне хотелось выволочь ее с пассажирского сиденья и надавать пощечин. Однако я не стал поддаваться эмоциям, вернулся в салон и только бросил в сердцах:
— Ну и шлюха ты, Римма Анатольевна!
А она:
— Прости, Пашенька, что это на тебя все так, целым ворохом вывалилось. В утешение и оправдание скажу: если девушка незамужняя или в браке несчастливая, в активном поиске находится, у нее, правда-правда, к тридцати пяти годам в сумме много мужиков накапливается. Не меньше, чем у меня, а у многих еще столько да полстолько. Одно точно знаю: если б мы с тобой жили дружно и счастливо, ничего подобного бы не происходило. Никакого Пана. Ты же знаешь, как я тебя ценила и уважала. А то, что до тебя случилось, — было раньше. Я тебя тогда не знала. А Паисий меня выручил. Просто спас. Святой человек. С ним у меня вообще ничего не было, несмотря на штамп в паспорте, жили мы, как сестра с братом…
— Ладно, Римма Анатольевна, не теряй последовательности. Итак, мы с тобой остановились на моменте, когда была ты первокурсницей в Питере и занималась нелегким делом эскорта…
Второй рассказ Риммы
Но потом произошла история, которая разломила мою жизнь пополам. И покончила для меня со всем: с учебой, Питером, планами и мечтами.
Это случилось летом. Домой в Ростов в тот год я не поехала. Что мне там делать, где жить? Да и подзаработать хотелось: летом в Петербург бизнюки со всей страны слетаются, не говоря об иностранцах. И Балабанов, как говорили, новый проект затевал — мечтала у него попробоваться не в массовке, а хотя бы в эпизоде.
Вот и оказалась я тогда на той яхте.
Мне много посулили. Я потом часто думала: чрезмерно, может, поэтому надо было сразу насторожиться? Короче, сделали такое предложение, что я не смогла отказаться. И клиент с нами тут же, авансом, расплатился, когда мы только к нему в машину сели: по две тысячи евро на каждую. Тогда это большие деньги были, несколько месяцев можно жить без проблем. Они потом мне на первых порах очень пригодились. А вот Снежане, моей напарнице, вряд ли.
Как он выглядел, тот богач? Честно, не помню. Почти двадцать лет прошло. Как все: лоснящийся, наглый, самоуверенный.
Ведь они, я думаю, нам платили за то, чтобы мы их присутствие терпели, выносили их рядом, не сблевали. Низенький он был, на полголовы ниже нас со Снежаной.
А может, она — вторая девочка — и не Снежаной вовсе была. Я ведь тоже Виолеттой им всем представилась. Почему-то казалось, если иным именем назовешься, то ко мне и к моей личности происходящее отношения не имеет, вроде как роль в кино играешь.
Нас из общаги на Опочинина забрал шофер на «мерсе», в костюмчике, в белых перчатках — тогда такое редкостью было. Наверное, те, кто на нас в окно смотрел, судачили потом и завидовали. И возможно, показания ментам давали.
Привез он нас на пристань в район Дворцовой, сказал выходить и ждать. А сам уехал. Минут через десять этого хмыря подвозит. Тот оконце открывает и нам кивает: присядьте, мол, в лимузин. Познакомились — его Вадимом звали. Настоящее ли имя? А кто его знает.
Он нам сразу, в машине, денег дал.
Шофер перетаскал из багажника на яхту сумки с продуктами и бутылками.
Сколько ему лет? Тогда он сильно взрослым показался, но, если вспомнить, что мне в ту пору восемнадцать стукнуло, все почти вокруг взрослыми выглядели. Если объективно судить, лет тридцать пять ему было, много, сорок.
Короче, взошли мы на яхту, поплыли. Сидим в салоне, матрос стол сервировал. А этот Вадим все пытается, как добрый заботливый папик, нас со Снежанкой напоить-накормить. Мы и рады стараться: не знаю, как она, а я вечно голодная ходила. И хороший шампусик всегда любила — да только мне его не наливал никто.
Словом, накирялись мы изрядно — при этом пассажир, хоть и виски пил, выглядел не таким уж пьяным. Нас учили пьяных играть: взгляд должен плыть, выглядеть в расфокусе. А у него взор не растекся, острый такой остался, подмечающий.
Он к нам со Снежанкой приставать начал насчет отдаться. И тут стремно получилось, потому что она-то на все оказалась готова и безо всякой дополнительной оплаты, за те две тысячи, что он в машине дал. А я строго — нет. Ни за какие деньги. Резко отшивала его, по рукам била.
Не думай, что это я теперь в свое оправдание выдумала. Я правда своих довольно строгих нравов не изменила — а что на эскорт этот дурацкий соглашалась, так ведь куда только безденежье несчастное не заведет! Но я не Сонечка Мармеладова, мне семью кормить не требовалось, поэтому держалась как кремень: пошли вы все лесом, папики, я лучше черные корки жевать буду, чем отдаваться без любви.
Но заказчик тогда на катере куражиться начал. Вывел нас со Снежаной на палубу. Заставил капитана бросить якорь. А теперь, кричит, всем купаться! Начал к кэпу приставать: дескать, отвечай мне по форме, да стой по стойке «смирно». Потом нам со Снежаной: раздеваемся и плаваем голышом. А сам переоделся: в плавках оказался и в халате. Значит, у него в уме заранее это купание сидело.
Я заартачилась, сказала, нет, в воду не полезу, и все. А когда Снежана ему прошептала, мол, тыщонку евро мне накинь, и я тебя, как хочешь, ублажу, что в воде, что на суше. Вадим этот вдруг взбеленился. Откуда ни возьмись, достал пистолет, начал потрясать им, угрожать. А когда капитан попытался что-то супротив него сказать, вдруг бац, и стреляет ему прямо в лоб! Снежана визжать начинает — а он и ей в голову!
Тут я понимаю, что клиент шизу поймал, и я точно следующая буду. А стою чуть сзади убийцы на палубе, и в руке у меня «Вдова Клико», которой он нас поил. Тогда я взяла и шарахнула его этой бутылкой по затылку. Он немедленно в воду упал, прямо в Финский залив, метрах в трехстах от берега.
Что было делать? На яхте нас двое осталось. Я и парнишка-матрос, примерно мой ровесник, может, чуть старше. Я его в темноте толком и не разглядела.
Он немедленно швырнул в воду спасательный круг, потом на мостик побежал, стал прожектором темную воду освещать, искать этого Вадима — но ничего не было видно.
Я поднялась в рубку, меня всю трясет, говорю парню: поплыли домой. И он: поплыли. И предлагает: давай тела капитана и подруги твоей в воду скинем. А я ему: не по-людски это будет, да и не скроешь ничего, вон, палуба вся в крови, и нас тоже забрызгало.
Короче, мы вдвоем взяли курс на яхт-клуб. Помылись по пути в душе по очереди — пока он омывался, катер вел автопилот. Не хотелось, чтобы со следами недавнего преступления на одежде нас на суше задержал первый же патруль.
Когда причалили, совсем рассвело. Мы покрыли тела капитана и Снежаны простынями из спальни, чтобы не сразу в глаза бросались.
Юнга ловко зашвартовался, я ему концы бросала на пирс, он на кнехты их накручивал. Охранник на выходе с пирса мирно спал. Мы с матросом прокрались мимо него и, ни о чем не сговорившись, свалили в разные стороны.
Я вернулась в то утро в общагу и снова долго отмывалась в душе. Думала: я убила человека? Серьезно? Пусть защищаясь, и мой удар не был смертельным, он захлебнулся потом, в заливе.
Но было ясно и почти очевидно, что меня найдут. А потом: следствие-суд-приговор. Дадут мне лет пять, как минимум, за убийство по неосторожности, и то, если сумеют доказать адвокаты, что имела место не-умышленность.
Короче, я решила не ждать, как овца, пока за мной придут. И вознамерилась бежать.