Римма.18 лет назад — август 2005 года,Санкт-Петербург
Те часы, которые она провела в Питере после трагедии на яхте, пронеслись словно во сне.
Впоследствии не могла припомнить, в какой последовательности выстраивались события. Что она делала, с кем разговаривала, кого, о чем просила.
Счастье, что на каникулы не уехала одна из ее соседок по комнате в общаге на Опочинина. Злата училась на режиссерском — актеров, режиссеров и сценаристов специально селили вперемешку, чтобы усиливать взаимное творческое воздействие друг на дружку. Как будущий постановщик, ум Златка имела твердый, последовательный и хваткий. Когда взбудораженная Римка прорыдала, что ей надо срочно-пресрочно уехать, возможно, надолго, и взять академ — Златка не стала кудахтать и хлопать крыльями, а быстро составила четкий план и заставила согласно нему беглянку действовать. «Напиши заявление в деканат. Приготовь книги — вернуть в библиотеку. Составь заяву коменданту, что освобождаешь койку. Белье я сдам за тебя сама».
А дальше Римма обнаружила себя на Московском вокзале с дорожной сумкой у касс, где приобретают билеты на день отправления. Ближайший поезд, уходящий из города, был ей хорошо знаком: двести двадцать седьмой, до Новороссийска. С него начиналась любовь к Северной Пальмире. На нем, проходящем мимо Ростова, в плацкарте, они ездили с классом на экскурсию в Питер три года назад. На нем она отправилась сюда с подружкой убедиться в своей любви после десятого класса. На нем прибыла покорять Северную столицу в прошлом году. И вот теперь он, отправлением через полчаса, в двенадцать двадцать три, словно приглашал ее выметаться прочь из любимого и жестокого города, порядки и обычаи которого она столь чудовищно нарушила.
— Мне, пожалуйста, на сегодня один билет до Ростова-на-Дону, — проговорила она в окошко кассы.
Могутная женщина с короткой мужской стрижкой, двумя подбородками и тремя жировыми складками на затылке поюзала компьютер и доложила:
— Есть одно плацкартное, нижнее боковое.
Никакой плацкарт Римму не пугал, именно так она, в целях экономии, всякий раз и путешествовала в своей жизни.
— Давайте.
— Ваш паспорт.
Все утро она стремилась убежать из леденящего гранитного города — но куда и зачем? Подсознательно ей хотелось — несмотря на всю сложность отношений — забраться под крыло папочки и мамочки, забиться, замереть там, спрятаться.
Но сейчас, получив билет на поезд, который отправлялся через двадцать минут, она впервые подумала не бессознательно, а рационально: «Если меня будут искать — а меня будут искать! — и милиция, и приспешники Вадима, которого я, кажется, убила, то они первым делом бросятся к родителям в Ростов. А я вдобавок оставила настолько жирный след: купила на свое имя билет в этот город!»
Но делать нечего. Из Северной Пальмиры в любом случае следовало выметаться.
Поезд оказался заполнен до отказа. Радостные и озабоченные семьи заносили в вагоны чемоданы, заводили туда юных отпрысков. Лето, отпуска, экспресс идет на юг. Через двое суток пути пассажиры, очумевшие от духоты и дороги, высадятся в Новороссийске и растекутся по близлежащим курортным местечкам: Широкой Балке, Анапе, Суджуку, Абрикосовке, Кринице, Джубге, погрузятся в вожделенное Черное море…
Римма села на свое нижнее боковое, сумку под столик засунула. Большое четырехместное купе по правую руку от нее заняло семейство с огромным количеством детей, мал мала меньше. Кроме отца и матери присутствовало юное поколение: парень лет пятнадцати, девочка лет тринадцати и парочка двухлетних близнецов — таковые по правилам РЖД могли путешествовать бесплатно на койках родителей. Вот и поместились они вшестером на четырех местах. Младшие детишки с любопытством поглядывали на Римму; подросток, естественно, зыркнул на нее с вожделением, девочка глядела со смесью ревности и зависти, и только измученные родители, что мать, что отец, восприняли ее словно неодушевленный объект.
Сиденье напротив Риммы пока пустовало. Жаль, что не ей достался этот билет, по терминологии железнодорожников, «верхний боковой». С каким удовольствием она бы опустила сейчас полку, расстелила на ней матрас, залезла и мысленно отгородилась от всего! Но формально верхнее место ей не принадлежало, и оставалось ждать: вдруг явится опаздывающий пассажир.
И тут Римму накрыло. Все события сегодняшней ночи. Все мысли по поводу того, что случилось.
Ей вдруг стало казаться, будто она с разбегу ударилась головой о бетонную стену. Вся ее жизнь, столь интересная и многообещающая, разлетелась на куски и осколки. Вчера она была студенткой престижнейшего вуза культурной столицы. Блестящая карьера маячила перед ней. А сегодня Римма — скрывающийся от правосудия преступник. И она (наверное) никогда больше не вернется ни в институт, ни в Питер, ни на сцену.
Вдобавок она убила человека. Да, то была самозащита. Да, он сам хотел застрелить ее.
Хотя, может, он выжил? Нет, зря она себя успокаивает. Они с матросом искали его на поверхности воды, светили прожектором — и ничего не обнаружили. И она помнит, с каким тяжелым костяным звуком бутылка шампанского ударилась о череп Вадима.
Все эти мысли закружили ее и вылились в настоящую безмолвную истерику. Затем слезы хлынули из глаз. Рыдания сотрясли горло и грудную клетку. Чтобы никто не видел ее рева, девушка рухнула головой на столик и закрылась руками.
Она не знала, сколько продолжался приступ. Но в какой-то момент последние рыдания сотрясли ее тело, она подняла глаза и поняла, что ей стало лучше. Будто вместе со слезами из организма вымылось множество тяжелых дум.
Изменилась и мизансцена вокруг. Во-первых, обильное семейство в четырехместном купе отгородилось от остального вагона простыней, которую развесили с потолка до пола. А во-вторых, прямо напротив нее присел молодой человек лет двадцати шести. С первого же взгляда, сквозь повлажневшие, исплаканные глаза Римме подумалось: «Идиот!» Не в смысле болезни или умственного развития, а совсем наоборот — герой романа Достоевского. Удивительным образом парень оказался похожим, причем одновременно, на одноименного персонажа фильма Пырьева, которого исполнял молодой Юрий Яковлев — и на совсем недавнего героя, сыгранного в сериале Евгением Мироновым. Высокий, чистый лоб, светлые проникновенные глаза, мягкий рот, небольшая бородка. Не спрашивая и ничего не говоря, молодой человек протянул Римме бумажный платок, потом еще и еще один. «Спасибо», — ответила она машинально, а потом сорвалась, вскочила с места и умчалась в туалет.
Умывалась, приводила себя в порядок — и поймала мысль, что хочет не просто восстановить лицо, но и хорошо выглядеть в глазах соседа по мини-купе. Но в плацкарте не забалуешь. Довольно скоро ручку двери задергали, затем злобно застучали. Пришлось из общей комнаты отдохновения выйти и вернуться на свое место. «Идиот» продолжал сидеть напротив, читая серьезную книгу в глухом черном переплете. Глянув на Римму, он протянул ей пластиковую бутылочку с водой:
— Только что купил на вокзале. Не бойтесь, нераспечатанная.
Римма щелкнула крышечкой и сделала три-четыре больших глотка. В этот момент из-за простыни, которой огородилось «большое» купе, вылезли две любопытствующие головенки и стали в четыре глаза рассматривать Римму. Ее спутник сделал им «козу», и они, хихикая, исчезли.
— Знаете, что, — сказал пассажир, обращаясь к девушке, — вода, как мне кажется, вам не особо поможет. Пойдемте покурим?
— Я не курю, — помотала головой Римма, хотя то была не полная правда, — на редких вечеринках или после сложных репетиций она покуривала.
— Да я, если честно, тоже. Только бывают в жизни моменты, когда сигаретка помогает.
Почему-то соседу хотелось доверять. Он, словно добрый волшебник, предугадывал и исполнял ее нужды: платки, потом вода. А вот теперь, после того как он предложил, ей и покурить нестерпимо захотелось.
Она молча встала и пошла по вагону к нерабочему тамбуру. В те времена дымить в поездах дозволялось, в единственном разрешенном месте обычно висела в виде пепельницы использованная консервная банка и вечно толклись курильщики. Но сейчас в сером грохочущем тамбуре оказалось пусто.
Молодой человек предложил ей сигарету, подал огня. Римма закашлялась — давно не курила.
— Ни в коем случае не хочу выспрашивать, что с вами происходит. Лишь замечу, что иногда поделиться своими проблемами с незнакомцем — замечательный способ самоисцелиться. А случайный спутник в поезде — вообще идеальный для этого объект.
— А вы что, психотерапевт? — через силу улыбнулась Римма.
— Не, я по другой части. И с удовольствием расскажу о себе. Зовут меня Паисий Парсунов, лет мне двадцать шесть, скоро двадцать семь. Фамилия странная, да и имечко тоже. Но это потому, что старая, церковная. Прапрадеда моего, Парсунова Евфимия, коммунисты в тридцать пятом году умучили за то, что священником был, а за него приход заступался. И до того все мои предки в церквах да соборах служили, батюшками были. Меня в честь прапрапрадеда назвали Паисием.
— Так вы тоже духовного звания? — улыбнулась Римма. — А курите.
— Я — нет. Может, судьба и Господь меня к этой стезе выдвинут, а может, и нет. После прапрадеда и его гибели у меня вся семья в тридцатые резко светской стала. Время такое настало, советское, служителям культа несладко приходилось. И фамилия по научной среде выдвинулась. Дед у меня ученый, член-корреспондент по отделению математики, мама и отец просто научные работники.
— А вы?
— Я тоже инженер. МАИ окончил. Работаю в подмосковном Калининграде, но его скоро в город Королев переименуют — говорят, вопрос решенный. Тружусь на РКК «Энергия», бывшая королёвская фирма. Как мама и отец. Там же мы и живем, в сем наукограде.
Тут в тамбур с лязгом двери вошли новые курильщики: молодые влюбленные тех же лет, что и Паисий. Видимо, это был их первый совместный отпуск, и они не могли друг от друга оторваться: поглаживали, целовались, выдыхали в рот партнеру сигаретный дым.