И Римма, даже не справляясь об условиях, сказала: «Да».
Последнюю историю, как ко мне впервые пришла Римка, я хорошо помнил.
Но всю подноготную до сих пор не знал. Может быть, к худу. Если б я ее ведал — не случилось бы того, что произошло за последние трое суток. Римка бы не стала бегать ото всех — а если б вдруг стала, я бы знал, где ее искать.
Но почему она сама мне не рассказала?! Ведь мы одно время были так близки с ней! Засыпали и просыпались вместе, делились, как мне казалось, всем! Значит, она мне до конца не доверяла? Чего-то боялась?
Боже, как много в ее жизни оказалось неизвестного! И как много мужчин!
— А этот парень, который к тебе из Питера приехал? С которым ты в Селищах была? Которого на опушке убили? Маруздин? Он тебе кто?
Ты спрашиваешь про Мишеньку?
Мы познакомились с ним в двенадцатом году, на белые ночи, когда я нарушила свой строгий завет и мы с моей подругой Ксенькой все-таки приехали в Питер. Зачем поехала? Дура была. С тобой мы тогда как раз расстались, я в тоске и депрессии пребывала, думала развеяться. Надеялась: та давняя история на яхте давно забыта. Вот там мы с Мишенькой и познакомились. Он меня немного, так сказать, излечил — от любви к тебе, Пашенька, и от злости.
А в последний день, когда мы с Мишкой расставались, он мне и говорит: «А помнишь ту ночь на «Валерии» в две тысячи пятом году? И тех убитых капитана и девчонку? И богатенького мужика, который в воду упал? Так вот, это я там был, в роли матроса. И тебя, Виолетта, долго искал. Но не потому, чтобы заложить и в полицию сдать — очень ты мне тогда понравилась, никак забыть не мог».
Как я его раньше, в самый момент знакомства, не узнала? Допустила до себя? Не убежала от него сразу, как увидела? Не ускакала со всех ног? В том-то и дело, Пашенька, что не определила. На кого-то похожим показался, вроде где-то видела его — но, может, думала, дежавю. Учти, что времени между нашими двумя встречами прошло семь лет. Тогда, на яхте, ему девятнадцать-двадцать было, во второй раз — двадцать семь. И переменился он сильно: в тот раз вахлак, матросик, одно слово — юнга, а с тех пор и в армии послужил, и в тюрьме посидел. Суровый мэн стал.
Вдобавок на яхте в ту ночь темно было. До всего произошедшего я на него вовсе никакого внимания не обращала — кто замечает прислугу, которая столы накрывает! А когда все случилось, стресс мне голову затуманил.
Да что я оправдываюсь!
Короче, не признала я его тогда, в двенадцатом году. А когда он мне глаза открыл — в последний мой день в Питере, испугалась, умчалась в Москву, звонить ему больше не стала и даже свой номер сменила.
А сейчас он меня снова нашел.
С этого все и началось, преследования и убийства.
Павел
Мы с Римкой прибыли в Хауп. Это стародачный поселок на пресловутой Рублевке. Организован был почти одновременно с Переделкино, в тридцатые годы двадцатого века, чтобы пестовать народившуюся советскую элиту. Об этом и его название говорит: времена были такие, когда обожали аббревиатуры. «Х» в слове «Хауп» означало художники, «А» — архитекторы, «У» — ученые, «П» — писатели.
Лет пять назад я расследовал в поселке два убийства[3], произошедшие в семье Кирсановых. По ходу дела пришлось познакомиться с соседкой братьев-богачей, проживавшей с ними забор в забор, — Еленой Сергеевной Одинцовой, соломенной вдовой одного бизнюка, который в то время скрывался за границей.
Спустя год после тех событий она сама ко мне обратилась: помочь с разводом, наиболее выгодные условия выторговать. Не буду рассказывать, что я придумал, чтобы и прекрасный дом Елены Сергеевны целиком и безраздельно ей достался, и немалые средства на содержание она получила — это выходит за пределы моего нынешнего повествования. Главное, что Одинцова оказалась весьма довольна и, когда мы расставались, помимо оговоренного гонорара сказала с чувством: «Пашенька, за мной должок. Готова тебе теперь оказать услугу. В любое время дня и ночи».
Вот я и решил, что для нее настала пора платить по векселям.
Вдобавок хотелось продемонстрировать Римме Анатольевне, какие убежища могу ей предоставлять в случае необходимости я — в противовес избе, полученной ей от Пана. Или — каморки в многодетном доме Паисия.
Сама Елена Сергеевна спала — ничего удивительного, три часа ночи! Но филиппинка, прислуживающая в доме, приняла нас великолепно. Указала место в гараже, куда поставить мою «бэху» — рядом с «Купером» и «Рейнджровером» хозяйки. Тихо спросила меня: «Вам со спутницей отвести единую комнату или две отдельные?» Естественно, я даже представить себе не мог, как после всех Римкиных рассказов улягусь с ней в постель, поэтому ответствовал, что две. Прислуга нам показала два отдельных апартамента: третий этаж, окна в пол, вид на сад и соседский особняк Кирсановых.
Внизу, у фасада образцовского особняка, решенного в стиле хай-тек, плескался двадцатипятиметровый бассейн, и служанка выдала нам по купальному полотенцу: «Вы можете искупаться перед завтраком».
— А во сколько вы завтракаете?
— Вам накроют сразу, как вы выспитесь.
С таким комфортом можно было переходить на нелегальное положение.
Георгий Степанович. Наши дни
Ищите женщину — хороший принцип. И в этом деле его тоже следовало соблюдать.
Друзья из столичного главка предоставили Георгию Степановичу доступ к последним сводкам по городу и области.
И вот что получалось: перестрелка близ деревни Селищи — присутствовала неустановленная женщина.
Нападение на улице Ферсмана — тоже.
А потом вдруг новость: оба этих дела объединили с третьим! Вроде бы на первый взгляд непохожим.
В поселке Горохольцево Московской области на дом некоего Паисия Парсунова, многодетного отца и старосты в местной церкви, напали бандиты. Тот отбился — непонятно как, ведь душегубцев было двое, а он — один, жена его овца, как видно из материалов, и в схватке участия не принимала. Паисий, как он показал на допросе, сам спеленал, стреножил нападавших, вызвал полицию.
А потом, при внимательном изучении, стало понятно, почему и этот случай к двум другим привязали. Бандосы прибыли к дому Парсунова на черной «Ауди А4» с липовыми номерами — аналогичной той, что была засвечена на Ферсмана и у деревеньки Селищи.
Георгий Степанович позвонил своему контакту в МУРе и спросил, как там с операцией «Зонтик»? Проще говоря: пробили ли мобильники, которые светились рядом с местами всех трех происшествий?
— Особо меня интересует одна девчонка, что там крутилась. Она и на Ферсмана болталась в момент перестрелки, и на опушке леса.
Источник ответил, что они работают над этим вопросом и позвонят, как только, так сразу.
Георгию Степановичу вспомнилось, как тогда, в пятом году в Петербурге, он тоже выспрашивал следака-жиртреста, который вел дело: а каковы результаты биллинга? Чьи телефоны оказались в ту ночь все вместе на яхте?
А тот все что-то мычал — хотя, казалось бы, чего определенней, когда расследуется убийство? В ту давнюю пору биллинг как метод сыска начинали применять — и, возможно, тогда он был более действенным, чем нынче: сейчас о нем едва ли не все преступники знают, а в две тысячи пятом многие не ведали.
Но питерский толстяк-следак молчал, и Георгий Степанович принялся искать вторую девчонку сам. Живую. Пока, возможно, живую.
Георгий Степанович.2005 год
Показания одного-единственного свидетеля ничего не значат. Он может врать, выгораживать себя, быть в сговоре с преступником, чего-то не помнить. Что-то — счесть несущественным, а что-то постесняться рассказывать.
Чтобы вышла стереоскопическая картина, нужны хотя бы двое.
Михаил говорил о том, что девки и убитый грузились на катер на пристани на Дворцовой. Надо начать изыскания оттуда.
До эпохи повсеместного внедрения камер видеонаблюдения оставалось еще лет пятнадцать — впрочем, в Питере она, в отличие от Москвы, до сих пор толком не наступила. Приходилось все выяснять лично.
Охранник-дежурный на пристани помнил, как «две гляди» взошли в ту ночь на борт яхты. И мужичок-бизнюк вместе с ними. Помнил, что привез их «мерс» с водителем в белых перчатках, что таскал этот водила на катер сумки и пакеты с бутылками, продуктами и вещами. Как выглядели девки и тот самый главный пассажир, толком не приметил. Номера «мерса» тоже. И еще сказал, что «мильтоны» (его выражение) его не опрашивали — Георгий Степанович в тот момент опять подивился, почему толстый друг-следак совсем мышей не ловит.
«Мерс» и белые перчаточки водилы — это был след. Вряд ли босс станет заставлять собственного персонального шофера так наряжаться. А если контора со стороны сдала лимузин внаем, тогда перчатки уместны: стильно, дорого-богато.
Вдобавок, как показал охранник, авто привезло к пристани заказчика и девок по отдельности. Значит (по всей вероятности), главного пассажира забирали в доме или в офисе. А для того чтобы съездить за ним и вернуться, лимузину понадобилось, по словам дежурного, минут двадцать. Значит, он жил или работал неподалеку.
И девиц тоже можно через шофера установить. Откуда он их забирал? Из какого дома терпимости — или где они там базируются, эти проститутки? Оставалось искать и расспрашивать.
Римма
Она впервые за последние три дня выспалась. А все потому, что здесь, в роскошном доме Одинцовой, рядом с Пашей, почувствовала себя наконец в безопасности.
Наверное, не надо было огород городить: сначала бежать за помощью к Пану, ехать к нему на дачу, потом — к Паисию. Лучше б сразу бросилась к Синичкину.
Но как бы она ему предъявила своего былого возлюбленного, Мишу?
И как тяжело ей было Павлу всю свою судьбу рассказывать — а тому, наверное, слушать.
Вот она и проявила малодушие. Оттянула неизбежное повествование.