В том же доме оказался прописан и ее спутник, сорокалетний Владимир Подолин.
«Значит, — с неудовольствием подумала Римма, хотя ей, казалось бы, и дела не должно быть, — с этим типом Вета изменяла моему Мишеньке. А не успело тело остыть, как они явились сюда, в его квартиру, — зачем? Территорию застолбить? Ценные вещи вынести? Попировать на просторе? Мародеры хреновы».
Синичкин, изрядно напугавший своими наездами Вету и Подолина, проговорил:
— Гражданин Маруздин был убит при невыясненных обстоятельствах, поэтому мы должны получить у вас объяснения, а также осмотреть данное жилье. Подчеркиваю, это НЕ официальный обыск и допрос, мы просто здесь оглядимся, а с вами поговорим… Наташа, начните с кухни, — обратился он к Римме, и она сразу поняла, что ее коллега имеет в виду.
На крохотной пятиметровой кухне остались следы пиршества: засохшие сыр с колбасою и грязные рюмки с бокалами. Спиртные напитки то ли выпиты до капли, то ли предусмотрительно поставлены в холодильник.
В шкафчике и впрямь нашлись банки с молотым кофе. Не так много, как ей помнилось, — всего три. Первая оказалась полна до краев. Римма достала кастрюлю, пересыпала туда кофе. Ничего.
Содержимое второй отправилось туда же. Мишке жгучий напиток больше не пить, а об удобствах Веты и о том, что та подумает, она заботиться не обязана. Но и во второй банке ничего не нашлось.
Неужели Мишка под словами «помнишь кофе у меня» что-то иное имел в виду? Или они его не так поняли и вся эта поездка в Питер, которую Синичкин затеял с ее подачи, окажется никчемной?
Она стала высыпать в кастрюлю содержимое третьей банки. И вот там, внутри сыпучего продукта, что-то звякнуло.
Через секунду Римма вытащила из черного порошка флешку на гигабайт информации. Немедленно спрятала ее в лифчик — мало ли. Пересыпала, как придется, кофе назад по банкам. То, что разлетелось по столу, смахнула в раковину.
Гуцарова со своим «двоюродным братом» явно из бодрящих напитков выбирают более крепкие, но лучше не оставлять следов и не вызывать ненужных вопросов.
Она вернулась в комнату, сделала неуловимый знак Синичкину: мол, нашла!
Тот едва заметно кивнул и проговорил, адресуясь к хозяевам:
— Мы изымаем ноутбук покойного.
— Э-э, — начала Вета, — не имеете права!
Римма неожиданно даже для себя вмешалась с чеканной формулировкой:
— После изучения содержимого компьютера на предмет обнаружения информации, могущей иметь отношение к совершенному преступлению, он будет возвращен законным наследникам. Вы к таковым не относитесь.
Видно было, что граждане Гуцарова и Подолин собирались если не сегодня, то завтра скоммуниздить Мишкин лэптоп и теперь испытывают зверские сожаления, что не успели. Но против Федеральной службы контрразведки в лице Паши и Риммы пойти не посмели.
На прощание Вета вдруг жалобно спросила:
— Скажите, а у меня есть шанс унаследовать имущество и квартиру?
— За справками обращайтесь в юридическую консультацию и к нотариусу, — царственно ответствовал Синичкин.
Павел
Мы вернулись в наше временное жилье на Варшавскую и в нетерпении вставили Мишкину флешку в мой ноутбук. На экране и впрямь появился парень, которого я видел окровавленным и обезображенным в подмосковном лесу близ Селищ.
— Мишка! — всхлипнула Римма и вцепилась коготками мне в руку.
На видео он сидел перед селфи-камерой — видимо, собственного ноутбука — в квартире на Новоизмайловском, в которой мы только что побывали. Во всяком случае, детали интерьера на заднем плане свидетельствовали об этом: полированный секретер, морские узлы под стеклом, политическая карта мира. Парень не был красавчиком, но выглядел чертовски обаятельно, с харизмой, поэтому понятно, почему моя Римма Анатольевна на него запала. Он отклонился назад и начал говорить.
Миша. Из рассказа, записанного на флешке, изъятой из его квартиры на Новоизмайловском проспекте.
— Я не знаю, кто будет смотреть эту запись — вы, Георгий Степанович, или ты, Римка. Но если кто-то из вас ее глядит, значит, меня в живых, скорее всего, больше нет. А может, правда мы все-таки смотрим ее вместе и смеемся над этим моим предположением. Одно могу сказать: то, что я собираюсь рассказать, кое-кому в Питере явно не понравится.
Короче, случилось это на прошлой неделе. Стоял теплый денек, и Вета — это мою нынешнюю женщину так зовут — пристала: поедем позагораем.
Я знаю, что временами надо капризы девчонок исполнять, правда ведь? Не то они тосковать начинают, а потом злиться.
Ну, мы взяли еды навынос, Вете — пивка, я себе энерджайзера. Поехали в Лебяжье. Когда КАД построили, от нас с Новоизмайловского туда на машине стало быстро добираться. Места там и правда высший сорт. А главное, в будни наплыва нет, легко можно припарковаться. Прямо на шоссе, на обочине. А от дороги и сам залив видать. Справа от нее идет такая узкая полоска сосен, за ней песчаный пляж. И море. Загорай не хочу.
В воду там мало кто лазит. Если только совсем на солнце зажарился или справить естественные надобности. Или дети. Очень мелко. Это я для тебя, Римка, рассказываю, Георгий Степанович-то знает.
Народу в тот день на пляже оказалось мало. Хотя погода для загорания идеальная. Солнце и ветерок. Но будни.
Ветка моя дама хозяйственная. Расстелила на песке покрывало. Разложила припасы, пивасик.
А я с собой бинокль взял: пароходы и лодки рассматривать, которые по Маркизовой луже идут и в сторону порта, и, наоборот, в сторону моря.
— Девок будешь разглядывать, — припечатала Ветка.
— Ну и буду, — сказал я ей назло и навел окуляры как раз на берег.
А людей мало, все друг от дружки далеко, вместе не теснятся. Метрах в пятидесяти ближайшие располагаются. Есть и чувихи неплохого качества.
Две из них мне сразу в глаза бросились. Не то что модельной внешности, но эффектные. Одна рыжая, как ты, Римка, вторая — блонда. Я к ним пригляделся через окуляры, и по всем повадочкам, по жестам их понял специфику деятельности, которой они по жизни занимаются. И одеты обе оказались соответственно: не в купальники, как обычные девчонки на пляже, а в боевой прикид — сапоги выше колен, чулки-сеточки, маечки крохотные. Под мачками у обеих ничего, никаких лифчиков. С ними присутствовал мужик, в единственном числе, и вели они себя с ним с ухватками, что положены гражданкам подобной профессии. Мужчина, я в бинокль разглядел, в возрасте, хорошо за пятьдесят, а то и шестьдесят, хоть и крепкий, но весь седой. А им обеим — двадцать плюс. И ведут они себя точь-в-точь как проститутки, когда их только сняли: ржут, филейные части свои напоказ выставляют, дотрагиваются до клиента, по плечу его гладят.
Они вдобавок место заняли не как мы и другие отдыхающие — на полоске песка, у воды, под солнышком, — а в лесочке, под соснами. Если б не мой бинокль, их и вовсе не углядеть было.
Я потом стал думать: наверняка мужик гораздо комфортней мог себе условия для свидания обеспечить — дома или в гостинице. Деньги у него явно без ограничений водились. Но ему, наверно, приключений захотелось. Вспомнил, пожалуй, как в молодости обжимался в парадных или трахал девчонок на взморье или в парке. Короче, они прямо там, под соснами, не особо таясь, устроили картовку со сменой наездников. Все случилось довольно быстро — а потом он девок немедленно отослал, типа, пошли вон, надоели, знать вас не знаю. Ну, они плечами пожали, трусы надели и покорно побрели к шоссе — видимо, было не впервой, когда их грубо отсылают после исполнения.
А сам мужик нацепил плавки и пошел к воде — освежиться после своей карусели.
И вот тут-то, когда он шел к луже мимо нас с Веткой — в бинокль, конечно, не рассматривал, но краем глаза косил, — я его и узнал.
Как? Пока не спрашивай. Когда-нибудь скажу. В другом месте. Но вычислил я его точно. По одной особой примете.
Потом думал: почему он от нее не избавился? И понял: то был как орден. Знак отличия. Рыцарское достоинство.
А он меня, спрашивается, срисовал в тот же самый миг? Вот этого я не знаю. В тот момент был уверен, что нет.
Короче, я тогда, на пляже, принял решение мгновенно. Сказал Ветке: «Сворачиваемся, быстро. Надо проследить за одним чуханом».
Она мою работу понимает и безотказная. Быстренько все с песка прибрала, и мы к машине рванули. Я увидел, как мужик этот искупался, вытерся, оделся — и тоже пошел к своему «Мерседесу».
Короче, мы с Ветой сели ему на хвост. Сказались навыки, которые я у Георгия Степановича получил и не раз тренировал. Да и движение оказалось не скоростным: Приморскую улицу ремонтировали, в городе начались вечерние пробки. Словом, я выследил его. И установил, где он живет: на углу Невского и Марата. Мои родные почти места, я ведь с Черняховского.
Он заехал в свой двор по кодовому ключу с Пушкинской. Я оставил Ветку в машине на улице и пешком побежал за ним. Когда он выискивал во дворе место для парковки, проследил до подъезда. И потом, пока он поднимался на лифте, за ним пробежался и выяснил, какая квартира.
Я потом пробил ее: спасибо, Георгий Степанович, за хорошие уроки. Когда-то, при царе, тот дом был гостиницей, там Макс Волошин останавливался, потом, в советские времена, наделали коммуналок. Потом, когда метро «Маяковская» стали строить и дома эти трещинами пошли, коммуналки расселили и сделали отдельные квартиры для совэлиты. И вот теперь этот чел две советские переоборудовал в одну большую: пятый этаж, шесть, что ли, комнат, широкий вид на обе стороны — на Невский и на Марата. С балкона и Адмиралтейство видать, и Шампур[5] во всей красе.
Через квартиру (и машину, «мерс», на котором он из Лебяжьего ехал) я его пробил, и все сошлось. Зовут его теперь Рыжиков Дмитрий Петрович. Почему «теперь»? Да потому что это тот самый чувак, которого мы с тобой, Римка, на яхте в пятом году кататься на Финку вывозили. Тот, который кэпа грохнул и твою подружку тоже. И которому ты, в свою очередь, во время самообороны по кумполу бутылкой засветила. Тогда его, если помнишь, звали Вадимом — а фамилии мы не спрашивали.