И на Игорька посматривала чаще всех. Пусть в ее личном списке предпочтений он находился на первых ролях — ее пристрастия не разделяли отечественные (и зарубежные) режиссеры. От того, что карьера парня не слишком сложилась, было и досадно, и, с другой стороны, приятно: значит, и она могла в артистическом мире не выстрелить — тем более не петербурженка, никому не нужная провинциалка.
После получения диплома Игорь на три года уехал в Воркутинский театр. Потом вернулся в Питер, попробовался к Додину — его взяли. С тех пор служил в Малом драматическом, но главных ролей у него не было. Играл много, но второстепенных персонажей, типа третьего лесоруба. В полном метре и сериалах тоже не слишком преуспел.
Но Игорь оказался единственным человеком, которого Римма в нынешнем Петербурге хотела бы увидеть.
По Рубинштейна, самой ресторанной улице Питера, девушка дошла до Малого драматического. По обоим тротуарам выставлены были столики, и, несмотря на ранний, дообеденный час, за ними деятельно поглощали блюда, кофе-чай и алкогольные напитки молодые (в основном) пижоны.
Когда-то, в Риммины времена, здесь располагалась одна-единственная кофейня: как раз на углу с Графским переулком, напротив театра и конструктивистского дома «Слеза коммунизма». Кофейня, кажется, звалась «Сан-Марко» и была с буддистским (или испанским?) уклоном — впрочем, чтоб посидеть там, у нее вечно не хватало денег.
У церберши на служебном входе театра девушка спросила: «Карадинский пока не приходил?» Дама смерила ее с головы до ног, сосканировала цветочки — видимо, поклонницы редко беспокоили Карадинского, — и бросила: «Нет! Ждите! Только не здесь, на улице!»
Репетиция должна была скоро начаться, и в служебный подъезд входили новые и новые артисты. Все без исключения, вне зависимости от пола и возраста, оглядывали Римму, как бы призывая ее обратить внимание именно на себя и подарить именно ему/ей этот завалящий букетик.
«А все-таки хорошо, — вдруг подумалось ей, — что я артисткой не стала. Подневольная и несчастная профессия, полностью зависимая от людского одобрения».
И вот наконец появился Игорь. Внутри у Риммы все сжалось. «Узнает? Не узнает? Что скажет?»
Она заступила ему дорогу и протянула букет.
— Спасибо, — хорошо поставленным голосом проговорил Игорек. — Неожиданно.
Он оглядел ее лицо и наконец узнал.
— Наташка! Романовская! Ты! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами!
Игорь за прошедшее время потускнел. Сложная жизнь в искусстве, видать, изъездила. Но то, что без всяких наводящих вопросов распознал ее, фамилию-имя вспомнил, ей понравилось и задало тон дальнейшего разговора. Римма решила говорить сразу и напрямик.
— Прости, Игорь, не могу тебя надолго отвлекать, да и ты спешишь. Но я к тебе за помощью, — тут же, без предисловий обрушила она на него свою беду. — Мне нужно спрятаться. Я реально нахожусь в розыске. Но если с властями и полицией еще можно объясниться, ничего криминального я не совершала, под статьей не хожу, — то с бандитами вряд ли. Можешь дать мне кров над головой? На день-два-три. Я понимаю, что многого прошу, но…
— Спокойно! — прервал ее Карадинский. — Обычная просьба для современного человека. Чо такого: спрятаться на пару дней. Жилье у меня, разумеется, имеется. И я тебе его предоставлю. Только смотри: я сейчас на репетицию бегу. Опаздывать ко Льву Абрамычу, сама понимаешь, нельзя. Поэтому вот тебе ключи. Мы квартиру на двоих с одним коллегой снимаем, но он сейчас на гастролях. Можешь занять его комнату, он не обидится. И запоминай адрес, это здесь недалеко: улица Ломоносова, дом двадцать, парадная пять, квартира ***.
Римма слышала, что актеры стараются снимать жилье неподалеку от театра: чтобы между утренней репетицией и вечерним спектаклем была возможность забежать домой, спокойно пообедать и хотя бы пару часов передохнуть. Если тратить время на дорогу, то получалось бы, что рабочий день у артиста начинается с десяти утра — первой репетиции, и длится до одиннадцати ночи, пока смоют после представления грим. И все на людях, не прилечь-присесть спокойно.
Но то, что она на той же самой улице Ломоносова припарковалась, где Игорек, оказывается, живет, выглядело странной удачей.
— Только я с молодым человеком, — пискнула девушка.
— Хорошо, пусть будет и твой «молодой человек». У меня сегодня спектакля нет, второй репетиции тоже. Приду в три, в четыре, в пять — кто знает? Тогда и расскажешь, в чем провинилась. Только тебе придется сидеть дома, меня дожидаться.
— А машину у тебя во дворе поставить можно?
— Ох, еще и машину! — рассмеялся он. — «Так есть хочется, что переночевать негде!» Вот эта «таблетка» на связке открывает ворота. Ладно, после поговорим. Можешь в качестве благодарности за приют вымыть посуду — там в раковине гора. Ну все, я побежал.
Когда они прощались, Римме почудился легкий запах вчерашнего алкоголя. «Возможно, вот причина пока не задавшейся у Игоречка карьеры», — подумалось ей.
Георгий Степанович
Тимур принял его, как родного.
— Давай, Степаныч, посидим, покушаем, выпьем. Шашлык-машлык, хинкали-шминкали, мукузани-саперави.
Отказываться от гостеприимства нельзя — обида. Убеждать, что пить не может, потому что за рулем — тем более. Да и еда в «Пиале» у Тимура славилась — только не всякий в ресторан удостаивался попасть.
Подали суп пити, шашлык, хинкали. Официантка бесшумно и споро меняла тарелки. Тимур сам подливал красное вино. Задумка его выглядела непритязательной, но действенной: накормить-напоить Георгия Степановича так, чтобы тот выболтал лишку, невольно сказал больше, чем намеревался.
Наконец, когда перешли к зеленому чаю и пахлаве, Тимур поинтересовался:
— Зачем встречаться хотел, Георгий Степанович?
— Помнишь, — лапидарно в тон ему отвечал гость, — дед Ибрагим в две тысячи пятом просил меня одного человечка найти? Живого или мертвого? Он тогда с яхты на заливе в воду упал. Ты еще тогда это дело, по просьбе Ибрагима, курировал.
— Давняя история.
— Тогда пропавшего звали Вадим Ружгин. Ты говорил в ту пору, Тимур, что он вам денег должен.
— Припоминаю что-то.
— А я, представь, его нашел. Сейчас.
Тимур не проронил в ответ ни слова, тяжело молчал. Пришлось Георгию Степановичу продолжать:
— Могу, если надо, выдать его тебе.
И снова долгое молчание.
Опять понадобилось проговаривать самому:
— Но не бесплатно.
И сразу Тимур заулыбался, оживился.
— А интересно! Сколько денег хочешь?
— Подумать надо, мой дорогой Тимур! А сколько ты можешь дать?
— И мне поразмыслить позволь, сколько за того человечка не жалко будет заплатить.
— Вот и хорошо! Подумаем-пораскинем и тогда встретимся снова?
— Договорились.
Из ресторана «Пиала» Георгий Степанович выходил в прекрасном настроении.
Машину по причине алкогольного опьянения придется оставить на стоянке, вызвать, чтобы вернуться домой, лимузин — но обед, а, главное, разговор того стоили.
Павел
Когда мобильные телефоны отключены и у тебя, и у твоего партнера, договориться о встрече становится сложно — в духе шпионских детективов прошлого века.
Я доехал от Электросилы до Владимирки, а там дворами вышел на Рубинштейна.
Мы условились с Римкой: у первой водосточной трубы от угла театра она оставит помадой знак. Если горизонтальный — надо заглянуть в кафе напротив. Если вертикальный — дойти до Невского и спросить в «Марчелисе». А диагональная пометка означала бы, что послание ждет меня в первом заведении по правую руку, как идти в сторону Пяти углов, каким бы оно ни оказалось.
Я шел, ехал и думал, что, несмотря на внешнее спокойствие, мы в цейтноте. Скоро все должно кончиться, и теперь очень многое будет зависеть не от нас с Римкой, а от обстоятельств непреодолимой силы — но как-то надо сделать, чтобы перетянуть их на свою собственную сторону. Кое-какие шаги с утра мне удалось предпринять — но надо было продолжать.
Знак у водосточной трубы был. Горизонтальный. Кафе напротив.
Я зашел в заведение на углу и обратился к бармену:
— Рыженькая девушка мне ничего не оставляла?
Он кивнул.
— Как вас зовут?
— Павел.
Парень протянул мне сложенную записку. В ней рукой Римки значилось: «Паша, приходи!» — и адрес на улице Ломоносова.
Значит, ей удалось войти в доверие к очередному мужчине.
Георгий Степанович
Несколько дней он потратил на изучение контрагента — по открытым источникам. Какие у него бизнесы, сколько денег куда вложено, какие ресурсы свободны. Получалось, что состояние у противника — около ста миллионов, если в долларах считать, конечно.
Значит, тот, в случае нужды, без проблем сможет расстаться с миллионом. И довольно быстро его собрать. Наверняка можно потребовать и пять, и десять — но такие суммы возбудят контрагента поартачиться, побороться. Пять или десять процентов от капитала — выглядит много. А с одним миллионом расстаться легко — если их у тебя имеется сто.
А он, Георгий Степанович, на тот миллион купит домик в Черногории и полностью отойдет от дел. Продаст квартиру с видом на парк Победы, откажется от офиса на Белинского. Переедет на Балканы. Будет ходить на катере и ловить ставриду — или что там, в Черногории, водится.
Никогда не нужно быть излишне жадным — эту заповедь он пронес через всю свою жизнь, и она ему не раз и не два помогала.
Покойный Миша сообщил в своей предсмертной видеозаписке, где у Дмитрия Рыжикова резиденция и там его, значит, можно отыскать: квартира на пятом этаже, на углу Невского и Марата. Правда, по реестрам за Рыжиковым числилась вдобавок дача в Лисьем Носу.
Чтобы понять, где тот обитает сейчас, Георгий Степанович запросил у своих друзей-правоохранителей текущие данные о машине контрагента. Ему сообщили, что в последние дни по вечерам и ночам она как раз-таки проезжала по Невскому от Дворцовой в направлении Марата — а после до утра нигде больше не засвечивалась. Время, когда искомый «мерс» мелькал на Невском, было примерно одним и тем же: 22.30–23.30. Значит, контрагент проживает сейчас в городе. Тут его и надо ловить.