Джо СпейнОна исчезла последней
Незабвенному Томми
Издательство Иностранка®
ПрологКоппе, Финляндия, 1 ноября 2019 года
Сначала добела раскаленная боль.
Нет сил думать. Нет сил сопротивляться.
Ледяная вода парализует все мышцы.
Тело превращается в одну отчаянную мольбу: пусть все скорее закончится.
Вынести это и выжить невозможно.
Но в тот момент, когда ей кажется, что она вот-вот умрет от мучительной рези и жалящего колотья, иглы отступают, сменяясь глубинной болью, поскольку клетки тела пытаются приспособиться к ужасающе низкой температуре.
Поверхность. Нужно выбраться на поверхность. Эта мысль вытесняет все остальное.
Вместо страха, отрицания, непонимания в действие вступает инстинкт самосохранения.
Ноги брыкаются, руки шарят вокруг в поисках той дыры, в которую она свалилась, того пролома во льду.
Вверх, вверх, наконец, голова выныривает из воды, и рот судорожно глотает воздух.
Кислород, внезапно хлынувший в легкие, вызывает выплеск адреналина, и теперь она знает, что делать.
Раз. Перебороть изнурительную дрожь, которая может снова загнать ее под воду.
Два. Выбраться из воды и выползти на лед.
Три. Доползти до твердой земли.
Ей повезло; это стремление прочно зафиксировалось в глубинах мозга.
Некоторые, оказавшись в ледяной ловушке, так и не находят выхода. Последнее, что они видят, – пелена непроницаемого льда, проблеск света на другой стороне. Но она это уже проходила. По крайней мере, у нее есть шанс.
Рука выбрасывается на замерзшую поверхность, туда, где лед не растрескался, и растопыривается пальцами, как страховочный якорь.
Она видит фигуру и помнит, кто это. Зовет на помощь. Во всяком случае, так ей кажется. Рот открывается, но звука нет. А сказать нужно так много.
«Ты ошибаешься. Это не имеет значения. Я никому не скажу».
Человек просто наблюдает. Не пытается прийти на помощь. И потом просто уходит.
Женщина в озере видит малиновые брызги на белом снегу, покрывающем лед, на толстом слое снега, который и заманил ее на самую тонкую, самую опасную часть озерного льда. Красное на белом фоне мучительно красиво, и она почти забывает, что ведь это ее кровь пролилась там. Что рваный след, тянущийся к разбитому льду, остался, должно быть, после того, как она пыталась убежать в безопасное место, а из открытой раны текла кровь.
Ее рука тянется и скользит, тянется и скользит, но ухватиться не за что.
Женщина пытается кричать, но ничего не получается. Стук в голове и колотье ледяной воды украли ее голос.
Да и кто здесь услышит?
Она одна, в западне замерзшего озера, а на мили вокруг лишь березы, лесные звери да сплошное белое безмолвие.
Она не идеальна. Она делала много глупостей. Совершила немало поступков, о которых сожалеет.
Но такого она не заслуживает.
Не предвидела даже в самых жутких кошмарах.
Еще очень со многими хотелось бы поговорить в последний раз. И очень многим сказать, как она их любит, хоть и скупилась на ласковые слова.
Она еще думает, что все будет хорошо. Ведь не может не быть. Не с такими молодыми. Она не может вот так просто умереть. Кто-нибудь найдет ее и спасет.
Тело начинает неметь. Сознание уплывает. Скребущая рука замирает.
Последнее, что она видит перед тем, как ее поглотит ледяная вода, – новый снегопад.
Он завораживает своей красотой.
Нежные, ласковые кристаллики падают ей на лицо. Падают… падают.
И падают.
Лондон, Англия, середина декабря 2019 года
– Твоя первая ошибка, Александр, заключалась в том, что на обед ты повел их в мясной ресторан. Этим ублюдкам не нужны стейк и эль, даже если в вашем хипстерском заведении чипсы подают в алюминиевой корзинке, а стол сделан из переработанного дерева, выросшего в лондонском Тауэре. Им нужен обед в стиле Людовика XIV: портвейн за 400 фунтов бутылка, садовые овсянки [1], которых едят, накрывшись белой салфеткой, ромовая баба, пропитанная арманьяком.
Тут Чарли замолкает, чтобы проглотить горку осетровой икры и запить ее хорошим глотком «Скримин-Игл» [2]. Молчит и Алекс.
– К счастью для тебя, менеджер проекта позвонил мне. И я повел их в Коннахт на «ужин с поваром». Гробаный стейк. Впрочем, ты же дилетант. А мы хотим, чтобы, получив контракт, они остались с нами. Ведь лоббисты им будут нужны круглый год.
Чарли с такой силой хлопает Алекса по спине, что наверняка выбил бы из него то, чем он подавился – если бы он, конечно, подавился.
– Грёбаный стейк, Чарли, – тихо поправляет Алекс. – Грёбаный, «ё», а не «о».
– А я так и сказал.
– И это был выдержанный стейк на косточке.
– Несвежий стейк. Твою ж мать.
– Для Кэссиди будет большой удачей получить этот контракт, Чарли, – говорит Алекс. – Я бросил на это все силы, но правительство еще не решило, что делать с портами, и не может позволить себе технологии, которые эти ребята хотят продать.
– Ну, ведь что-то делать все равно придется, дабы не пускать нищебродов. Такова воля народа. А премьер-министр должен объявить, как будет работать таможня после Брекзита. И тогда почему бы не Кэссиди? Бесконтактный таможенный контроль – это же мечта. Эти братья просто чертовы гении какие-то.
– Думаю, бюджета премьер-министра хватит только на картонные вывески и черные маркеры, – возражает Алекс.
– Значит, нужно больше смазки, ты, непонятливый засранец, – огрызается Чарли и резко встает, чтобы найти Серену, администратора.
Алекс выливает остатки вина себе в бокал и осматривает коллег по работе – сто двадцать человек, собравшихся в большом, тускло освещенном подвальном помещении «Смоковницы». Это ежегодная рождественская вечеринка «Томпсон, Мэйл энд Синклер», или TM&S, для тех, кто не хочет лишний раз утруждаться. Единственная уступка, которую в безупречно выдержанном в национальном стиле ливанском ресторане сделали Рождеству, – центральное украшение столов: простые белые свечи, обвитые замысловатыми ягодными гирляндами. В зале по-прежнему пахнет экзотическим ароматом цеструма, или ночного жасмина; изысканно украшенные медные вазы-амфоры уютно устроились под традиционными арками, а пышные растения, скрывающиеся в углах, напоминают о лете в обрамленных кедрами садах.
Организатор мероприятия выбрал «Смоковницу» исключительно из-за популярности, а вовсе не ради праздничной атмосферы.
Вот же «гробаное» Рождество, думает Алекс.
Начиная работать в здании эпохи Регентства, где размещается TM&S, он полагал, что будет единственным, кто не прошел через Итон или Бейллиол [3]. И главным образом потому, что в офисе все говорили одинаково уныло растягивая слова, как это принято в высших классах. Он ошибся.
Взять хотя бы Кристиана в отделе контроля – парень из семьи рабочих из Лидса. А Аннабель из бухгалтерии выросла в заурядном пригороде Ньюкасла для среднего класса. Невелика разница с Эппл-Дейлом, деревней, где вырос Алекс. Однако Кристиан и Аннабель избавились даже от малейшей северной напевности в речи. В отличие от Алекса, над которым до сих пор безжалостно издеваются из-за его выговора. Его и прозвали «Нержавейкой» – в честь дара, который Йоркшир преподнес всему индустриальному миру, и потому, что Алекс не слишком эмоционален.
Чарли Миллс появился на свет в рабочей семье, обитавшей в многоквартирном доме лондонского Ист-Энда. Но умение, подобно хамелеону, приспособиться к любым условиям отлично служит и Чарли, и Кристиану, и Аннабель в деле, которым занимаются все трое.
В лоббировании.
В великом умении притворяться, будто знаешь все, чтобы убедить других, которые тоже только притворяются, будто знают, что делают, в том, что твой вариант – лучший.
Алекс отличный лоббист, ему и говор незачем подделывать. Он просто подделывает все остальное. Его сестра Вики однажды сказала, что он живое воплощение Дона Дрейпера из «Безумцев» [4].
Вики всегда умудрялась безошибочно формулировать самые тайные страхи Алекса.
В прошлом месяце Алекс работал в команде, пробивавшей контракт для частной страховой компании. Их работа заключалась в подтасовке кое-каких цифр, дабы убедить высокопоставленных чиновников в Министерстве здравоохранения, что койки в государственных больницах обходятся дороже, чем в частных.
Алекс, сын почтальона и учительницы сельской школы, провел презентацию гладко. И лишь он один видел, как с каждым словом из его тела утекает душа.
Сделку с дьяволом подписали, когда представители департамента, небрежно проглядев цифры, заявили, что искали именно такую статистику, дабы обосновать новое направление внутренней политики.
Потом будущие партнеры дружно пересмеивались и чокались чашками с кофе, которые развозили работники на минимальной зарплате.
Чарли возвращается с бутылкой еще более дорогого вина.
Хотя Алекс и не разделяет его склонности к мотовству, они с Чарли по-прежнему остаются лучшими друзьями. Он интересный человек. Первые шесть лет жизни Чарли провел с четырьмя братьями и сестрами в крошечной муниципальной квартирке, где семеро членов семьи теснились в трех крохотных спальнях. Его отец, человек предприимчивый в духе Дэла Боя [5] и Алана Шугара [6], сумел пройти путь сначала от водителя городского автобуса до водителя междугородного, а затем от владельца автобуса до владельца автобусного парка. Именно доходы отцовской колесной империи позволили Чарли поступить в дублинский Тринити-колледж, попасть в который было гораздо проще, чем в престижные английские университеты, но который все же слыл достаточно элитарным, чтобы рекрутеры из TM