– Напомни дать тебе мой новый рецепт глёга [12], – говорит Карла. – В Сочельник попробуете. Вам понравится еще больше, можешь мне поверить. Надо полагать, после ты пойдешь с нами на кладбище? Надо поставить новые свечи на могилу Муммо.
Кайя нерешительно кивает. В этом году она планирует почтить традицию с Миикой и пойти с ним на могилы его родителей, чтобы ему не пришлось идти одному. И уже запланировала особый ужин. Жаркое из свинины, запеченный картофель, морковная запеканка и пюре из брюквы. Она не придет к родителям в Сочельник, но сообщать им об этом пока не хочет.
– Итак, голубушка, – продолжает мать. – Расскажи, что у тебя новенького? Как дела в баре?
Она наливает Кайе кофе и придвигает стул к кухонному столу. Рядом с Кайей стоит тарелка с печеньем, но она не может заставить себя его съесть. Аппетит у нее дико скачет между желанием съесть все и абсолютной неспособностью воспринять даже мысль о еде, не говоря уже о самой еде.
Карла придвигает тарелку, и Кайя неохотно берет печенье. Откусывает уголком рта, дабы порадовать мать, и старается, чтоб не стошнило, когда на языке начинает ощущаться вкус.
– Да ничего особо новенького, – говорит Кайя, решив, что лучше говорить, чем есть. – Он занят приближающимся Рождеством. Похоже, в этом году туристов больше.
– Их год от года все больше, – замечает Карла. – А зарплату вам повысили? Если работы стало больше, так и денег вы должны получать больше, разве нет?
– Мне и так много платят, мам.
– Пф-ф-ф.
Карла наклоняется и убирает Кайе волосы с лица. Всю жизнь ей твердили, как они с матерью похожи. Старшие родичи, завидев Кайю, каждый раз притворяются, будто глазам своим не верят, а потом с преувеличенным удивлением восклицают: «О, это ты, а мы думали, твоя мама!» Порой Кайе даже страшно, что мама забывает: Кайя уже отдельная личность. Вечно с ней нянчится, советует, как следует поступать, что говорить, с кем общаться. Никогда не позволяла Кайе жить своим умом. Отродясь.
«Расскажи, что у тебя новенького» – это всегда такой подходец, уловка для последующего «а я тут же найду, в чем тебя поправить и наставить на путь истинный».
– Тебе нужно зарабатывать больше, чтобы начать откладывать, – советует Карла. Кайя вздыхает.
– Зачем мне откладывать, мама? В этом году Миика продал много мяса.
Мать задумчиво смотрит вдаль.
– Знаешь, а я всегда ненавидела оленей, – вдруг произносит она.
– Что? – Кайя чуть не захлебнулась от смеха.
– Эти большие глупые глаза и дурацкие рога. Никогда не понимала, почему мы просто не оставили всю эту дурь саамам. Нам они уже не нужны. Любое мясо можно купить в супермаркете, а последнюю пару хороших зимних сапог я приобрела в спортивном магазине.
– Мама!
Кайя удивленно качает головой. Скрытый расизм матери ее не удивляет. Едва начав что-то соображать, Кайя уже понимала: когда дело касается саамов и несаамов, есть мы и они. В Миике, например, течет саамская кровь. От дедушки. Это одна из причин, по которой родители никогда его не любили. И вспышка матери, скорее, связана именно с этим, а не с оленями. Ненавидеть оленей, честно говоря, в этих краях граничит с кощунством.
– А я считаю их глаза красивыми, – возражает Кайя, но мать уже пренебрежительно качает головой.
– В любом случае, – настаивает Карла, – нужно прикопить денег, понадобятся, когда уйдешь от него.
Кайя непонимающе смотрит на мать.
– Ой, да ладно, – хмыкает Карла. – Ты же собираешься уйти, разве не так? Никто тебя не осудит, Кайя. Мы все видели следы синяков, которые, как тебе кажется, ты умело прячешь.
– Мама, – шепчет Кайя. – Я не хочу об этом говорить.
– Я даже не могу поговорить о муже собственной дочери? – Мать с отвращением морщит нос. – Если ты со мной не можешь это обсудить, то с кем тогда, Кайя? Я знаю, что подруг у тебя нет. И не было никогда, а муж не позволяет тебе с кем-то общаться. Он, как только смог, затащил тебя на эту гору…
– У него умер отец. И нам пришлось самим заниматься фермой.
Карла открывает рот, чтобы заговорить, но Кайя берет ее за руку.
– Стало лучше, – говорит Кайя. – В самом деле. Он очень хорошо ко мне относится. Просто несколько раз терял самообладание. Он много работает и…
– Если мужчина ударил тебя один раз, Кайя, то ударит снова.
– По собственному опыту знаешь?
Кайя тут же сожалеет о своих словах. И опускает глаза. Они с матерью никогда не говорят о вспышках гнева отца. В любом случае теперь это случается редко. Сейчас, когда пенсия уже близко, на работе нет такого напряжения. Наверное, папа уже много лет не поднимал руку на маму.
Винит ли Кайя мать в своем извращенном представлении об отношениях между супругами? Какая из знакомых Кайе женщин осталась бы с мужем, получив от него первую зуботычину?
Но не все ведь так просто, правда же? Именно это Кайя себе и говорит. Может, она и выросла в девяностые, слушала поп-музыку и смотрела американские фильмы, но Коппе-то все еще маленький городок. Пустынное место. И выбор мужчин здесь невелик.
Мать, словно читая ее мысли, берет Кайю за руку.
– Делай как я говорю, а не как я поступаю, дитя, – говорит она. – Тебе не нужно повторять мою жизнь.
– Нет, – мягко возражает Кайя. – Здесь другое.
– Тогда почему ты похожа на смерть? Посмотри на свои щеки. Ни грамма румянца. Я знаю, Кайя, обычно ты витаешь в облаках, но иногда тебе приходится спускаться на землю и мириться с реальностью.
Кайя сглатывает. Она действительно выглядит изможденной. Сегодня она почти не ела, а прошлой ночью почему-то не могла уснуть. Бессонница на фоне утренней тошноты. Это истощает. Но матери она пока сказать не может.
В новом расписании Кайе слишком рано испытывать утреннюю тошноту.
– У меня просто насморк, мама, – говорит она. – Клянусь, Миика уже несколько месяцев не поднимал на меня руки.
Карла ей не верит.
Но кивает и улыбается.
Потому что Карла, как и Кайя, знает, что, когда женщина приняла решение, его уже не изменить.
Даже если это приведет ее к смерти.
Коппе, 2019 год
Патрик принес Агате и детям фрикадельки и черничный пирог. Он стоит над Агатой, пока она разогревает на плите соус для фрикаделек. Следит, чтобы она не сожгла его даже на этом смехотворно простом этапе, и одновременно велит детям накрыть на стол. Эмилия, Олави и Онни всегда выполняют распоряжения Патрика беспрекословно. Агату это не удивляет. Пусть он больше не начальник, но голос у него все еще начальственный.
– Я подумал, что вы, ребята, заслужили хоть один приличный домашний обед, а не очередной магазинный, невесть кем и где приготовленный, – говорит он.
– Ты же приносил на днях им пиццу, – кричит Агата, защищаясь.
– Да, в ночь угощений.
– А сегодня утром я кормила их вполне домашним завтраком.
– Мама, ты давала нам хлопья, – уточняет Эмилия.
– Но с деревенским молоком, – возражает Агата.
Патрик выпроваживает детей из кухни, предварительно подсунув Эмилии двадцатку. На ужин он не останется. У него романтическое свидание. Агата знает, что он обхаживает Сесилию, которая управляет рестораном в «Лодже» и в прошлом году овдовела. Сесилии сейчас за шестьдесят, но это все еще красивая крупная женщина. Много лет назад ее не раз выбирали королевой на празднике морошки, причем не только на местном, но и на общенациональном уровне. О чем Сесилия очень любит всем напоминать.
– Ну, – говорит Патрик, когда кухня пустеет. – Выкладывай.
Агата попросила его зайти сегодня вечером. Он понял: что-то случилось.
– Олави говорит, что видел Луку.
Патрик выпрямляется.
– Я думал, ты хочешь поговорить о Ласси.
Агата закатывает глаза.
– О господи, неужели он нажаловался тебе, что я задала ему несколько вопросов? Он когда-нибудь смирится с тем, что ты ушел на пенсию, а босс теперь я?
Патрик прислоняется к кухонной стойке, прислушиваясь, не идет ли кто из детей по коридору.
– Забудь ты про него. Удивительно, как ты сегодня смогла хоть на чем-то сосредоточиться.
– Работа-то никуда не денется.
– Вроде бы Луку никто не видел, во всяком случае, мне не сообщали, – размышляет Патрик, качая головой. – Ну, разве только кто-то из таких же пакостников по городу слонялся… Но ты в безопасности, помнишь? Что бы ни случилось.
– Я беспокоюсь не о себе, – говорит Агата. Она смотрит на кухонный стол и четыре прибора. Когда-то их было пять.
Теперь пятым наполнены ее кошмары.
– Если Лука вернется, я узнаю, – говорит Патрик.
– Спасибо тебе. За все.
– Тебе не за что меня благодарить.
Он помогает ей приготовить ужин, а затем уходит, ободряюще похлопав по плечу.
Вваливаются дети, и мальчики отвлекают Агату, начиная ссориться из-за того, кому досталось больше еды.
От такого простого обмена простыми эмоциями Агате становится немного лучше.
Она так долго умалчивала о Луке, о том, как было тяжело и как плохо ей удавалось справляться. Теперь Агата знает, что молчание – это сила. Патрик поможет, думает она. Патрик нас защитит. Да и весь город присоединится.
Дети уминают порцию фрикаделек, потом берут добавку, а Агата продолжает гонять по тарелке парочку мясных шариков, отковыряв всего несколько кусочков. Берет маленький ломтик пирога – все, что осталось после того, как на него набросились дети, – но не может съесть ни крошки. На самом деле она считает секунды, дожидаясь, когда дети разойдутся по своим комнатам, а она сможет налить себе большой бокал вина и попытаться расслабиться.
Свое желание Агата исполняет в полдевятого и плюхается в кресло в гостиной, положив дело Вики Эванс на колени. Двое полицейских, присланных из близлежащего города Селланиеми, весь день помогали с опросами в городе, и теперь Агата изучает полученные показания.
Объехать сам город, даже стучась в каждую дверь, куда легче, чем его окрестности, где от одного дома до другого можно добираться целый час.