Именно так увещевает себя Агата, роясь в шкафчике рядом с кухонным столом, пока закипает чайник.
Перед ней фотография Кайи. Агата смутно помнит, как однажды видела ее в городе. Кайя тогда показалась ей такой взрослой и шикарной… Агата смотрела на нее, как обычно мелкота пялится на девушек постарше, воображая, что жизнь у тех намного свободнее и лучше.
Агата откладывает фотографию. Открывает ящик.
Она особо ничего не ищет.
Просто ничего не может с собой поделать. Просто… любопытствует.
Она выдвигает верхний ящик; там нет ничего существенного – горсть старых купюр, ножницы и рулетка, несколько булавок. В следующем ящике тоже всякий хлам. Но когда она пытается его закрыть, он цепляется за что-то в нижнем ящике.
Агате приходится несколько раз встряхивать оба ящика, и в конце концов с помощью грубой силы удается задвинуть средний ящик, вытащив нижний.
Что-то бросается в глаза, и одновременно что-то улавливает ухо.
Агата резко выпрямляется, сердце начинает частить. Меньше всего ей нужно, чтобы Миика вошел сюда и увидел, как она копается в его кухонных ящиках.
Женщина слышит снаружи хруст шагов по снегу и отчаянно пытается закрыть нижний ящик, но он снова застревает, и Агата начинает паниковать. Может быть, если просто встать перед ним, не будет заметно, как он торчит? Если Миика не посмотрит вниз. Можно отвлечь его разговором.
Агата обдумывает варианты, когда дверь открывается и входит Лука, темные волосы распущены по большому белому пуховику, глаза блестят.
У Агаты отвисает челюсть.
И на ум сразу приходит горячая сковородка.
– Ты откуда здесь? – испуганно выдыхает она.
– А, проследила за тобой, – говорит Лука с легким смешком, как о чем-то само собой разумеющемся.
Кровь отливает от лица Агаты.
Она же перед Миикой заезжала к Бекки.
Заезжала к Бекки… и сама привела Луку прямо к ним.
Нужно добраться до детей. Агата делает шаг к двери, но Лука преграждает ей путь.
– О, ради бога, я же ездила за тобой к Бекки, – говорит Лука. – К детям не подходила, успокойся. В окно видела. И сразу поехала за тобой сюда. Послушай. Мне нужно поговорить только с тобой. Если бы я хотела увидеться с детьми, то дождалась бы, пока ты уедешь. И увиделась бы с ними, если б хотела.
Агата не знает, что делать. Рвануть мимо сестры и обойти ее? Или выслушать ее?
Ей хочется выбежать из дома, однако ведь Лука и в самом деле приехала сразу за ней, то есть вполне может говорить правду. Этого Агата совсем не ожидала.
Тем не менее это не значит, что и в следующий раз сестрица тоже оставит детей в покое, тем более зная, где они.
– Ну у тебя и физиономия, – снова смеется Лука.
– Стой! – кричит Агата. – Просто остановись, черт возьми. И скажи, чего ты хочешь. Еще раз я этого не допущу, Лука. Скажи мне, зачем ты сюда нагрянула, а потом уходи и больше никогда здесь не появляйся.
– А то что?
Сердце у Агаты замирает.
Лука всегда так говорила. А то что. Она всегда хотела знать, как далеко ты способен зайти. Как далеко тебя можно завести.
Лука относилась к людям так, словно все они были ничего не подозревающими объектами какого-то ее антропологического эксперимента.
Агата пристально всматривается в сестру, пытаясь предугадать, как все пойдет дальше, но тут лицо Луки меняется.
Огонь в нем гаснет, и Лука выглядит просто усталой.
– Да черт дери, – говорит она. – Послушай, я знаю, ты мне не поверишь, но все равно скажу. Я больше не сумасшедшая. Ну, типа ею и не была, но, да, знаю. Было время, отжигала.
К фигам болтологию, думает Агата.
Она бросается на Луку, пытается ее оттолкнуть, но та сильнее, чем кажется. Она способна выдержать напор сестры.
– Послушай же меня, Агата! – кричит она. – Я принимаю лекарства. Те, что доктор прописал. Врачи считают, что у меня биполярное расстройство. И они правы, Агата.
Агата отступает и смотрит на Луку.
Лука никогда не признавала, что нездорова. Каждый раз, когда ей нужно было идти к врачу или принимать лекарство, она яростно артачилась.
– Ты шутишь? – восклицает Агата. – Приехала, чтобы именно сейчас мне это сказать? После стольких лет? Я знаю, что у тебя расстройство, Лука. И знала всю нашу чертову жизнь. Просто не знала, что оно называется биполярным.
Лука поднимает вверх руки и смеется. Но сразу серьезнеет.
– Я уже два года как забыла даже запах спиртного, и никакой наркоты. Иначе просто нельзя – я же на таблетках сижу. Приходится держаться, судебные предписания и все такое. Но… Агата, я совсем не хочу разрушать жизнь детей. И знаю, что с тобой им будет безопаснее.
– Тогда зачем ты явилась?
– Твое сообщение! Оно меня напугало. У тебя был расстроенный голос. А потом, когда я перезвонила в полицейский участок, трубку взяла Эмилия. С чего бы ей вдруг там оказаться, вот я и подумала, что что-то случилось. У меня же нет ни твоего телефона, ни электронного адреса… ни позвонить, ни написать… вот и пришлось приехать самой и убедиться, что с тобой и детьми все в порядке.
Лука выпаливает все это на одном дыхании.
И слова ее звучат почти убедительно.
– Олави видел тебя на прошлой неделе, и не смей говорить мне, что он соврал, – говорит Агата. – Ты болталась возле школы.
– О господи, мать твою! – восклицает Лука. – Мне бы и в голову не пришло называть его врунишкой, Агата, но я и рядом не была с его школой! Каким образом? Я не бывала в Коппе много лет. Во что я была одета? Олави сказал, что я разговаривала с ним?
Агата пытается все это переварить.
Действительно, почему Лука не заговорила с Олави? Раньше она никогда до такой степени не владела собой. Просто посмотреть на детей – это было не по ней… Подойти, стиснуть в слишком крепких объятиях, покрыть поцелуями. Осыпать нежеланной любовью, как будто все прекрасно, и это не у нее настроение может измениться в мгновение ока, и это не она была женщиной из их кошмаров.
Лука снова смеется, и ее смех раздражает.
– О боже! – восклицает Лука. – Да ведь он тебя видел, Агата. Разве это не очевидно? Мы же, твою мать, близнецы!
Агата моргает.
Не может быть! Вот ведь дура! Она мысленно возвращается в тот день.
Тогда Агата действительно проходила мимо школы. Была слишком занята и даже не остановилась, не обернулась, чтобы поздороваться. Просто кинула взгляд.
А Олави-то ждал, что Агата поздоровается. Значит, мальчик ее увидел, она на него посмотрела, но не помахала и не крикнула… неужели он решил, что это мать?
Неужели Агата сама вызвала Луку сюда из-за детской оплошности?
Пока все это проносится в голове Агаты, Лука продолжает говорить.
– Я помню, что делала с детьми, Агата. И знаю, что облажалась. Им и в самом деле с тобой лучше…
Лука замолкает. Агата смотрит на нее. Просто смотрит. И слышит. У сестры совсем другой голос.
Он… настоящий. Искренний.
– Я знаю, как они меня боятся, – произносит Лука, понурившись. – Помню… Помню, как они тогда плакали в машине. Поверь, Агги, у меня и в мыслях не было причинять им такую боль. Я дала себе слово. И держу его. Я всего лишь человек, но единственное, черт возьми, хорошее, что я сделала – дала детям шанс радоваться жизни с тобой. Хоть так, да?
Из глаз Луки текут слезы. Хотя Агата понимает, что они наполовину предназначены отсутствующим детям, а наполовину самой Луке, но все равно удивляется, чувствуя, что они искренние.
Агата и хотела бы поговорить с сестрой по душам, это совершенно естественно. И в то же время знает, что не будет. Связь между ними давно разорвана. И ее не восстановить. Агата никогда больше не сможет воспринимать Луку как родную сестру, сейчас надо думать о детях.
Шагая в дальний конец комнаты, Агата голенью ударяется об открытый ящик. Смотрит вниз, и взгляд за что-то цепляется. Вокруг тихо.
Теперь понятно, что мешало ящику закрыться.
Агата наклоняется и достает небольшой альбом.
Проводит пальцами по кожаному переплёту.
– Агата, какого хрена ты вообще здесь делаешь? Что мы, как дети, устроили тут встречу втайне от всех? Разве Миика, этот женоубийца, не живет здесь по-прежнему?
Агата не отвечает. Открывает альбом и принимается листать страницы, рисунок за рисунком.
Она забрала его, размышляет Агата. Так написано в деле. Всегда носила его с собой.
После исчезновения Кайи дом обыскивали. Агата это знает и помнит, как в городе об этом все говорили. Да и в материалах дела остался протокол.
Пальцы перелистывают страницы, Агата обдумывает, но вдруг один рисунок привлекает внимание, и она возвращается.
Это набросок мужчины, лежащего на боку. В постели. Обнаженного.
Агата закрывает рот рукой.
– Агата? Что это?
– Нам нельзя здесь оставаться, – ошарашенно произносит Агата.
– Что? Агата, что происходит?
Агата собирается ответить, когда слышит снаружи снегоход.
Ее машина стоит перед домом, да и Лука, скорее всего, припарковалась рядом. Если выйти сейчас, придется вести себя как можно естественнее. Она сможет? А Лука?
Этот человек гораздо умнее, чем она думала. И явно умеет видеть людей насквозь. И манипулировать ими.
Нет, рисковать нельзя. Она не сможет убедительно притвориться, что не нашла этот альбом с рисунками.
Попробовать выскользнуть через заднюю дверь, а когда он войдет в дом, стрелой промчаться мимо передней, сесть в машину Агаты и уехать.
Агата смотрит прямо на Луку.
– Значит, говоришь, ты больше не чокнутая?
Лука хмурится.
– А вот сейчас мне нужно, чтобы ты повела себя именно как чокнутая на всю голову.
Коппе, 1998 год
Возвращаясь с утренней прогулки с собаками, Кайя надеется застать Миику в оленьем загоне. Он действительно там, кормит своих любимых животных, разбрасывает лишайник, проверяет их мех.
Она будет скучать по этим животным. Но они больше ничего для нее не значат. Пусть составляют компанию Миике. Ее глупый муж и его глупые олени. А собак он, скорее всего, поубивает. Не станет с ними возиться, если рядом не будет Кайи, которая бы их кормила и присматривала за ними.