– Парень? – вдруг спрашивает отец.
– Бывший парень, – тихо поправляю я, выключая звук на телефоне.
– Поссорились?
Вскидываю подбородок, челюсть сводит от напряжения:
– Расстались.
– Мне жаль.
Качаю головой, печально усмехаясь. Как ему может быть жаль, если он даже имени его не знает?
– Будут и другие, милая.
– Что же ты другую не нашел?
Он удрученно кивает, а я поднимаю взгляд в потолок. Мне так много хочется сказать ему. Так много, что не могу выдавить и слова. Кровь закипает, мысли путаются в злобном вихре из обид и нетерпения.
– Катя, мне бы очень хотелось все исправить. Да, у вас с мамой были разногласия, но вы могли бы попробовать еще раз. Помириться и наладить отношения. Твоя мама к этому готова, она…
Резко опускаю голову, нахмурившись:
– Чтобы помириться, нужно сначала подружиться, а после поссориться, а мы с ней всегда были на ножах. Всегда, понимаешь?!
– Но это неправда.
Его безобидный тон и непонимающий взгляд рушат барьеры разумности. Он снова это делает. Снова безоговорочно принимает позицию матери и пытается внушить мне, что это я не права.
– Да откуда тебе знать?! – гневно выпаливаю я. – Тебя же никогда не было! Ты и не видел, что происходило дома, не присутствовал! Закрывал глаза на все ее беспричинные наказания, ничего не предпринимал, а даже если и пытался, то переходил на ее сторону, стоило только стукнуть каблуком! Даже за тот год, что мы жили вдвоем, ты не попытался хотя бы узнать меня, выслушать мою версию и понять, в каком аду я жила все это время. Ты… ты просто…
– Плохой отец? – с разрывающей сердце печалью спрашивает он.
Упираюсь локтем в стол и закрываю ладонью рот, потому что ловлю себя в облике матери. Мы обе на него давим, обе играем в перетягивание каната, но я этого больше не хочу. Уже и так ясно, за какую команду он играет. Я устала бороться за его внимание, в этом нет никакого смысла.
– Я не игрушка и не ваша собственность, – говорю ровным тоном, скрываясь в толстом коконе отрешения. – Вы, как родители, несли за меня ответственность, но теперь я выросла и сама могу это делать. Знаю, что ты больше не будешь меня обеспечивать, и я готова к этому. Готова в очередной раз быть брошенной, потому что ты себе даже не представляешь, что я чувствую, когда просто слышу ее голос.
– Ты так говоришь, будто она монстр какой-то.
– Для меня да, – отрезаю я решительно.
Взгляд отца с беспокойством мечется по моему лицу. Не отворачиваюсь и держу спину прямо, не собираясь ничего скрывать.
– Катя…
– Ты сбегал. Все время. На работу, в командировки, искал любые причины, чтобы быть как можно дальше. Она ведь и тобой манипулирует, ты это знаешь. И я правда не понимаю, зачем ты к ней вернулся, но и судить не могу. Это не мое дело. Видишь, – хмыкаю я, – кое-что я взяла и от тебя – безразличие к чужим жизням.
– Мы не чужие.
– Тогда почему вместо того, чтобы решать проблемы, ты от них откупался? До сих пор так делаешь. После вашего развода я была так счастлива, ведь думала, что у меня появится хотя бы один внимательный и любящий родитель, но этого не случилось. Ты знаешь, что сейчас происходит в моей жизни? Знаешь, почему я рассталась с парнем? С кем я общаюсь? Как провожу свободное время? Есть ли у меня друзья в универе, какие отношения с одногруппниками?
Отец открывает рот, собираясь сказать что-то, но не выходит. Он молчит, а я криво усмехаюсь.
– Вот и все, пап. Весь ответ. Я не жду извинений или раскаяния, это ничего не изменит. Я просто предлагаю нам всем отстать друг от друга и жить свои жизни. По возможности счастливо, а там уж как сложится.
Боль на лице отца проступает неестественной бледностью, но мне не стыдно за свои слова, потому что все сказанное – правда. Забираю телефон со стола и хватаю ремешок сумки. Отец вздрагивает и торопливо тянется к кожаной папке, открывает ее и достает пухлый белый конверт.
– Возьми, – говорит он опустошенно и кладет конверт на стол передо мной. – Здесь хватит месяца на три, чтобы платить за квартиру и покупать продукты. Насчет обучения тоже не переживай, я буду оплачивать квитанции. Только положи деньги сразу на карту, чтобы не потерять.
Боль пронзает сердце и разрывает его пополам, слезы застилают взгляд, а поперек горла встают детские обиды.
Папочка, почему ты никогда не проводил время только со мной? Почему не интересовался, как у меня дела и что меня волнует? Не спрашивал об увлечениях, не делил со мной радость и грусть? Почему всегда был так далеко? Почему ты, даже будучи родным, не стал для меня близким? Почему я не чувствую в тебе той крепкой стены и опоры, которая должна укрывать и защищать от любых невзгод? Почему ты не можешь любить меня хотя бы вполовину так же, как ее?
Будь я настоящей героиней романа, то швырнула бы деньги отцу в лицо и ушла, гордо подняв голову, но вместо этого я забираю конверт и кладу его в сумку.
– Спасибо, – тихо произношу я сквозь царапающую горло сухость.
– Звони, если что-то будет нужно.
Молча киваю, набрасываю пальто и покидаю заведение. Щурюсь от яркого солнца, которое злит еще больше, и надеваю темные очки, окрашивая окружающий мир серыми полутонами. Достаю из кармана телефон, чтобы проверить время, и под колени бьет количество пропущенных звонков. Рома звонил тридцать шесть раз, и это не предел. Стискиваю зубы и бью пальцем по зеленой кнопке, принимая вызов.
– Ну что?! – кричу я, не контролируя эмоции. – Еще не всеми словами меня обозвал?!
– Давай встретимся, – слышу хриплый голос Ромы.
– Зачем?!
– Поговорим.
– Не хочу я с тобой говорить! Ты можешь оставить меня в покое?!
– Кать, пожалуйста… Я прошу тебя… – его умоляющий тон точно ведро холодной воды. – Приезжай ко мне. Мы поговорим, я помогу тебе собрать вещи, и на этом все. Обещаю.
Сердце замирает, и я замедляю шаг.
– Пожалуйста, – повторяет Рома.
– Ладно, – вздыхаю я. – Скоро буду.
Глава 13
Улицы города окутаны настроением осени: мимо снуют прохожие в цветных шарфах поверх расстегнутых тренчей и легких пальто, дорожки усыпаны опавшими листьями, а слух то и дело улавливает крики начинающих блогеров: «Я подкидываю, а ты фоткай! Раз, два… три!» Бросаю косой взгляд на очередную парочку моделей, пристроившуюся у остановки, и ускоряю шаг, забив на общественный транспорт. Я слишком зла и расстроена, чтобы находиться в замкнутом пространстве с другими людьми, да и нет смысла портить настроение кому-то, когда есть возможность разобраться с виновником моих головных болей. Рома, конечно, нашел время позвонить. Подловил так подловил, но, возможно, это к лучшему. Решить две проблемы в один день – лучше, чем одну. Подумаешь, потеряю пару сотен нервных клеток, добавлю в список еще несколько психологических травм и в очередной раз получу подтверждение, что недостойна любви. Что ни день, то праздник!
Перебегаю дорогу по пешеходному переходу и сворачиваю на аллею, вдоль которой растут высокие тополя, в надежде, что ветер поможет очистить голову и как следует подготовиться к встрече с Ромой. Разумеется, я понимаю, что это ловушка, но если продолжу бегать, то все может обернуться еще большим безумием. Рома так и будет дергать меня, пока у него еще есть чем зацепить, а значит, нужно лишить его всех крючков. Первоочередное – мои вещи в его квартире. Они уже не несут особой ценности, но лучше избавиться от них как можно скорее. Второе – уверенность Ромы в собственной неотразимости и моих чувствах. И вот с этим пунктом точно будут проблемы. Рома слишком нарциссичен, а я слишком верила в то, что люблю его, слишком громко кричала об этом, чтобы теперь так легко забрать слова назад. Похоже, «слишком» – мое второе имя. Добавлю в паспорт по возможности. Вариантов развития событий, по обыкновению, два: решить все миром, как адекватные люди, что очень маловероятно, или заставить Рому меня возненавидеть, что определенно действенно, но травмоопасно. Пожалуй, начнем с первого, а там уже посмотрим.
«Только не прибей его. Вряд ли нам пойдут купола во всю спину», – говорит внутренний редактор.
Останавливаюсь у подъезда, по памяти набираю код домофона, открываю железную дверь и вхожу внутрь. Воспоминания обрушиваются, точно валуны с острыми краями. Наша первая ночь здесь, Рома вел меня к себе, придерживая за талию, после напоил чаем и сидел со мной на диване до утра. А весной, когда сломался лифт, мы поднимались по лестнице на шестой этаж и целовались после каждого пролета. Десятки вспышек слепят, в них улыбки, горящие взгляды, смех и нежные касания. Да, все это было с нами, но крохи счастья тонут в ведре с дерьмом, которого набралось куда больше. Заставляю себя вспомнить все оскорбления, унижения, периоды безразличия, пощечины, вкус слез и боль в горле после неконтролируемых приступов гнева, когда Рома едва ли напоминал того парня, которого я в действительности хотела любить.
Приподнимаю подбородок и двигаюсь вперед, представляя себя Чудо-женщиной, для которой любые удары все равно что касание пера. Ставлю запрет на боль и слезы, поднимаюсь в лифте на шестой этаж и уверенно жму на кнопку звонка, игнорируя предательскую дрожь в пальцах. Из квартиры доносятся шаги, щелкает замок, и открывается дверь. В нос ударяет знакомый запах, оставляя внушительную царапину на броне, – ананас и тунисский розмарин. Я лично выбирала этот аромат, чтобы чувствовать себя в этой квартире уютно и комфортно. Хотела поверить, что у меня наконец-то есть дом, где любят и ждут. Еще один самообман, да я просто мастер иллюзий. Интересно, это все-таки психологическое отклонение или повод для гордости?
«Кто тебе запрещает гордиться психологическими отклонениями?» – нервно хихикает внутренний редактор.
Рома проводит рукой по влажным волнистым волосам, оглядывая меня с ног до головы. Надеялся, что я примчусь к нему в секси-костюме и отдамся прямо в коридоре, как это обычно бывало после крупной ссоры? Похоже на то, ведь на Роме одни только шорты, а на шее и груди сияют красно-фиолетовые пятнышки. Наверняка аллергия на расставание.