– Домой тебя провожу и отъеду.
– Куда?
– По работе.
– Я думала, мы…
– Это срочно.
– Андрей, давай поговорим. Сейчас. Нормально. Без истерик.
Ее руки в хаосе скользят по мои плечам. Она останавливается и стопорит меня.
– Так нельзя.
– Еся, давай позже. Если мы поговорим сейчас, то я буду орать.
– Наплевать. Ничего страшного, – закусывает губу. – Не в первый раз, – улыбается, совсем чуть-чуть.
Она так искренне улыбается. Кусает раскрасневшиеся губы и смотрит прямо в глаза.
Касаюсь ладонью ее спины, веду выше, фиксируя шею, чуть сжимая пальцы.
Она часто дышит и смотрит. Открыто, без обид и обвинений. Чисто, можно сказать, по-детски. Это, наверное, и подкупает. Ее взгляд. Он всегда был таким. Настоящим, без пафоса и лжи.
Почему-то только сейчас доходит, что она могла просто смолчать. Ничего не сказать мне и сделать то, что хотела. Я бы никогда об этом не узнал. Но она была честна. Всегда была со мной честна.
Еська хлопает длинными пушистыми ресницами, и именно это движение становится спусковым крючком.
Подтягиваю ее к себе и впиваюсь в губы, как изголодавшийся зверь. Пара суток в состоянии скандала показалась вечностью.
Без нее не так. Все совершенно не так.
Приподымаю Еську над полом и тащу к лифту. Там, за закрытыми дверьми кабинки, припечатываю ее к стенке, быстрыми движениями расстегивая крупные пуговицы женского пальто.
В башке туманно. Все чувства обострены. Ее запах заползает под кожу, она сама туда заползает, по венам растекается. Тот еще коктейль.
– Андрей, – ее сбивчивое дыхание опаляет мою шею. Сильнее сдавливаю ее горло, хотя изначально руки направились к талии.
– Замолчи ты уже, – в губы.
Лифт останавливается. Выволакиваю нас на площадку, стараясь не разлепляться ни на секунду.
Нащупываю в кармане ключи от квартиры. Пока открываю дверь, борюсь с желанием раздеть ее прямо здесь. Потому что она провоцирует. Целует, прижимается и совершенно «случайно» расстегивает ремень на моих брюках.
Отталкиваю ее руки и затягиваю ватное женское тело в квартиру.
Мир схлопывается только до нас двоих.
Чувствую ее, горячую, изнемогающую сущность под ладонями, и окончательно теряю рассудок. Несколько дней холода и тишины дали о себе знать гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.
Матрац проминается под весом тела. Перед глазами только ее губы, лицо. Тонкая шея. Снова целую, переставая отдавать отчет своим действиям.
Быстро, возможно, грубо избавляю нас от одежды.
Трогаю ее. Кайфую.
Упиваюсь тонкими изгибами и тихими, мелодичными вздохами, что срываются с пухлых, истерзанных губ.
Есения
За эту ночь я успела подумать о многом. День был тяжелым и вымотал нас обоих.
Только даже эта валящая с ног усталость не дала глазам окончательно сомкнуться. Мой сон был чутким. Урывочным.
В пять утра я уже сидела за барной стойкой на кухне, лениво подпирая рукой подбородок. Если бы не зима, можно было смело сказать – встречала рассвет.
За окном непроглядная тьма. На календаре тридцать первое декабря, а на душе скребут кошки. Мысли о ребенке все еще пугают, но теперь у меня хотя бы есть план.
Стабильная почва под ногами позволяет мне не брать академ. Я просто переведусь на заочку. Возможно, через год-другой после родов даже смогу выйти на работу. Да, конечно, опыта, как я планировала, у меня не будет, но с чего-то начинать нужно. А вот вешать нос и ставить на себе крест вариант явно проигрышный изначально.
К тому же рядом будет Андрей, он поддержит. В этом я убедилась окончательно. А еще в том, что его холод убивает. За эти двое суток меня несколько раз вывернуло наизнанку. Я так привыкла к нему настоящему, к тому, каким он бывает лишь со мной.
Было больно вернуться туда, откуда мы начали. В равнодушие и злость. Жизнь словно отмоталась на полтора года назад. Мне методично выкрутили руки, а потом просто сердце вырвали.
Поэтому поцелуй в лифте стал спасением. Он напитал меня жизнью. Живительная влага для увядающего цветка… Потепление.
Ночь, полная объятий и молчания. Только теперь уже правильного. В котором мы непрерывно вели немой диалог, отлично друг друга понимая.
В какой-то момент все мои опасения окончательно исчезли. Да, я по-прежнему переживала за будущее, но теперь оно не виделось мне черным расплывшимся пятном.
Теперь я могла разобрать в нем четкие контуры, которые медленно преображались. Становились понятными.
Смахиваю со стола крошки от печенья и стряхиваю их в раковину.
Делаю еще несколько глотков несладкого и давно остывшего чая, прежде чем услышать шаги.
– Чего не спишь?
Андрей касается рукой моей талии. Огибает ее и дергает за поясок халата. Полы того распахиваются. Панкратов этим пользуется и скользит пальцами по моему обнаженному животу. Прокладывает дорожку вверх, задевая чашку лифчика, и немного резковато прижимает раскрытую ладонь к моей шее. Она у него теплая.
– Не получается заснуть, – прилипаю затылком к его плечу.
Сердце ускоряется. Даже дыхание становится более тяжелым. Интервал между вдохом и выдохом увеличивается.
– Поговорим?
Андрей отстраняется. А мне становится так холодно и пусто без него. Все же моя страдальческая сущность не выносит таких ярких перепадов в настроении и решениях.
Из-за того, что он огибает столешницу и садится на стул, мне тоже приходится присесть.
– Ты хотела поговорить, – уголки его губ подпрыгивают в усмешке.
Он ведь для себя уже все решил, а я болтаюсь, как самое настоящее дерьмо в проруби. То к одному берегу в мыслях прибьет, то к другому.
Вроде уже что-то решила, а вроде все еще в подвешенном состоянии.
– Хотела, – кладу руки на стол. Нервничаю, и мне необходимо куда-то их деть. Лучше, конечно, спрятать, но так я обдеру остатки гель-лака с ногтей. Поэтому пусть лучше будут на виду.
– Излагай.
– Что мы будем делать дальше? Как ты это видишь?
– Завтра поедем и купим кольца. Подадим заявление….
– Только давай в будущем без белого платья и пышного праздника, – перебиваю его, приглаживая волосы на своей голове. Они наэлектризовались и теперь торчат во все стороны.
– Почему? – прищуривается.
Он правда не понимает?
– Это же так комично. Замуж по залету, – смеюсь, только звучит мой смех не весело. Скорее обреченно. – Если бы не… – выдыхаю. – Если бы не беременность, ты бы сделал мне предложение?
– Позже. Да, – снова кивает. – Все к этому шло. Ты слишком драматизируешь.
Он чуть прищуривается, и его улыбка становится ядовитой. Последние дни он все чаще напоминает мне человека, с которым я познакомилась. С тем, кто напугал меня до чертиков и затащил в машину посреди ночи.
– Может быть. Завышенные ожидания, видимо, – облизываю губы, впиваясь глазами в свои руки.
– Хотя, – он смеется, – забыл, ты же через год хотела расстаться.
Мои глаза закатываются сами собой. И зачем я вообще это ляпнула? Поток сознания, блин. Это же был просто аргумент в мою собственную защиту, который теперь Панкратов с улыбкой на лице использует против меня же.
– Я не так сказала.
– Без разницы. Кофе нальешь?
– Да.
Пока я тусуюсь у кофемашины, в голове проносятся отрывки всех моих фраз, сказанных на эмоциях. А наговорила я тогда достаточно. Теперь сожалею.
– Андрей, – разворачиваюсь к нему лицом, – давай мы пока не будем никому говорить про беременность. Я не хочу, чтобы донимали вопросами. Мне нужно привыкнуть, и тебе тоже.
Он кивает. Поднимается со стула и делает шаг ко мне.
Обнимает, касается губами моего виска. Трется носом о мою щеку.
Внутри все расцветает. Я распаляюсь от этой нежности. Растекаюсь лужицей, кайфуя от каждого прикосновения.
– Хорошо. Но по поводу всего остального я не согласен.
– Ты о чем?
– Свадьба будет. Как и платье. Гости с рестораном – тоже, – говорит он с нажимом. Так, чтобы я не успела даже подумать о том, что могу оспорить его слова.
Несколько раз хлопаю глазами и, нехотя вывернувшись из его объятий, заглядываю в черные зрачки.
– Зачем?
– Так нужно, – в самое ухо.
Мне показалось или я уловила в его голосе циничность?
29
– Ах, какое блаженство, знать, что я совершенство, знать, что я идеал, – смеется Леська, – это точно про Панкратова.
Бережная прилетела ночью десятого января, а уже одиннадцатого, в десять утра, мы сидели с ней за столиком в уютной кофейне неподалеку от центра.
– Не кисни, подруга, все у вас будет нормально. Это я тебе говорю, – Леся снова посмеивается и делает большой глоток кофе. – Блин, язык ошпарила. В последние недели вечно куда-то спешу.
– Это все предсвадебная суета, – деловита заверяю я.
– О, и не говори. Скоро мозгами поеду. А нужно еще с платьем разобраться. Моего размера нигде нет. Точнее, есть, но там либо в талии широко, либо в груди узко.
– Радоваться своей тройке надо, а не нос вешать, – играю бровями, и мы уже вместе взрываемся хохотом. Таким, что люди на нас начинают недобро поглядывать.
– Вы, главное, свадьбу в один день с нами не бахните. Не хочу, чтобы ты затмила меня своими красными губами и огненной прической.
– Лесь, – опускаю взгляд. Смотрю на молочную пену с уже размытым на ней рисунком и тихо вздыхаю. – Я вообще не понимаю, зачем она теперь нужна.
– Это в смысле?
– А сама подумай…
– Типа по залету, да? – хмурит брови.
– Типа…
– Тогда я переобуваюсь. И отмечать вам нужно первыми. Чтоб никто ни догадался. Пока живот еще плоский. У вас же любовь до гроба, все это видели и знают, – пожимает плечами. – Вопросов даже о ребенке не возникнет. Андрюха на тебе повернут, ты на нем тоже, поэтому…
– Мне как-то неспокойно, что ли.
– А ты не хандри. Вот забей. Вы бы все равно к этому пришли. А годом раньше, годом позже, это уже исключительно формальности. И вообще, Токарева, я не поняла, куда делась моя боевая подруга? Что за нюня передо мной расселась?!