– Лекарство – вам! Я выпью гранатовый сок.
– Но он же кислый!
– Ничуть. Просто… у вас тяжелый характер, барон!
– А вы – на редкость любопытная особа!
Они подняли бокалы и чокнулись, не заметив, что дверь в комнату слегка приоткрылась.
Две валльские пастушьи лежали у входа. Собакам стало лучше, и они решили навестить хозяина.
«Видишь… Чокаются люди после того, как говорят друг другу что-то хорошее». – Эльза смотрела на Агату и улыбалась.
«Надеюсь, ты права, Эльза. Потому что выглядит это так, будто они шпаги скрестили в смертельном бою!» – И Грон с тяжелым вздохом опустил голову на лапы.
Глава 17
Она прижала лоб к холодному стеклу, будто хотела вдавить так, чтобы окно треснуло, разрезало лицо и обожгло болью. Эта боль хоть на миг стала бы сильнее той, что внутри.
Стыд. Разочарование. Злость на саму себя.
Стекло не поддавалось. Надо же. Крепкое. Она прижала к нему ладони, надавила изо всех сил – ничего. Интересно, если бы она умерла, он пожалел бы о том, что наговорил?
Она улыбалась собственным мыслям, пока слезы катились по щекам. Детские, наивные мечты – вот я умру, и они будут плакать обо мне! Им будет стыдно, и тогда они пожалеют! Глупые. Глупые дети. Они, наивные, не знают, что Смерть всегда приходит не вовремя. Смерть никогда никому ничего не доказывает.
Немного стыдно, что боль сегодняшняя для нее сопоставима с той… Разве это одно и то же? Нет, конечно.
Так почему же так больно? Так же, как тогда…
Майское солнце, под ногами – надтреснутые плоды шоколадных деревьев, что прятались под толстым слоем опавших лепестков цвета мороженого «лям-боль». Любимое время в году. Она подходила к дому на Цветочной улице…
До сих пор память хранит каждую мелочь. Сладкий запах шоколадных деревьев. С тех пор она его не переносит – тошнит. И как только раньше не замечала, что на самом деле плоды шоколадного дерева пахнут кровью? Сладковато. Тепло. Приторно…
Она помнит. Помнит, будто это было вчера. Полицейских. Оранжево-грязную ленту оцепления. Толпу любопытных. Шепотки… И тело на булыжниках мостовой. Умом понимала – надо уходить, ее схватят. Но так и не смогла пошевелиться, всматриваясь до боли в глазах.
Ее прислали в Оклер связной к этому человеку. Тогда она не знала ни кто он, ни какой он. Это было задание. Смертельно опасное, но необходимое. Слишком ценный агент.
Агент… Ее предупреждали. Никаких эмоций. Никаких чувств и прочих женских штучек! Только работа. Задание! Долг! Долг – прежде всего!
Да разве ж она во все это не верила? Не чувствовала себя роботом, машиной возмездия? Разве не была предана до последней капли крови? Крови, пахнущей шоколадными деревьями, крови, тающей мороженым «лям-боль», стучащей в висках каждый раз, когда он к ней прикасался? Нежный, умеющий слушать, любимый ее агент.
Неестественная поза трупа. Кровь. Запах…
Она тогда пришла в себя от голосов:
– Зачем шум подняли? Вся операция насмарку! И вообще – почему не установили слежку, зачем сразу накидываться было?
– Да случайно опознали!
– Какой идиот руководил операцией?
– Может, живой? Высота небольшая.
– Да конечно! Вы что – не заметили? Он капсулу раскусил!
– А выкидываться зачем?
– Что говорят соседи? С кем он жил?
Эвелин сделала шаг назад. Потом еще и еще. Надо уходить. Раз любимый подарил ей такую возможность, его смерть не должна стать напрасной…
Агата отложила черновик и схватилась за голову. Крики фрау Берты за стеной были просто невыносимы!
– Ты! Потаскуха! Вся в отца! И такая же, как эта… Агата. Совсем совесть потеряли – любовников в дом водите!
Визгливому крику еле слышно вторил жалобный голос Виллы.
Все-таки Агата не понимала фрау фон Лингер. Она же мать. За что она так с Людвигом? Виллой? И почему Ульриху не достается? Странно все это.
Тяжелые шаги она услышала издалека. Вздохнула, но глаз от текста не оторвала. То, что и ее не миновало счастье пообщаться с госпожой фон Лингер, еще не значит, что надо отрываться от работы!
– Агата! – ворвалась свекровь в кабинет, как всегда, без стука.
– Да, фрау фон Лингер.
– Мне не понятно твое поведение.
– В каком смысле?
– Мы с тобой заключили договор. Почему ты еще не отправилась в Орн и не забрала заявление?
Честно сказать, после всех приключений Агата забыла о том, что надо куда-то ехать. Да и после нападения было страшно выходить из дома. Все это, конечно, можно было просто сказать фрау Берте. Но что-то надломилось у нее внутри с некоторых пор.
Принципы хорошего воспитания барышни, которая никогда не будет впрямую говорить о столь низменной субстанции, как деньги, вдруг перестали быть незыблемыми.
– Прежде всего потому, что я не видела чека, подписанного вами.
Агата оторвалась от текста, посмотрела на свекровь и очень искренне улыбнулась.
– Ах…
Фрау фон Лингер схватилась за сердце, словно туда попал заряд от огнестрела, безошибочно опустилась на стул, оказавшийся ровно позади нее, и закрыла глаза. Голова безжизненно повисла, рука безвольно упала. Труп. Розовощекое, пышущее отменным здоровьем бездыханное тело…
Агата пожала плечами, и стала вставлять в печатную машинку лист бумаги. Дело это было нелегким, потому что прокручивались старые валики, которые то и дело норовили зажевать лист. Машинка издавала возмущенные звуки, намекая, что тревожить ее покой не стоило уже последние лет пять как.
– Агата… – К свекрови между тем вернулся дар речи.
– Ххххрг, – ответила машинка.
– Как ты можешь? Ты что, намекаешь на то, что я тебе денег не отдам?
– Нет. Я ни на что не намекаю. – Агата полюбовалась на вставший в каретку лист. И напечатала пока что рабочее название: «Последнее задание». – Просто мне надо выплачивать жалованье нанятым работникам. И заехать оплатить долг ресторану, который этот месяц поставлял в поместье еду.
– Я отдам чек Людвигу.
– Тогда Людвиг, когда появится, и будет разбираться с полицией и младшим братом.
– Ты мне мстишь. Это подло.
– Возможно. – Агата задумалась – куда запропастились листы с главами, которые она писала в поместье барона? – Но… фрау Берта, неужели вас это удивляет?
– Что ты имеешь в виду?
– А чего вы ожидали от меня? Воровки, цинично использующей дар вашего мальчика в собственных интересах? Потаскухи, что на ваших глазах водит в поместье любовника, будучи замужем? Змеи, что поставила перед собой цель извести вас и всю вашу семью? Я ничего не перепутала?
– У тебя жестокое сердце.
– С нас довольно и того, что у вас оно доброе.
Фрау Берта выбежала из кабинета, а Агата нашла то, что искала. Листы рукописи лежали на столе, за пачкой чистой бумаги.
Левая сторона клавиш привычно западала. Но сегодня Агату это не огорчало. Настроение после разговора с фрау Бертой неожиданно поднялось, и работать захотелось еще сильнее!
Стук в дверь заставил зарычать – почти как Эльзу. Ей дадут сегодня работать или нет?
– Да! – стиснув зубы, заставила себя отвлечься писательница.
Агата размяла пальцы и повернулась к двери – там стоял Эрик. Странно, но она видела его настоящее лицо через личину. Или он забыл ее надеть?
– У вас машинка грохочет. Как будто стреляет, – проворчал господин барон.
Он ведь шел в кабинет к Агате совершенно за другим. Но, увидев ее за столом… Серьезную, поджавшую губки, с забавным локоном над упрямой морщинкой, совершенно растерялся.
Неяркое зимнее солнце, подглядывая из-за светлой занавески, откровенно смеялось над самим бароном фон Гиндельбергом, бывшим канцлером, правой рукой его величества, артефактором и прочая, и прочая, и прочая…
– Понимаете, тут надо клавиши сильно нажимать. Иначе она капризничает, – смутилась Агата.
Эрик перевел взгляд на тонкие пальчики. Подумал, что будет, если он их поцелует. Или хотя бы согреет – они же наверняка холодные.
Агата поймала его взгляд. Покраснела. Засуетилась, стала заправлять машинку. Резкое, нервное движение – и лист все-таки смялся.
– Давайте помогу, – предложил Эрик.
– Вы умеете?
– Увы, нет. У меня были секретари. К тому же таких раритетов я и не припомню уже. Министерство давно перешло на машинки последней модели. Артефакторы специально изобрели печатное устройство, работающее на магических кристаллах: «ЗНАК-4». Не слышали о таком?
– Слышала. – Еще бы она не слышала, да она видит это чудо во сне практически каждый день!
– Вы зря так недоверчиво. Их хвалили. И усилия прикладывать не надо, когда печатаешь. И исправить ошибку можно. Там как-то хитро сделано – на панели можно увидеть, что получилось, до того, как текст проявится на бумаге.
Агата грустно улыбнулась. Покупка-мечта, на которую не было денег. Стоила, кстати, такая машинка в половину мобиля не самой старой модели.
– Надо было в Лаутгарде купить, – пробормотал барон, вспомнив, как Агата покупала там гранатовый сок.
– Эрик, – нахмурилась Агата, – вы опять ставите меня в неловкое положение. Мы это уже обсуждали, кажется.
Барон фон Гиндельберг опомнился. И замолчал. Не то чтобы он собирался позволить Агате и дальше убивать пальцы об этого монстра. Но спорить с дамой – зачем? Он просто распорядится, и машинку доставят.
Однако напоминание о том, что он не имеет никакого официального права на заботу об этой женщине, неприятно его резануло. Любая забота со стороны будет выглядеть не более чем покровительство, бросающее тень на репутацию госпожи фон Лингер.
Говорила ли она тогда о разводе серьезно? Или так, сгоряча, в обиде? Может статься, вернется Людвиг, выставят его сумасшедшую мамашу – и все образуется?
– Я категорически против того, чтобы мы с вами ехали в город, – вспомнил он наконец, зачем пришел.