– Прекрасно, – мечтательно сказал писатель. – Яркая. Живая. Величественная. Просто королева!
– Какого цвета был на ней наряд? Вы помните?
– Не… ннет… Не помню. Но… она была в нем обворожительна!
– О чем вы говорили?
– Говорили? Мы… Я… Нет… Не помню. Но она умна. При этом с ней так легко! Она понимала меня с полуслова…
– Начальника охраны – расстрелять, – вырвалось у канцлера в отставке.
– Что?
– Продолжайте. Ваша связь длится?
– С того самого времени. Поймите меня правильно, – неизвестно почему попытался объяснить Людвиг. – Агата, конечно, умница. И я ее, конечно, люблю. Но все, что умеет моя жена, – это править книги. А тут – такая женщина! Я писатель! Мне нужно вдохновение. Страсть.
– Зачем же вы вернулись? – Эрик сжал спинку стула с такой силой, что дерево скрипнуло.
– Книга, – со вздохом сказал Людвиг, отодвинувшись подальше от охранника.
– Простите?
– Агата! Она мне нужна, – Людвиг развел руками, – увы, я не могу без нее! Бикк просто влюблен в ее редактуру! Я перепробовал все, что мог. Аделинда не нуждается в деньгах и высоко ценит мой талант. Мы сменили трех редакторов! Последний – неоправданно дорогой, но издатель… Все ноет про то, что рукопись утратила какой-то неповторимый узнаваемый стиль, что был раньше. Он сам посоветовал мне обратиться к жене. Это унизительно! Теперь придется терпеть ее нотации.
– Вы говорили об этом Аделинде?
– Нет! Это невозможно.
– Почему?
– Аделинда… она… Мой талант – вот что подогревает страсть!
– То есть вы боитесь признаться любовнице в том, что без жены ваш успех ничто?
– Нет! Конечно, нет! Что вы несете! Вы забываетесь!
– Как вам будет угодно. – Эрик уже не слушал Лингера, он думал о другом…
– Послушайте! Как вас там…
– Эрик.
– Ну да. Эрик. Вы же понимаете, что ни я, ни Аделинда не могли этого сделать! Мы совершенно ни в чем не виноваты! Я ни в чем не виноват!
– Расследование покажет, господин Лингер. Я попрошу вас не покидать поместье. В интересах следствия. И постарайтесь не причинять беспокойства госпоже Агате.
– Но как же…
– Вы свободны.
Мобиль мчался в столицу, на лету целуясь с крупными снежинками. Как красиво падает снег! Скоро Ночь Семи Вестников. Праздник…
Доктор Фульд нервничал, недовольно поглядывая на Майнца. Да… Артефактор за управлением мобиля и обычный человек – все-таки это колоссальная разница! Но старший следователь не виноват, и врач тактично молчал, подпрыгивая на поворотах. Майнц старался изо всех сил. Видно было, как ему хочется поскорее добраться до столичных архивов.
– Не переживайте вы так, – в который раз повторял Фульд. – Кто ж знал, что сержанта завербовали?
– Я взялся за это дело! Я должен был все проверить. И перепроверить! А еще с такой гордостью говорил господину барону об опыте и допусках секретности!
– Поверьте мне, барон переживет, – отмахнулся патологоанатом. – Разведчица! Надо же… Немудрено, что нас переиграли. Если бы Эрик не опознал ее лично. Не узнал артефакты… Туго бы нам пришлось!
– Откуда ее знает господин барон?
– Барон – единственный, кто может связать эту даму с ее прошлым. Вы понимаете, о чем я? О ее реальной личности никто не знал. Никто, кроме канцлера Эрика фон Гиндельберга. Вы представляете уровень заданий, которые на счету этой женщины?
– И… ее оставили в живых?
– Боюсь, это было ошибкой. Очень большой ошибкой канцлера.
Какое-то время мужчины ехали молча. Майнцу казалось, что даже эти крупные снежинки и те смеются над ним! Как он мог так опозориться? Как красиво падает снег. Скоро праздник. Ночь Семи Вестников…
– Аделинда фон Генгебах. Вдова. А ее муж? – повернулся следователь к Фульду.
– Скорее всего, – обронил тот, выразительно посмотрев Майнцу в глаза.
Мужчины поняли друг друга.
– Похищение «Водяной Смерти». Диверсия? Заговор?
– Вот не уверен. – Доктор потер ноющие виски. – Как правило, разведчики – патриоты. И никогда не пойдут против страны. Опасность заключается не в том, что кто-то из них способен предать свою родину.
– А в чем?
– Степень секретности. Она слишком высока. Это опасно. Плюс неустойчивое психическое состояние. После того, что им пришлось пережить… Что же касается конкретно этого случая, то…
– Что?
– Видите ли, Майнц… Я, к сожалению, тоже. Слишком много знаю. Давайте оставим этот разговор. Нас ждут архивы! Посмотрим, кто умер за эти полгода. Наша задача связать их с «Водяной Смертью».
– Но… как?
– По заключениям судмедэкспертов, конечно! Смерть готова делиться информацией. Нужно только знать ее язык…
У камина, позвякивая кристаллами на медальонах, возились Эльза и Грон. Вздыхали, фыркали, стучали когтями по паркету, с тревогой поглядывая на женщину у окна. Агата стояла к ним спиной и, обхватив себя руками, смотрела на медленно падающий снег. Красиво. Как в сказке. Как в детстве, когда ждешь ночи Семи Вестников. Надо было написать на листочке семь желаний и сжечь. В полночь выйти на улицу и подуть на ладонь, представляя, как пепел летит к самой яркой звезде! Каждый Вестник получит одно желание и обязательно исполнит его.
В государстве было мало по-настоящему религиозных людей. Все благостные жили при Башне и с обычными людьми общались редко. Ритуал вступления в брак, проводы в Последний путь и Седьмая ночь Нового года – три причины посетить Башню Благих.
Тем не менее Светлые Письмена знали все еще со школьной скамьи. В Седьмую ночь Нового года, во время звездопада, Семь Вестников спустились на Землю и принесли с собой Семь Благ: Свет Дня, Тьму Ночи, Любовь, Надежду, Раскаяние, Рождение и Смерть. С тех пор все живущие на Земле владеют этими сокровищами, отмечая Седьмую ночь Нового года как самый светлый праздник. В этот день всюду развешивают изображение Солнца и Луны, фигурки в белых одеждах с крыльями и звездами в волосах, изображающие сошедших с небес Вестников, вырезанные из алой бархатной бумаги сердца как символ любви и венки из веток рамитра и вейры. Рамитр – вечнозеленое небольшое деревце, усыпанное длинными мягкими иголками, а вейра – куст, что цветет крошечными белоснежными цветочками только три дня в году.
Ах, какие пышные венки приносил отец! Они всегда старались встать пораньше, чтобы украсить дом к маминому пробуждению. Она радовалась. Как ребенок. Хлопала в ладоши, кружилась по комнате. А потом пекла традиционный пирог – День-Ночь. Кекс из ванильного и шоколадного бисквита, узор которого никогда не повторялся, но всегда был очень красивым.
Надо будет попросить Касса испечь на праздник такой. И спросить, как это делается. Она столько раз просила маму научить, но все было некогда. Мама говорила – успеем еще… Не успели.
«Как ты думаешь, она знает о том, что хозяин любил Адель?» – Эльза с тревогой посмотрела в глаза Грону.
«Не думаю, что он рассказал ей. Хозяин не дурак. Зачем? Они даже не были близки с той женщиной. Просто… взаимная симпатия. А с Агатой были».
«Откуда ты знаешь?»
«Ты сомневаешься в том, что хозяин и Агата?..»
«Нет… Это я знаю. Я про Адель?»
«Все же женщины лишены способности логически мыслить… Определенно!» – Грон положил голову на вытянутые лапы и прикрыл глаза.
«Грон! Ненавижу, когда ты так делаешь… Говори толком, что ты имеешь в виду?» – Эльза недовольно ходила вокруг пса, с равнодушным видом развалившегося у камина.
«Дурочка… Ты чувствуешь Агату. Я – хозяина… Ну… в этом смысле. Поняла?» – Во взгляде друга было столько снисхождения, что Эльза и правда устыдилась. Могла бы и догадаться… Собака вздохнула, подошла к Агате, уткнулась мордой в колени – не переживай, все будет хорошо. Женщина опустилась рядом, прижалась к теплому боку. Потрепала по голове.
«Грон?» – Эльза повернула голову в сторону камина, но так, чтобы Агате было удобно чесать ее за ушком.
«Ну что еще?»
«А когда ты почувствовал… Хозяин… он… был счастлив?»
«Очень. Ничего подобного раньше с ним не бывало. Мы должны оберегать Агату, потому что… Он не переживет, если что. А она?»
«Тоже. В их чувствах я не сомневаюсь. Но вот какую очередную глупость выкинут они в следующий раз…»
«Да. Люди непредсказуемы. Очень уязвимы. И, к сожалению, не очень умны».
Грон благодушно посматривал на женщин, а сам прислушивался к тому, что происходило в доме. Сосредоточенность солдат. Тревога Эрика. Надежда Виллы и Конрада. Дикая злоба Берты. Растерянность и страх Людвига. Все это вибрировало сквозь стены, и все это чувствовал низерцвейг – удивительная магическая собака с огромным ресурсом невероятных возможностей.
Стук в дверь не застал собак врасплох. Они почуяли Касса еще на первом этаже. И, конечно же, дело было в бдительности, а вовсе не в том, что повар нес в кармане белоснежного фартука лакомство: нарезанные ломтики яблока.
– Госпожа Агата, можно?
– Конечно, Касс. Входи.
– Я принес ужин. Господин Эрик распорядился – сказал, что вы поужинаете вдвоем. Со всеми этими событиями я не успел ничего особенного. Тут тушеные овощи, холодная говядина… Я принес вина. Хлеб свежий, утренний. Госпожа Агата, может, вам бы хотелось чего-нибудь особенного? Я ведь многое умею! Но от обитателей дома, да и от вас, – никаких распоряжений! – Касс обиженно уставился на хозяйку.
Агата улыбнулась. Касс выглядел очень несчастным. Мол, совсем меня забросили. Не дают проявиться таланту… Что же для него такое придумать?
– Касс… А вы умеете печь «День-Ночь»?
– Спрашиваете, госпожа Агата! – Повар только что не подпрыгнул от счастья. – Конечно! Скоро ночь Семи Вестников… Но если вам хочется, я испеку сегодня! Вы только скажите – часа через четыре будет готово, его остудить надо по правилам. Но знаете? Бабушка пекла и всегда давала кусочек на пробу – горячий еще. Так он и горячий вкусный! Бабушка моя по части выпечки большая мастерица была. У меня и рецепт ее остался! Пальчики оближете, госпожа Агата! И барону наверняка понравится…