Там царил хаос. Его организовал мужик лет сорока на вид. Определить со спины точный возраст было трудно. Он оказывал отчаянное сопротивление всему штату районного отдела.
Этот самый штат вцепился в конечности фигуранта и валил его на бетонный пол. Мужик ревел так же отчаянно, как як в брачный период. Он вставал вместе со всем штатом, не реагируя на резиновые палки, свистящие, как монгольские сабли во времена взятия Рязани. Молнии шокеров отскакивали от него, как от бессмертного Горца. В свалке участвовали дежурный, его помощник, двое или трое в штатском, наверное, опера. Точно понять это было невозможно, потому что людской ком вращался по полу как юла. Им оказывали содействие два участковых уполномоченных с лейтенантскими звездочками. Все они, проявляя солидарность львиного прайда, пытались взять в полон неизвестного мужчину. Зачем им это было нужно, что их к этому подвигло, члены следственной группы Генпрокуратуры пока не знали.
— Что здесь происходит? — полюбопытствовал следователь у крупного мужчины с подполковничьими погонами, курившего на пороге дежурной части.
Узнав в госте и его спутниках тех, кого четверть часа назад вызывал по телефону, начальник РОВД поздоровался с Лисиным, остальных удостоил дружелюбным кивком.
— Заслуженный мастер спорта по греко-римской борьбе, — объяснил он, и второй кивок указал на правонарушителя, невидимого под грудой тел. — Трехкратный чемпион мира. Шестикратный — Европы…
— Уровень вполне достаточный. — Следователь тоже умел кивать, что тут же и продемонстрировал. — Наша школа лучшая в мире.
Они помолчали.
Чемпион мира снова встал, и его опять повалили на пол.
— Я вижу, вы тут не скучаете. Можно вопрос?
— Да, конечно, — разрешил подполковник и тут же забасил, показывая кому-то из сражающихся на освободившуюся конечность выдающегося спортсмена: — Руку, руку ему заламывай!..
— Почему этим заслуженным мастером спорта пытается овладеть такое количество ваших людей?
— Жену гонял. Патруль избил. Дежурную группу тоже. Пришлось брать.
— В нем роста — метр в прыжке. — Сидельников поморщился, сожалея о том, что выезд и на этот раз был напрасен. — Видя одну только его пятидесятисантиметровую руку, я могу заявить о том, что в прокуратуре хозяйничал не он.
— А кто говорит, что это он? — Подполковник невозмутимо пыхнул сигаретой.
Вздохнув, он вытянул из-за пояса плоскую дубинку, размером и формой напоминающую ложку для обуви, спустился по ступеням в дежурную часть и нашел нужный затылок.
Хрясть!..
— Он у меня в кабинете, — поднявшись, пояснил подполковник и направился по коридору, объясняя Лисину, где задержали, при каких обстоятельствах и что из указанного в ориентировке соответствует внешнему виду данного подозреваемого. — Хотя, конечно, это пустые хлопоты, — заметил он, по-хозяйски заходя в кабинет первым. В силу возраста и опыта работы подполковник и Лисин мыслили в одном направлении. — Но мне не доложить, а вам не проверить никак нельзя, верно?
— Верно, — согласился важняк, заходя в кабинет.
Под потолком висела четырехрожковая люстра, в каждом ее ответвлении сияла лампа мощностью не менее трехсот свечей. Это причиняло дискомфорт мужчине лет сорока пяти. Он сидел на стуле посреди кабинета, то прищуривался, силясь рассмотреть вошедших, то сжимал веки и оскаливался словно от боли. Такие же ощущения испытывал и молодой человек в форме, оставленный в кабинете в качестве надзирателя на то время, пока подполковник уходил бить по затылку заслуженного мастера спорта.
— Похож? — спросил начальник РОВД, выдвинул ящик стола, бросил в него дубинку.
Грохот при этом раздался вовсе не резиновый.
— Он что, сейчас сидел в темноте? — удивился Сидельников, не понимая, почему свет вызывал такое раздражение у незнакомца.
— Может, у него спросим? — предложил Лисин, располагаясь напротив задержанного. — Что с глазами? Героин бурлит?
— У меня сетчатка сожжена, — раздался в кабинете голос, даже более сиплый, чем у Лисина.
Прозвучал он, видимо, впервые, потому что интерес у начальника РОВД вызвало не столько сказанное, сколько сама речь.
— Прикуривал от доменной печи? — не дождавшись пояснений, насел следователь.
— В Казахстане во время службы солнцем опалил, — прохрипел незнакомец, опуская голову. — Потом Чечня, в бэтээре горел.
— Номер части в Казахстане? — подал из угла кабинета голос Сидельников.
— Тридцать шесть семьсот пять.
— Была такая, — удивленно, словно не ожидая, что ему скажут правду, проговорил капитан. — Десантура, кажется. В Копчагае дислоцировались, нет? Точно! — десантно-штурмовая бригада, выведенная из Германии! Наша часть рядом стояла. Мы им поделки с зоны, а они нам — ранцы.
— Выключите этот чертов свет!
— Выключите этот чертов свет! — раздраженно бросил Лисин, начиная понимать, почему задержанный столь хмур и суров. — Вы где проживаете? Установили личность?
Последний вопрос был адресован уже подполковнику, который подтвердил, что человек живет в Старооскольске, привели его от пересечения улиц Звездная и Демакова, взяли с сумкой, в которой находились орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги», ветеранская книжка, военный билет офицера запаса, полковника ВДВ, пара белья и… пистолет «ТТ».
— Зачем он у вас?
Речи о том, что человек причастен к произошедшему, пока не велось. Но никто ведь не доказал, что у убийцы не могло быть по стволу на каждое дело! В прокуратуру — один, сюда — другой.
— Пробейте мне все связи этого человека, — велел, не оборачиваясь, Лисин.
Подполковник не понял, кому это предназначалось, но решил на всякий случай выполнить сам. Тем более что никто, кроме него, не двинулся с места.
— Выбросить хотел, — прохрипел, наконец, отставной полковник. После того как погасли две лампы из четырех, он почувствовал себя гораздо лучше. — С девяносто шестого года у меня дома лежит, как после ранения из Грозного вернулся. — Он подумал, догадался, что для зарождения в этих людях хотя бы искры доверия к себе этого будет маловато, и добавил: — Уезжать собрался. К матери, в Сызрань. По дороге на вокзал хотел с моста бросить, утопить.
Лисин покачал головой:
— Понимаю, любовь к оружию у офицера в крови. Но как же тогда его можно утопить? Нескладуха, правда? Можете назвать кого-нибудь в Старооскольске, кто так же легко привыкает к оружию и запросто с ним прощается? Гасилов, посмотри на человека, рассей мои подозрения.
Сотрудник старооскольской прокуратуры заявил:
— Встаньте.
Мужчина вздохнул и поднялся.
Сидельников не мог справиться с собой, отвернулся, и Лисин понял причину. Теперь Гасилову придется лечь на пол. Он ведь видел убийцу, находясь именно в таком положении.
— Рост подходит. Глаза похожи. Абрис тот же.
— Кто бы мог подозревать, что прозвучит иное? — Незнакомец криво улыбнулся. — Это вы сейчас что, опознание проводите? — Он оперся ладонями о колени и снова сел на стул. — Теперь насчет связей. В этом городе проживают люди, с которыми я ходил в школу до поступления в военное училище. За время пребывания на пенсии я встречался с троими. Фамилии назвать?
— Если не трудно, — Лисин распечатал пачку сигарет и протянул ее отставнику.
— Зинчук…
— Зинчук? — воскликнул Лисин.
— Он, Варравин, Волопасов, — невозмутимо продолжил отставник, подумал, чем еще может быть полезен странным гостям начальника РОВД, развел руки и с жадностью втянул сигаретный дым. — Последний месяц назад умер. Зинчук подрабатывает где-то в Канаде или Америке вахтенным методом. Его я не видел года полтора. Быть может, два… Варравин нигде не работает. Ловит рыбу, торгует ею. Иногда на подхвате в качестве грузчика у администраторов кафе. Общих интересов нет ни с кем из перечисленных. А теперь давайте дело делать. Составляйте бумаги, изымайте и отправляйте в камеру. Я устал…
— У Зинчука могут быть проблемы с головой? — встрял Сидельников.
— А у кого из тех, кто пять лет провоевал в Афгане, их нет? Если бы, к примеру, у меня их не было, то чего бы я «ТТ» с собой по городу носил?
— Где его вещи? — Лисин резко развернулся, подошел к подполковнику полиции и посмотрел на него так, словно в чем-то подозревал.
Тот только что вернулся и сейчас оглядывался по сторонам, предполагая, что упустил нечто очень важное.
— Это простой вопрос, подполковник. Где вещи этого человека?
Начальник РОВД извлек из стола, стоявшего в углу, спортивную сумку и с ловкостью фокусника стал вынимать из нее самые различные предметы, редко встречающиеся у обычных граждан.
Боевые награды, документы, пистолет, запакованный в полиэтиленовый пакет, записная книжка с двумя или тремя адресами женщин, мобильный телефон с пустой базой контактов. Сидельников принимал все это из рук полицейского начальника.
Трусы, еще одни, майка, три пары носков, по-военному аккуратно свернутых в виде «улыбки».
— Комплект киллера перед служебной командировкой, — восхищенно констатировал подполковник.
Перебрав все это, Лисин погрузил руки в карманы, повернулся к отставному десантнику и спросил:
— А где ваша расческа?
— Что? — изумился тот.
— Расческа. Это предмет, которым приглаживают волосы.
— Вы посмотрите на мою голову, — с сарказмом посоветовал бывший десантник. — Какая расческа, господин хороший?
— Верно, — пробормотал Лисин, сжимая подбородок и расхаживая по кабинету. — Зачем вам расческа? У вас стрижка совсем короткая. Такую проще руками пригладить. — Следователь встал напротив собеседника в позе визажиста и провел взглядом по его голове. — С вашими военными традициями расческа вообще, наверное, не нужна.
— Я ее в последний раз держал в руках перед училищем, — сознался военный. — Странные вы какие-то, ребята.
— Запиши адреса Зинчука и… — Лисин повернулся к Юштину.
— Варравина, — недовольно бросил военный. — Что касается Зинчука, то я служил вместе с ним в Германии. Если это вам интересно.