— Где тут у вас «чертово колесо»? — глухо проронил следователь, даже не поворачивая голову к Гасилову.
— Ну-у… Это в другом направлении.
— Так езжай туда. Хотя нет. Поехали сначала по адресу.
Им открыла старушка-мать. Она с порога отругала сына, которого среди пришедших не было, обозвала Лисина и Гасилова блудняками и с грохотом захлопнула дверь.
— Теперь давай к колесу, — уже никуда не торопясь, приказал следователь. — И кликни Сидельникова, пусть тоже полюбуется.
Ночь пахла цветочной свежестью, хотя намеков на зелень еще не имелось. Но весна была уже тут, она властвовала беспредельно, вдыхала жизнь во все, что пробуждалось в это время.
Глава 15
Колесо как колесо. За десять рублей летом здесь и за сто в Москве можно крутануться на нем пару раз и поглазеть на город. Еще со студенческой поры, когда распитие спиртных напитков на улице каралось и без эпохальных законов, принятых в наши времена, а отмечать важные события было негде, Лисин знал, что за два оборота колеса вокруг собственной оси распиваются ровно две бутылки водки на четверых. Делать это можно спокойно, с чувством, не гнать и не сидеть, глазея на тару. К тому моменту, когда колесо завершало второй оборот, как раз прожевывались остатки огурца.
Ни ДНД тебе, ни укоризны со стороны общественности. Да и стоило такое удовольствие пятак за один оборот. Сорок копеек на всех за катание плюс восемь двадцать восемь за напиток. Итого — восемь шестьдесят восемь. Не такая уж великая сумма на четверых для празднования дня окончания сессии. Никого не интересовало, в каком состоянии молодые люди занимали свои места. Если же они спускались со ступеней порозовевшими и счастливыми — так кого Москва, спрашивается, не восхищала?!
Сейчас аттракцион, еще недавно внушавший людям чувство детского веселья, выглядел уныло и печально. Будка управления завалена снегом. Лишь сугроб, отодвинутый дверью и смятый так, словно его бок придавили лопатой, свидетельствовал о том, что здесь недавно кто-то побывал.
Лисин вынул из багажника «Волги» большой мощный фонарь с такой же рукоятью, как у портфеля, включил его и направил сначала на нижние беседки, потом на последующие. Наконец-то луч света дошел до верхней точки. Там висела беседка, ничем не отличающаяся от остальных по форме. Из нее свисала нога, согнутая в колене и обездвиженная. Слабый ветер едва шевелил штанину.
Такая картинка ввела Гасилова в транс. Он покачнулся, замер и даже перестал моргать.
— Вызывай оперативную группу, — сказал Лисин, выключая фонарь. — Вон едет Сидельников. У него разживемся чаем в термосе и парой булок.
Следователь был прав в своих догадках. Погибли те самые варвары, спутники Ляписова-младшего. Если верить показаниям Варравина, именно они забивали ногами его сестру.
Первый был убит на берегу тремя выстрелами, второй — четырьмя. То ли последний малый оказался живучим, то ли убийца воспылал к нему немалой злобой. Те же ранения в грудь и живот, а в голову на этот раз было сделано два выстрела.
— Ей-богу, за все бананы Африки я сейчас не поменялся бы местами с Андреем Ляписовым, — сказал, допивая чай из жестяного стакана, колпачка от термоса, Лисин.
— Бананы любите? — поинтересовался Сидельников.
— Терпеть не могу это мыло. Я люблю груши.
— Тогда почему не клянетесь всеми грушами Таджикистана? — буркнул Гасилов, уже отогревшийся чаем.
— Слишком велик соблазн встать за них на место Ляписова.
— Значит, все-таки подозреваете, что сынок председателя недоступен для «прокурорского палача»?
Лисин пошевелил плечами, затекшими от долгого сидения в машине, и ответил:
— Он уже вышел за рамки его деятельности. Что же касается неуязвимости… Куда, вы думаете, в таком спешном порядке рванул уважаемый Леонид Павлович? Мальца своего сорокалетнего искать. Сейчас найдет и запрет до лучших времен в каком-нибудь своем особнячке. У него же не один такой?
— Куда уж там один, — заметил Сидельников, совершенно не владеющий информацией на эту тему.
— Вот я и говорю!..
— Снег просеивать не будете? — поинтересовался один из местных оперов, приблизившись к «Волге».
— Не надорвешься? — Лисин кивнул на белую целину. — Или хочешь вторую запонку для пары найти?
Ему все-таки было интересно, кому могли принадлежать инициалы «ЕК». Ничего, кроме «Евгений Киндинов», в голову следователю не приходило. Может, королева Елизавета? Но тогда должно быть «QE».
Лисин помнил старые советские времена, когда люди заботились не о существе предметов, а просто об их наличии. С учетом этого момента любая версия летела в тартарары. Главным были запонки, а что на них написано — нет разницы. Вещь, обнаруженная старооскольским сыщиком, была действительно стара на вид, но выполнена красиво, со вкусом. То есть не для советских пользователей, когда ценилось не качество вещи, а сам факт владения ею.
— Куда теперь? — поинтересовался Гасилов, догадываясь, что миссия бригады окончена.
Все, что было нужно, выяснено, остальное — удел местного следователя. Пусть он готовит материал — Лисин все равно заберет его себе.
— Скажи мне, юрист второго класса, ты веришь в то, что полковник ВДВ таскал с собой «ТТ» столько лет и ни разу не оказался пойманным? Он был задержан лишь в тот день, когда в город прибыл следователь из Москвы.
— Я верю в то, что у него большие затруднения с финансами.
— Он откопал ствол и решил его сбыть, чтобы немного подзаработать?
— Точно.
— Ты молодец, Гасилов, — сказал Лисин, щурясь от света фар, как от лучей утреннего солнца. — Когда прижимает, способен на продуктивное мышление. Давай еще раз проверим. Знаешь, чего я сейчас хочу больше всего?
— Супа горячего, — просипел Сидельников, для которого чай оказался лишь затравкой.
— Вы хотите поинтересоваться у полковника-десантника, кому он шел сдавать ствол, — подумав, ответил Гасилов.
— Вы оба правы, — заметил следователь. — Но едем мы в следственный изолятор.
Долго крутить полковника-отставника не пришлось. Не понадобилось даже придумывать следственные уловки и припирать его к стене на ляпах, допущенных им в ходе допроса. Немного покурив и подумав, полковник назвал точный адрес человека, который соглашался купить у него оружие, действительно привезенное из Афганистана, за триста долларов.
— За сколько же они их здесь продают? — удивился Сидельников. — Это красная цена «тэтэшки» в Москве! А здесь, понимаешь, скупают оптом за эти суммы.
Полковник назвал номер контейнера на рынке и ряд, в котором тот стоял. Это был как раз тот случай, когда следовало дождаться утра.
Время, оставшееся до рассвета, то есть до открытия рынка, Лисин решил использовать с толком. Ему все равно не хотелось спать. Он набрал номер телефона Ляписова-старшего и посоветовал ему держать сына при себе все то время, пока будет идти следствие.
— И сколько, по-вашему, я вынужден буду охранять его? — Старичок, любящий выкрашивать волосы в молодецкие оттенки, был вне себя.
Лисин попрощался и повесил трубку, но через два часа, ближе к четырем утра, позвонил еще раз. Он хорошо помнил, как старый профессор из клиники Сербского за рюмкой коньячного спирта сообщил ему презабавнейшую новость. Оказывается, у людей, склонных к психопатии, возраст которых перевалил за шестой десяток, существуют определенные временные точки, регулирующие их биологическую деятельность.
Первая приходится на шесть утра. Если вышеописанная личность хорошо выспалась, то в это время организм начинает просыпаться, а к семи активность достигает своего апогея. Именно по этой причине они раньше всех появляются на работе и начинают прессовать тех подчиненных, кто через полтора часа опоздает на две минуты.
От восьми до десяти утра такие персоны способны творчески мыслить и адекватно воспринимать окружающий мир. В районе обеда им хорошо бы лечь поспать, но это невозможно. Поэтому фигурант начинает ощущать сначала беспричинную, а ближе к трем часам дня — уже совершенно реальную опасность.
В тех, кто ему еще полчаса назад был мил, он видит претендента на свое место и начинает его ненавидеть. Причем очень сильно. Если его не отвлечь, например, каким-нибудь подарком вроде банки кофе, то старичок до ухода домой, уже часам к пяти, в состоянии состряпать какой-нибудь документ, на основании которого человек, милый его сердцу, завтра будет уволен.
Профессор, шестидесятипятилетний мужичок, смеялся, пугал этим открытием Лисина и сообщал все новые и новые особенности функционирования организмов старичков-агрессоров, чрезвычайно склонных к психопатии. Он словно рассказывал тогда о сегодняшнем Ляписове-старшем.
Оказывается, если этим типам не давать спать с часу ночи до четырех утра, хотя бы отрывками по пять-десять минут, то утренний миролюбивый старец превращается в деспота, брызжущего слюной. Каждый его последующий поступок будет еще более бестолковым, чем все предыдущие.
После разговора, состоявшегося в начале первого ночи, Лисин выждал и снова набрал номер Ляписова-старшего ближе к трем.
— Я вас слушаю. — До следователя донесся не только голос из преисподней, но и, казалось, даже запашок.
— Это Лисин, — просто представился он.
— Я вас слушаю. — Это прозвучало так, словно у затылка председателя суда, выкрашенного в темно-русый цвет, кто-то держал пистолет, снятый с предохранителя.
— Хотелось бы узнать, так сказать, в общих чертах. — В глазах Ляписова Лисин выглядел, наверное, как самая настоящая сволочь. — У вас все в порядке?
— Да, — раздался голос из могилы. — Это все?
— Я перезвоню, если что.
— Хорошо. — Чувствовалось, что председатель суда сейчас взорвется.
«Если что» наступило ровно в пять часов утра, когда категория старцев, описанная профессором, погружается в сон, самый благоприятный для здоровья, потрепанного временем и дорогами.
— Я звоню, чтобы справиться, все ли благополучно с сыном?
— Пошел ты… — Хрипотца в голосе Ляписова убеждала следователя в том, что сегодня в здании суда слюны будет предостаточно.