Но любил ли ее Артем? Он не знал. Только чувствовал, что в груди у него вместо сердца тяжелый и острый кирпич, и носить его в школу изо дня в день было невыносимо. Иногда он поджидал ее возле крыльца, но Тоня всегда выходила в окружении одноклассников…
16
Однажды Артем проспал, даже пропустил первый урок. Не пошел, как обычно, пешком, сел в автобус и доехал до школы. На второй урок он тоже не успел – коридоры были пустые. Он пулей взбежал по лестнице на третий этаж, резко вывернул в коридор и столкнулся…
С ней, Тоней. Она была в куртке, без своей школьной сумки, с которой приходила раньше. От неожиданности он схватил ее за локти, чтобы удержать. Но она отпрянула от него. Смотрела искоса – недоверчиво и испуганно.
– Тоня, – начал он и шумно выдохнул: запыхался на лестнице, да и встреча взволновала его.
Она настороженно молчала – вот-вот убежит. Артем сделал шаг к ней, готовый снова схватить ее и удержать – только бы заглянуть в глаза, только бы понять ее.
– Почему ты избегаешь меня?
– Ты мне сделал больно, – сказала Тоня.
– Сейчас?
– Тогда.
Она обошла его и медленно двинулась по холлу третьего этажа. Артем последовал за ней.
– Пожалуйста, не ходи за мной.
– Тоня, объясни.
– Ты совсем непонятливый? – Она повернулась, и Артем смог разглядеть ее лицо. Утренний свет из окна, казалось, добавлял ей бледности. Через кожу просвечивали тонкие ручейки вен. И под глазами он впервые заметил круги – почти черные, как ее новые волосы.
– Я непонятливый. – Артем помотал головой. – Я ничего не понимаю: ни тогда, ни сейчас. Ты стала совсем другой или там притворялась…
– Я? Притворялась? – Тоня посмотрела на него удивленно, растерянно.
Артем сцепил ладони, сжал костяшки пальцев. Как ей сказать, что тогда она порой казалась ненормальной?
– Тоня, ты… ты вела себя странно… и я думал… – он замолчал.
Она тоже помолчала, потом проговорила:
– Я никогда не была такой искренней, как тогда. Именно тогда, в том кусочке лета, я была настоящей. И мне казалось, что ты понимал меня. Ты единственный, кто меня не жалел. Я вообразила, что почему-то важна для тебя. Ты никогда не говорил, но ты так смотрел, как будто лучше меня никого нет на свете. Все смотрели на меня так, будто уже похоронили. А ты – как будто я буду жить – долго-долго. Я во всем ошибалась. Тогда, в последний день, я тебя искала, а ты не хотел меня видеть. Как мне было больно!
– Я не знал, что вы уезжаете. Если бы я знал…
Тоня опустила голову и проговорила почти неслышно, как будто самой себе:
– Я искала, я даже вымолила у родителей еще несколько часов. Мы должны были уехать утром, но мне хотелось побыть еще, я так просила их! И они разрешили побыть мне до вечера. Я не знала, что выпросила у них такой грустный и глупый день. За весь год случалось много раз, когда мне было тяжело и плохо, но самое больное было тогда. Мне так хотелось быть счастливой, изо всех сил, но в мое счастье натыкали ножиком, чтобы уже насовсем его прикончить.
– Тоня… я не знал…
Она плакала. Артем не видел ее лица, его закрывали волосы, но капли гулко падали на концы ее туфель, на пол, на его ботинки. Он осторожно опустил руки на ее волосы, сдвигая с лица. Волосы были жесткие и не пахли больше соснами и рекой.
– Почему ты покрасила их? – невольно спросил Артем. – Волосы? Почему ты решила сделать их черными?
Тоня засмеялась – тем же знакомым летним смехом, в котором было как будто больше горя, чем радости. Она подняла голову и медленно потянула себя за волосы.
– Они не настоящие, – сказала Тоня, держа в руках парик. – Видишь?
Артем изумленно смотрел на нее. Сейчас, без волос, она казалось совсем инопланетной. Тоня же вглядывалась в его глаза, как будто пытаясь увидеть его чувства.
– Если я когда-то и притворялась, то это здесь, в последние дни. Воображала, будто я все та же первая красавица и умница школы, что и раньше. Ха-ха. А сама – лысая! Уродина! Больная! Ну что, нравлюсь я тебе?
– Тоня…
– Если нравлюсь, принеси мне парик! – она раскрутила его в воздухе и бросила за поворот, в один из коридоров. – Ну?
Артем молча повернулся и пошел за париком. Он залетел в угол коридора, Артем наклонился его поднять и услышал быстрые удаляющиеся шаги. Он побежал обратно – Тони уже не было. Артем пустился по лестнице вниз, выбежал в холл первого этажа, поднялся обратно. Ее нигде не было.
Он выбежал на крыльцо школы и огляделся. В школьном дворе было пусто, только ко входу быстрым шагом шла какая-то женщина в очках, по виду одна из учительниц.
– Почему не на уроке, молодой человек? – бросила она. – Прогуливаете? Постойте, ошиблась. Вы ведь вроде не из нашей школы? Я сейчас в декрете, но как завуч не могу не помнить всех учеников из старших классов.
– Я из вашей, – Артем спрятал за спиной парик. – Я недавно здесь учусь.
– Новенький, а уже уроки пропускаете…
– Скажите, – он перебил ее, – а вы правда всех старшеклассников знаете? Вы не видели сейчас Тоню Нитенину? Она из девятого класса. Не встретили ее сейчас? Она должна была выйти из школы.
Завуч покачнулась. Сняла очки и потерла нижние веки, которые почему-то стали влажными.
– О боже… Вас как зовут?
– Артем.
– Артем, вам померещилось. Антонина не может ходить в школу, это невозможно. К сожалению… – Она вытащила платок из кармана, отвернулась и приложила платок к глазам.
Артем сбежал со ступенек крыльца, помчался по улице, выискивая среди прохожих Тоню. Те с любопытством косились на парик в его руке. Он подбежал к компании девушек.
– Вы не видели здесь девушку… такую лысую?
Те увидели парик и засмеялись. Артем убрал его в рюкзак и быстрым шагом пошел назад, к школе.
17
Уже закончился второй урок, Артем встретил одноклассников в коридоре. Он подошел к Насте.
– Ты знаешь Тонин телефон? И адрес?
Она посмотрела на него подозрительно и как будто обиженно.
– Тебе зачем?
– Надо.
– Нет, скажи.
Артем сжал руками виски.
– Хорошо… Мне надо попросить прощения. Я ее обидел.
– Когда успел? – Настя пожала плечом. – Она даже не смотрела на тебя.
– Ты дашь адрес или нет?
Настя вытащила из рюкзака блокнот, но замешкалась.
– Ты ей не нравишься, разве не слышал?
Она смотрела пронзительно, как будто пытаясь разгадать его чувства к Тоне. Артем молчал, чувствуя, как растет между ними напряжение. Ему показалось, что Настя сейчас заплачет и убежит, но вместо этого она выпалила:
– И вообще она скоро умрет!
Артем резко выпрямился, схватил ее за плечи.
– Неправда!
– Правда!
Он с ужасом смотрел на нее. Настя задрожала и зажмурилась, сама испугавшись своих слов. Артем разжал пальцы, она сделала шаг назад, написала адрес и молча протянула листок.
Артем не глядя схватил листок и побежал. Было невыносимо стоять на месте; ему казалось: если он остановится, сразу умрет. На ходу он заглянул в листок – Тонин дом находился рядом, через несколько дворов. Телефон Настя забыла написать, но возвращаться он уже не стал.
В груди больно давило, но Артем продолжал бежать. Не сбавляя скорости, он взлетел на шестой этаж – дверь подъезда была открыта. Он уткнулся лбом в железную дверь и шумно дышал. Дверь была холодная, вспотевший лоб прилип к ней. Наконец, Артем потянулся к звонку, нажал несколько раз – но тот не работал.
Он постучал.
Дверь слегка толкнули, и она с тугим скрипом приоткрылась на треть, Артем потянул ее на себя и зашел в темную прихожую. Пригляделся и с удивлением узнал соседку с дачи – Захаровну. Она стояла, держа в руках двух младенцев, розовощеких и очень похожих.
– Хоть зубами двери открывай, – проворчала она. – Руки-то обе заняты.
– Здравствуйте, – медленно произнес Артем. – Я, кажется, ошибся квартирой. Это сорок шестая?
– Батюшки, это кто? Ага, сосед с участка, вот так встреча! Да, сорок шестая. А тебе кого надо-то? Правда, мы и сами недавно переехали, не всех соседей знаем. Ты проходи, садись.
Артем снял ботинки, сел на диван и сразу выпалил:
– Мне сказали, что здесь живет Тоня Нитенина.
– Она жила здесь, – кивнула Захаровна, садясь и укладывая малышей перед собой. – Ее родители осенью продавали квартиру, мы случайно именно у них и купили. Из-за близнецов. Я решила вместе с дочкой жить, чтобы за внуками приглядывать. Ах вы мои рыбки! – она почмокала близнецам.
– И где теперь живут Нитенины? – почти с отчаянием проговорил Артем.
– Да вот не знаю. Я звоню им, но они отвечают не так охотно. Беда же у них с дочкой. Они потому и продали квартиру, а сами в маленькую переехали, чтобы на эти деньги Тоню за границей полечить. Ну, там им вроде не очень помогли.
Артем замолчал. Он вспомнил, как впервые услышал о болезни Тони и как нелепо понял эти слова. И как все время пытался узнать: больна она или нет. Сердце его замерло от внезапной догадки, так что стало трудно дышать.
– Она больна, – выговорил он хрипло.
– Больна, – кивнула Захаровна.
– У нее… рак?
– Не говори ты так. – Та замахала руками. Как будто боялась, что слетевшее с губ Артема слово может ее коснуться. – Да, онкология у нее, у бедняжки. А я вообще не люблю называть эту болезнь, мне от этого страшно делается.
Артем уронил голову в ладони, с силой сдавив виски. Почему-то хотелось сделать себе больно. Он только сегодня вдруг понял, каким был чудовищно глупым. Омерзительным идиотом. И при этом счастливым, как могут быть счастливыми только глупые люди, которые ничего не понимают. Да, он был счастливым. А она?
– А как они свою дочку нахваливали раньше, бедные, – продолжала причитать Захаровна. – Вот и сглазили. Она у них, конечно, умница была: спортсменка и отличница. А теперь что с ней будет?
– Дадите мне телефон Нитениных? – спросил Артем, подняв голову. – У вас же сейчас он есть?
– Да, конечно. Пойду только близнецов уложу, им уже давно спать пора.