— За стойку! Лицом вниз, руки за голову! Живее!
Он даже не подошел к пленникам, не подтолкнул их — просто легонько ткнул пистолетом в голову продавца. Этого оказалось достаточно.
— И без фокусов!
Ицуко не выдержала:
— А корзинку можно поставить на пол?
— Брось под ноги!
Она так и сделала. У очкарика руки были уже пустые. «Администратор» вообще еще не успел ничего взять с полки. Ицуко посмотрела на их лица и первой пошла вперед.
Под ногами хрустело битое стекло. «Хорошо, что сегодня на мне мокасины, а не мои любимые лодочки. Все каблуки бы поободрала», — подумала Ицуко.
Почему в голову лезет всякая ерунда? Может, от страха? Или оттого, что дрожат коленки?
Следом за Ицуко поплелся очкарик. У «администратора» физиономия все еще была интенсивно-багрового цвета, и его основательно пошатывало. Как ни силен шок, а все же алкоголь выветривается не сразу, тем более, что выпил он прилично.
Они уже собирались лечь на пол, когда грабитель остановил их:
— Обувь на стойку! Шевелитесь!
Через несколько секунд на стойке выстроились в ряд мокасины Ицуко, теннисные тапочки очкарика и потрепанные, но с новехонькими шнурками ботинки «администратора». Грабитель толкнул продавца:
— Возьми ботинки!
Продавец послушно сгреб все три пары и попытался удержать их. Тапочка очкарика едва не вывалилась из пальцев, и он поспешно подхватил ее.
Ицуко медленно опустилась на пол. На линолеуме виднелись черноватые разводы и следы каучуковых подошв, но в общем было не слишком грязно.
Очкарик почему-то улегся на спину.
— Дурачок! — тихонько сказала Ицуко. — Нужно лицом вниз.
Очкарик растерянно моргнул и покорно перевернулся на живот. «Администратор» долго кряхтел, устраиваясь поудобнее. Видно, мешал живот. Удостоверившись, что вся троица лежит, сцепив руки на затылке, грабитель повернулся к продавцу:
— Веди в служебный кабинет! Пошел!
По хрусту зеркальных осколков Ицуко поняла, что они идут к проходу. Над ее головой раздался голос бандита:
— И зарубите себе на носу: если вздумаете дурить, ему конец! Так что это на вашей совести.
Ицуко зажмурилась и ждала, когда уйдет грабитель. Идиот. Они же за стойкой кассы, А тут как раз телефон!
Но только она подумала об этом, как снова послышался голос грабителя:
— Ах да, телефон!
Тут же раздался треск обрываемого провода. Все, телефона больше нет.
Хруст стекла становился все тише, явно отдаляясь. Вскоре ботинки зашлепали по чистому полу, Послышался скрип открываемой двери.
Внезапно в зале погас свет. Наверное, выключатель — в служебном кабинете. Тут же наступила мертвая тишина. До этого момента Ицуко, как ни Странно, не сознавала, что в магазине тихо звучит музыка. Она заметила это только тогда, когда мелодия оборвалась. Похоже, трансляция. Новейшие хиты поп-музыки. За секунду до того, как мелодия Смолкла, молодой мужской голос страстно выводил: «Люблю тебя, люблю тебя…»
Тишина в магазине — это было совсем скверно. Молчание и тишина — не самый подходящий товар. От этого жуткого молчания все переменилось до неузнаваемости. Круглосуточный универсам, в котором нет света, музыки, продавцов… Не магазин, а призрак какой-то!
— Неужели никто ничего не заметит? — спросил очкарик, опершись о пол подбородком. Возможно, оттого, что он старался говорить тихо, голос его прозвучал неожиданно басовито, почти как у взрослого мужчины.
— Некому замечать! — унылым шепотом отозвалась Ицуко. — Ночь же. Кругом ни души.
— Интересно, а наружная вывеска тоже погасла?
— Скорее всего.
— Неужели и этого никто не заметит?
— Я же сказала: некому замечать. На улице пусто.
Мелкие зеркальные осколки долетели даже сюда, за стойку. Ицуко сдула их, чтобы не поранить щеку.
— Странно как-то… Мы ведь не связаны, а двинуться с места не можем, — снова нарушил молчание очкарик. Он был на удивление спокоен.
Ицуко приподняла голову и посмотрела на «администратора». Тот лежал с закрытыми глазами, уткнувшись лицом в пол. Навряд ли он в обмороке, просто пьяному море по колено.
Ицуко немного успокоилась. Хорошо, когда никто не размахивает пистолетом у тебя под носом. Даже если продавцу по-прежнему угрожает смерть… Одно дело, когда ты это видишь, и совсем другое, когда не видишь. Как говорится, две большие разницы. Все равно ничем ему не поможешь. Руки связаны.
— У этого типа голова неплохо варит, — пробормотала Ицуко, обращаясь к мальчишке. — Телефонный шнур выдрал, дверь запер, ключи унес с собой. Все засыпал осколками, а нас заставил снять обувь.
К ее удивлению, очкарик презрительно фыркнул.
— Ну, что касается обуви, то он просто собезьянничал. Передрал из фильма «Крепкий орешек».
— А что, там есть такая же сцена?
— Ну да. А вы что, не помните?
Ицуко покачала головой. Нет, не помнит. Но похоже, сцена действительно важная, раз ее скопировали.
— А что это выпало у него из кармана? — спросил очкарик и засопел, пытаясь носом сдуть зеркальные осколки.
— Детская игрушка. Погремушка.
— А зачем она ему?
— Понятия не имею. Но раз он ее выкинул, значит, не очень нужна.
— Но ведь зачем-то он ее в карман положил? — Очкарик приподнял голову. — Мне показалось, что он нарочно обронил эту вещь.
Тут из служебного помещения донесся какой-то приглушенный стук, Ицуко вздрогнула.
Мальчишка привстал на локтях, но Ицуко поспешно дернула его за свитер.
— Не высовывай голову! Пулю захотел?
— У него только один пистолет. Он не может целиться сразу в двоих.
— Ну хорошо. Давай подними шум. Может, продавцу удастся улизнуть, пока грабитель будет выяснять, в чем дело. Только будь готов к тому, что он застрелит тебя. Впрочем, если тебе все равно…
Очкарик плюхнулся на пол.
— Скажете тоже… — пробурчал он.
Некоторое время оба молчали.
Из кабинета больше не доносилось ни звука. Слышалось только хриплое дыхание «администратора».
— Вам что, плохо? — спросил очкарик.
Тот ничего не ответил.
Тогда он протянул руку и легонько потряс его за плечо. Осоловелые красные глазки открылись.
— Как вы думаете, нас убьют? — неожиданно спросил «администратор». Язык у него все еще заплетался.
— Не знаю, — честно ответил очкарик. — Вообще-то, рассуждая здраво, если первой жертве не повезет, то у остальных появится шанс убежать.
— Тогда давайте бросим продавца и убежим!
Ицуко и очкарик потрясенно молчали, не зная, что и сказать.
— А как вы это себе представляете? — наконец заметила Ицуко. — Наружная дверь-то заперта.
— Ну-у, можно разбить стекло…
— Если мы это сделаем, он начнет палить без разбора, — ответил очкарик. — Но даже если мы убежим, что будет с продавцом? Если его убьют, вина ляжет на нас. Я не хочу, чтобы потом меня показывали на всю Японию в криминальных новостях!
Бросить продавца… Это уж совсем подло. Порядочные люди так не поступают.
Однако слова очкарика, похоже, совсем не задели «администратора». Он и бровью не повел.
— Я вот что думаю… Ну и пусть меня убьют! Я только рад буду.
Ицуко даже голову приподняла, чтобы взглянуть на «администратора». Его лицо смутно белело в полумраке, освещаемое лишь тусклым светом с улицы.
— Не надо, успокойтесь, — сочувственно сказала Ицуко.
«Администратор» даже фыркнул.
— А я совершенно спокоен. Я вот лежу и все думаю… Ссуда на дом еще не выплачена, а тут страховку за меня получат. Лучше мне умереть… От моей смерти домашние только выиграют!
Очкарик тоже глянул «администратору» в лицо. Очки у него сползли на нос.
— Ну что вы такое говорите?
— Сегодня приказ вышел… — «Администратор» даже не старался понизить голос. — Попал под сокращение. Тридцать лет проработал в коммерческом отделе, а теперь буду чем-то вроде сторожа на складе.
«Так вот почему он так надрался сегодня!» — подумала Ицуко.
— Тридцать лет… — горестно повторил «администратор». — Год-то к концу подходит… Отгуляем все вместе — и проводы старого года, и прощальный банкет.
— Но нельзя же из-за такой ерунды желать себе смерти! — возразил очкарик.
«Администратор» только вздохнул.
— Что в этом смыслят младенцы?
Ицуко вдруг задумалась. Если ее убьют, никто тоже особенно горевать не станет. На ее место в фирме возьмут кого-то другого. Не такая уж она незаменимая. Коллеги, может, погрустят немного, но скоро утешатся. Может, некоторые даже немножко обрадуются, особенно Сатоми, которая любит покрасоваться на телеэкране, — о ней ведь напишут в газетах, по телевизору покажут как подругу потерпевшей! Родители… Да, те, конечно, с ума сойдут от горя. Но одних родителей мало. Тоска… В сущности, кроме родителей, у нее никого и нет. Жизнь без красок, без выбора — все равно что групповая поездка по жесткому графику вместо индивидуального тура.
— Мало что вляпалась в заложницы, так еще в таком паршивом месте! — Ицуко невольно вздохнула. — Нет чтобы какой-нибудь шикарный бар или супермаркет где-нибудь в Симо-Китадзаве или Дзиюгаоке…
«Администратор» расхохотался.
— Какая разница, где тебя убьют! Для тебя же это ничего не меняет, — язвительно заметил он.
— Но ведь вам-то не все равно, где работать, — возразил очкарик, — в коммерческом отделе или на складе.
«Администратор» помолчал. Потом презрительно сплюнул.
— Я же сказал — младенец!
Было слышно, как на улице взревел автомобильный двигатель. Машина сорвалась с места и умчалась. Снова наступила тишина.
— Родители, наверное, уже беспокоятся? Ицуко повернулась к мальчику.
— Да нет. Папаша дрыхнет. Он так устает за день, что хоть из пушек пали, не проснется. А мамаша сегодня в ночь.
— Работает?
— Угу. Медсестрой.
— А тебе разрешают выходить на улицу гак поздно?
— Так я ведь совсем рядом живу. Как живот подведет ночью, так и бегу сюда. — Очкарик коротко рассмеялся и заглянул Ицуко в лицо. — Я вас тоже здесь частенько вижу.