— Спасибо… — от волнения я переминаюсь с ноги на ногу, — за полотенце.
Он продолжает выжидающе за мной наблюдать. По крайней мере, не выгоняет, что уже хорошо.
— Я ни о чём не жалею. Не знаю, нужно ли говорить… Ты ведь никому об этом не расскажешь?
Произнеся это, я прикусываю губу. Прозвучало по-дурацки, не так, как я рассчитывала. Но Арсений ведь взрослый и сам понимает: я всё ещё его сводная сестра, а Пётр — мой отчим. Даже Луиза, отличающаяся широтой взглядов, вряд ли оценит нашу сексуальную связь. А как будет смотреть на меня Данил, если узнает, я даже представлять не хочу.
Во взгляде Арсения появляется знакомый металлический блеск, рот едва заметно кривится.
— Ты всегда сначала делаешь, а потом думаешь?
— Я же сказала, что ни о чём не жалею, — повторяю я немного тише.
— Тем лучше для тебя. Обидно лишиться своего сокровища от безысходности или лишь для того, чтобы заткнуть за пояс Инессу.
Моё лицо не просто горит — теперь оно пылает.
— Что… почему…
Арсений не пытается иронизировать. Он смотрит мне в глаза, давая понять, что мои попытки привлечь его внимание возле бассейна не остались незамеченными.
Мне сквозь землю хочется провалиться. Дура. Зачем я вообще попросила его молчать? Я просто испугалась, что в одном из разговоров с Данилом он упомянет об этом. Они ведь лучшие друзья. Я теряюсь настолько, что намерение провести с ним ещё какое-то время окончательно покидает меня, и я начинаю с вожделением посматривать на дверь.
Звук раздавшегося телефонного звонка приносит почти облегчение. Сейчас Арсений отвлечётся на вызов и я спокойно ускользну. И следующая мысль: кто может звонить ему так поздно? Инесса?
Синий взгляд отпускает меня, звучит короткое «Алло». Я делаю первые трусливые шаги к двери, но застываю от тревожных нот в голосе Арсения.
— Куда? Сейчас?
Застыв, я смотрю, как он быстро идёт к гардеробной, рывком открывает дверь.
— Как он?
По телу прокатывается озноб — симптом растущей паники. Я не до конца понимаю, в чём дело, чувствую только, что случилось что-то плохое. Только с кем? С кем?
— Что? — выдыхаю я, глядя как Арсений натягивает джинсы.
— Отец в больнице, — он на меня не смотрит, его голос хриплый, подавленный. — Сразу с самолёта увезли.
Глава 31
Придерживая полотенце на груди, я вылетаю из комнаты вслед за Арсением и сбегаю по лестнице. От отчаяния мысли панически мечутся, и никак не получается собраться. По коротким фразам, что он говорит в трубку, я пытаюсь понять, насколько всё серьёзно. Отчиму стало плохо в самолёте, поэтому на посадке их встречала карета скорой помощи. Врачи диагностировали у него инсульт. Петра отвезли в дежурную питерскую больницу, и на данный момент информации о его состоянии нет.
Мой первый порыв — попросить Арсения взять меня с собой. Наплевать, что он не считает меня частью своей семьи. Петр — это единственный отец, который у меня был, человек, давший мне так много. Деньги на билет до Питера у меня есть, бизнес-класс меня не интересует. Я хочу просто приехать в больницу и находиться с отчимом рядом. Если ещё с одним дорогим для меня человеком что-нибудь случится, я не переживу.
— Ближайший рейс через полтора часа, — зажав телефон плечом, Арсений зашнуровывает обувь. — Я успею. Паспорт у меня с собой.
Мои ноги прирастают к полу, плечи безвольно повисают. Для авиаперелёта нужен паспорт. Мой остался в квартире, лежит в комоде.
— Я поехал, — Арсений берётся за ручку и, развернувшись, смотрит на меня. — Здесь ты всё знаешь.
Я обнимаю себя руками и, закусив губу, киваю. Слёзы подступили к глазам, я сдерживаю их последними усилиями. Только бы с Петром ничего не случилось. Я не переживу, и Луиза тоже. Она так любит отца. Я слишком хорошо знаю, каково это — смерть близкого человека.
— Позвони мне, пожалуйста, как будет ясно, что с ним. Я буду ждать.
Арсений ещё на секунду задерживается взглядом на моём лице и коротко кивает. С хлопком закрывшейся двери слёзы как по сигналу льются из глаз. Я раскачиваюсь на пятках и тихо скулю от отчаяния. Инсульт — это страшно, от него становятся инвалидами и часто умирают. И то, и то не подходит отчиму. Он слишком молодой, слишком целеустремлённый и слишком любит жизнь. Собирается баллотироваться в депутаты.
Тёмный двор за окном вспыхивает голубоватым светом фар. Дёрнувшись, я со всех ног несусь к нему и припадаю лицом к стеклу. Водительская дверь «Ауди» захлопывается за Арсением, и в ту же секунду машина срывается с места, вылетая в разъезжающиеся ворота.
С трудом переставляя ноги, я опускаюсь на диван. Всё, что случилось до звонка, утратило свою значимость, и даже боль в промежности стихла. Я не могу потерять ещё одного дорогого мне человека. Их и так слишком у меня мало. Перед глазами проносятся похороны мамы: её строгое лицо с заострившимися чертами, полированная крышка гроба, яркий похоронный венок и свинцовые тучи, нависшие над кладбищем. Нет-нет, этого не должно произойти. Аверины такого не заслужили.
Я заставляю себя подняться и иду на второй этаж, чтобы одеться. Мысли перетекают к Луизе. Она знает? Арсений ей рассказал или не стал тревожить? Она имеет право знать.
Я стягиваю с прикроватной тумбочки телефон и вижу два неотвеченных вызова от неё. Звонила пятнадцать минут назад. Да, Луиза уже в курсе.
Стерев со щёк влажные разводы, я несколько раз глубоко вдыхаю, после чего набираю сестре. Нужно разговаривать спокойно, чтобы не расстраивать её ещё сильнее.
— Да, Аин, — голос Луизы натянутый и звенящий, но не похоже, чтобы она плакала. Она сильнее меня и, к счастью, не знает, каково это — потерять родителя. — Арсений тебе сказал, да? Папу на скорой в больницу прямо с самолета увезли.
— Да. Он на пути в аэропорт. Ты не волнуйся только сильно. Пётр ведь молодой и здоровый. Всё будет хорошо.
Я прекрасно осознаю, насколько шаблонно и неубедительно звучат мои слова, но других подобрать не могу, потому что и сама ни в чём не уверена. Мама умерла, когда ей было всего тридцать шесть. Она тоже была молодой и здоровой.
— Я знаю, — Луиза пытается сказать это твёрдо, но голос её выдаёт — он ломается. — Даня меня везёт в аэропорт, попробую успеть на тот же рейс, что и Арсений.
— Он с тобой не летит? — спрашиваю я без всякой задней мысли. Разве можно сейчас? Сестре необходима поддержка.
— Даня хотел, но я сказала ему оставаться. У него и так проблем выше крыши в цехе. Со мной же Арс будет, он ради папы весь город на уши поставит.
Последнюю фразу Луиза говорит так убедительно, что узел, завязавшийся в груди, неожиданно ослабевает. Потому что я знаю: она права. Если здоровье отчима зависит от качества медицинской помощи, то можно быть уверенной — Арсений раздобудет лучших врачей, и Пётр пойдет на поправку. Главное, чтобы он успел.
— Ты мне пиши, как будут новости, ладно? Я в Одинцово и спать, разумеется, не лягу.
Не выпуская телефон из рук, я падаю на кровать и прижимаюсь лицом к подушке. Несмотря на то, что в доме и на улице тепло, меня пробирает озноб — так сказываются нервы. Подтягиваю повыше колени, обнимаю себя руками. Ну почему я не взяла с собой паспорт? Тогда я бы могла быть с Арсением и Луизой, а не оставаться наедине со своими страхами в огромном пустом доме. Одиночество следует за мной по пятам.
Я лежу так больше часа, то и дело поглядывая в телефон, — не пропустила ли звонок или СМС? Пытаюсь читать про инсульт, но перестаю. От сухих медицинских статей, рассказывающих о его катастрофических последствиях для здоровья, становится только хуже.
Когда сквозь приоткрытое окно доносится скрежет раздвигающихся ворот, я не верю своим ушам. С колотящимся сердцем вскакиваю с кровати и всматриваюсь в темноту. Нервы окончательно сдают, а глаза вновь намокают, на этот раз от радости, смешанной с облегчением. На дворовую парковку заезжает машина Данила.
Неважно зачем. Неважно, надолго ли. Хотя бы на несколько минут я смогу избавиться от чувства страха и тотального одиночества.
Я сбегаю на первый этаж, залетаю в прихожую. Данил как раз открывает дверь. В той же одежде, в которой уезжал отсюда несколько часов назад, выглядит уставшим.
— Луиза успела на рейс за десять минут до окончания посадки, — призрачная улыбка касается его губ. — Я думал, ехать домой отсыпаться, но понял, что нужно проведать тебя.
Хорошо, что Данил начинает снимать обувь и не видит, как кривится моё лицо от беззвучного всхлипывания. Я почти успокоилась, но его неожиданный визит всколыхнул во мне новую бурю эмоций. Он приехал сюда просто для того, чтобы меня проведать. Ему не всё равно.
— Спасибо тебе, — вовремя вспомнив о гостеприимстве и о том, что Данил устал, я спешно предлагаю: — Кофе или чай?
— Кофе будет в самый раз.
Спустя пять минут мы сидим на диване в гостиной. В моей руке кружка с ромашковым чаем, у Данила — американо с молоком.
— Как дела в цехе? — я решаю говорить на отвлечённую тему, чтобы не поддаваться упадническим настроениям. — Решилось что-нибудь?
Данил тихо усмехается.
— Ночная смена устроила забастовку. Пришлось уволить зачинщиков.
— Это плохо?
— Лишился хорошего специалиста, — сделав большой глоток, он отставляет чашку на подлокотник и внимательно смотрит на меня. — Как ты?
Ему не нужно пояснять свой вопрос — все мои страхи написаны у меня на лице.
— Переживаю. Очень испугалась, — справляться с эмоциями не выходит, и я опускаю взгляд в колени. — Сразу вспомнилась мама, знаешь… Я не хочу ещё раз через всё это проходить. Страшно до ужаса. Пётр замечательный человек, такие должны жить очень долго… Принял меня в семью, дал мне всё, о чём может мечтать четырнадцатилетний подросток… Заботился обо мне тогда, когда родной отец и бабушка отказались. Он ведь не обязан был оплачивать мне учёбу и помогать с работой после… Ну, ты понимаешь… А он всё это сделал. В мире так мало людей, которым я нужна, а он был одним из них…