Смешно, но в голову вдруг приходит Арсений. Конечно, не потому, что я вдруг представила, как мы вдвоём идём в ресторан, чтобы отметить моё рабочее достижение. Просто он был одним из тех, кто сказал мне «не подвести».
Хотя, если быть до конца честной с собой, не только по этой причине я о нём вспоминаю. После нашего грязного секса в душевой он плотно занял собой мои мысли. Если ещё утром воскресенья я мечтала о том, чтобы мне не пришлось встречаться с ним на завтраке (чего, кстати, так и не произошло, потому что Арсению потребовалось срочно уехать), то в начале рабочей недели всё окончательно перевернулось с ног на голову. Я думала о нём постоянно и совсем не в скромном формате. Память сама переносила меня в назад, в случившееся, и даже мимолетного кадра хватало для того, чтобы возбудиться. Арсений что-то сломал во мне, открыл другую мою сторону: дикую и развязную. Я пока не уверена, что это открытие мне в себе нравится, потому что я росла с другими представлениями об отношениях между мужчиной и женщиной.
О том, что в маминой жизни кто-то появился, я узнала за месяц до нашего переезда к Авериным. Именно потому, что мама умела ценить и уважать себя, Пётр воспринимал её серьёзно и в скором времени предложил выйти замуж. Я так стремилась быть похожей на неё, а в итоге делаю всё наоборот. В мечтах лелею образ Дани, а сексом занимаюсь с Арсением. Разве он тот, кому я могу позвонить, чтобы поделиться своей, пусть и небольшой, радостью? Нет. Вот с Данилом, пожалуй, смогла бы. Он чуткий и наверняка бы понял.
Незаметно время близится к обеду. На перекус выделяется час, но я обычно управляюсь минут за двадцать и сразу возвращаюсь в свой кабинет. Сегодня же решаю изменить привычному маршруту и после съеденного бизнес-ланча еду в лифте на последний этаж. Вчера на крыше закончили монтировать террасу, и мне хочется на неё взглянуть.
Да, снова Арсений. Это ведь его проект. На этой неделе он сюда не приезжал. Наверное, как и собирался, улетел в Екатеринбург.
Открытое солнце приятно щекочет шею и глаза, отчего я немного жмурюсь. На террасе никого нет — официальное открытие, как я слышала, назначено на следующую неделю. Оглядевшись, я не могу сдержать улыбку. Эстет во мне ликует. Место и впрямь получилось стильным. Деревянные столы, накрытые кремовыми колпаками шатров, оттеняют яркую голубизну неба, а расставленные вазоны с зеленью эффектно гармонируют с напольным покрытием. Можно с лёгкостью представить, как всего через каких-то несколько дней за столами рассядутся гости, заиграет музыка, зазвенят приборы и засуетятся чёрно-белые официанты. Странно, наверное, испытывать в этот момент гордость, но я всё равно её испытываю. Потому что работаю в таком красивом месте, а ещё чуточку потому, что к созданию террасы причастен Арсений. Кадр, как он, оттянув мою шею, целует меня, вновь вонзается в сознание, и я невольно тру ладонью нагревающийся низ живота. Настоящее мучение.
Уплыв мыслями далеко, я стою так пару минут, но потом решаю возвращаться. Дотянуть и не подвести — это я хорошо помню. Стараясь не стучать каблуками, чтобы ненароком не испортить полы, толкаю стеклянную дверь к лифту и неловко зацепляюсь носком за металлический порог. Меня ведёт в сторону, и отчаянные взмахи рук не спасают — с тихим писком я приземляюсь на пол. По щекам непроизвольно катятся слёзы. Боль в коленных чашечках ничто по сравнению с той, что окольцевала лодыжку. Закусив губу, я раскачиваюсь из стороны в сторону и скулю в ожидании, когда она хотя бы немного стихнет. Дотрагиваться до ноги страшно — вдруг сломана. Господи, только бы не сломана. Я никогда ничего не ломала, и это будет просто катастрофа. Мне же на работу ходить нужно.
Свидетелей моего позора нет, поэтому я позволяю себе просидеть на полу не меньше минуты. Осторожно шевелю пальцами и, опершись ладонями на пол, встаю. Туфлю зажимаю под мышку и, то и дело морщась, на одной ноге прыгаю к лифту. Слезы высохли, но боль никуда не ушла. Ещё и губу до крови прикусила.
Работать больше не получается. Ступня горит и пульсирует, щиколотка распухла. На счастье, ко мне заглядывает Катя из рекламного отдела и, увидев моё перекошенное лицо, срочно командирует меня в травмпункт.
До такси меня провожает она же, придерживая локоть на случай, если я вдруг потеряю равновесие. Наступать на ногу я по-прежнему не могу, и, конечно, речи не идёт о том, чтобы попытаться влезть в туфлю.
Когда я перетаскиваю ногу через порог, звонит Луиза. Жаловаться на собственную неуклюжесть я совсем не планировала, но, когда слышу её бодрое «Как дела?», неожиданно для себя самой начинаю реветь. От боли, от досады и в главной степени от того, что меня даже пожалеть некому.
— А повнятнее? — требует сестра.
— Еду в травмпункт, — сиплю я, смахивая слёзы. — Лодыжку подвернула, клуша неуклюжая. Наступать на неё не могу. У меня на одной ноге тапочка горничной, а на второй — бахила. Ты бы предпочла застрелиться.
— Бедняга моя, — сочувственно тянет Луиза. — И как ты до травмпункта доковыляешь? Блин, и я ещё у Ралины за городом, без машины. Короче, не хнычь, систер. Я сейчас Дане позвоню. Пусть немного за тобой поухаживает.
Я хочу возразить — машинально, потому что так будет правильнее, — но сестра успевает повесить трубку.
Глава 36
Данил заходит в травмпункт ещё до того, как подходит моя очередь. Даже удивительно, сколько людей посреди рабочего дня попадают в переделки. Грузная женщина напротив, морщась, держится за перевязанный тряпкой локоть, рядом с ней сидит мама с мальчиком-подростком — у того на лбу огромная шишка, и ободраны колени. Про пьяных я вообще молчу. В тесной комнате ожидания их двое — помятых, пропахших удушливым перегаром мужчин в грязной одежде и со сбитыми носами.
— Привет, — я как можно бодрее улыбаюсь Дане и незаметно прячу ступню в бахиле под стул. — Долго ждать не придётся. Я следующая.
От того, что ради меня ему пришлось бросить дела и притащиться в это неприглядное место, мне немного неудобно, но одновременно с этим я безумно рада его появлению. Не только моменты радости хочется непременно с кем-нибудь разделить.
— Промышляешь каскадёрством в обеденное время? — взгляд Данила серьёзнеет, он смотрит на мою поджатую ногу, а затем — мне в глаза. — Очень больно? Двигать ступнёй можешь?
Я внутренне напрягаюсь, потому что он опускается на скамейку рядом со мной и его плечо прижимается к моему.
— Вроде бы могу, — я вдыхаю запах его туалетной воды, перебивающий алкогольную вонь, и говорю потвёрже: — Думаю, у меня вывих. В интернете почитала симптомы.
— Вот сейчас и узнаем, — Данил кивает на открывшуюся дверь, в зазоре которой появляется лицо медсестры. — Пошли. Поторопился я сесть.
Он мягко берёт меня под локоть и помогает подняться. Из-за страха наступить на травмированную ногу, я машинально впиваюсь пальцами в его предплечье.
— Не рассчитала, прости, — виновато ему улыбаюсь, ослабляя захват.
— Волонтёрам часто достаётся, — отшучивается Данил. И добавляет чуть строже: — Не торопись. Врач никуда не убежит.
Я предполагала, что Даня доведёт меня до кабинета и останется ждать снаружи, но он заходит вместе со мной. Я даже про боль и про то, что нужно поздороваться с врачом забываю, — настолько этим тронута. Всё-таки он необыкновенно заботливый.
Мужчина-травматолог осматривает мою ступню, затем надавливает пальцами в нескольких местах, заставляя меня зашипеть, и отправляет в соседний кабинет делать снимок. Там выясняется, что ни трещины, ни перелома у меня нет, поэтому мне выписывают неделю покоя, противовоспалительные, ортопедический носок, после чего отправляют домой.
— Всё оказалось не так страшно, да? — Данил открывает пассажирскую дверь своего «Ягуара» и придерживает мою ладонь, когда я осторожно сажусь.
— Слава богу, нет перелома. Я этого больше всего боялась. Может, зря… — я хочу сказать, что зря взбудоражила Луизу, рыдая в трубку, но вместо этого выпаливаю: — Зря я тебя с работы дёрнула.
— Всё в порядке. Ни от чего сверхважного ты меня не отвлекла.
Данил не спрашивает, куда меня отвезти, и мы по умолчанию едем к моему дому. Я не возражаю. Неделю постельного режима я не могу себе позволить, но сегодня мне точно нужно полежать.
В тёмных брюках и белоснежной рубашке он выглядит даже красивее, чем обычно, и это при том, что цветные поло и джинсы ему очень идут. Боль постепенно отступает на второй план, и голову атакует один и тот же вопрос: поднимется ли он? Хотя бы ненадолго, просто чтобы выпить кофе. Мы ведь друзья.
Что Данил как минимум зайдёт ко мне на этаж, я понимаю, когда он, придерживая меня за локоть, толкает дверь в подъезд и ведёт нас к лифту. Я не отнекиваюсь, ни о чём не спрашиваю. Эгоистично хочу украсть для себя ещё немного заботы.
— Помочь? — уточняет он, когда я неловко выуживаю связку ключей из сумки.
Я мотаю головой. Волнение слишком меня захлестнуло, чтобы говорить. Стоит ли мне предложить ему войти, или это будет лишним? Я помню о Луизе, но ведь своим временем пожертвовал Данил, а не она. Разве не справедливо его за это поблагодарить?
— Будешь чай или кофе? — не оглядываясь, я нервно проворачиваю ключ. Если Данил откажется — ничего страшного. С моей стороны это обычная вежливость.
— Буду, — негромко звучит мне в спину.
В квартире у меня, к счастью, порядок, только пару туфель не мешало бы в шкаф затолкать. Сделать это всё равно придётся, потому что я ещё недели две их надеть не смогу.
Я осторожно опускаюсь на пуфик, сбрасываю тапку, позаимствованную у горничной и, вытянув пострадавшую ногу, стягиваю бахилу. Вид у ступни отвратительный: она покраснела и отекла так, словно вместила в себя пол-литра воды.
— Дай посмотрю.
Я испуганно вскидываю глаза, но спрятать ногу не успеваю. Данил уже опускается передо мной на колени, и его тёплые пальцы касаются моей голени. Мысли начинают судорожно метаться, подсчитывая, сколько дней прошло с последней депиляции. Достаточно ли гладкая кожа?