Я до сих пор не знаю, чем был тот случай для неё: желанием заиметь рычаги давления либо банальной жаждой молодого тела. В любом случае она облажалась. После недели запоя я бросил пить и не подпускал её к себе на пушечный выстрел. Обходительнее тоже не стал. Да я бы и не смог при всём желании. Эту тварь я презирал каждой своей клеткой. Её и всё, что с ней связано. Я ненавидел запах её духов, ненавидел цвет её волос, ненавидел её походку. Меня бесила её дочь, потому что она была её отражением.
Я мечтал, чтобы их обеих не стало, потому что лишь тогда моя совесть перестала бы грызть меня за содеянное. Когда Людмила внезапно умерла, всё, что я испытал, — это облегчение. Во мне не нашлось ни капли сочувствия. Даже после смерти я продолжал её ненавидеть за то, с чем мне приходится жить. Каждый раз, когда отец делился с друзьями, как он мной гордится, я думал только о том, что он просто ничего обо мне не знает.
За те четыре года, что наш дом был свободен от запаха этой суки, мне почти удалось забыть. Я снова мог приезжать в свой родной дом, не мучаясь угрызениями совести, и дышать полной грудью без оглядки на прошлое. А потом вернулась она. Подросшая копия той, кого я так ненавидел. Чертовски похожая на свою мать внешне и совершенно другая во всём остальном. В своём желании сделать из дочери свой усовершенствованный образец Людмила промахнулась. Девчонка была зашуганной и смущающейся, а царственным жеманством её матери от неё и не пахло. Фальшивой она тоже не была. Была странной, противоречивой, обидчивой, нервной, местами даже трогательной.
Чёрт знает, когда это случилось, но я смог взглянуть на неё другими глазами. Наверное, помогло её отсутствие и время. Её похожесть на свою мать вдруг возымела обратный эффект. Я смотрел на её рот и вместо плотоядного оскала, годами преследующего меня в воспоминаниях, видел робкую улыбку. Присутствие раздражающей девчонки неожиданно стало моим излечением. Её жесты, мимика, поведение так сильно отличались, что я неожиданно впал от них в зависимость. Другого объяснения, почему меня вдруг так сильно стало к ней тянуть, я попросту не могу найти. Аина бесспорно красива, но на одну красоту я уже давно не покупаюсь. Ей слишком быстро пресыщаешься.
Я пытался понять, не говорит ли во мне дух соперничества. Спустя четыре года она явно продолжала сохнуть по Данилу. Прислушался к себе и понял: нет, дело не в этом. Её увлечённость им меня, скорее, раздражала. Косицкий принадлежал моей сестре.
Мысль, что Аина привлекает меня из-за той сраной ночи, довлела надо мной почти неделю. Тот ещё сюрприз — ближе к тридцати узнать, что стал извращенцем. Но нет, это всё было не оно. Мне была интересна именно сама девчонка: её робость, по щелчку сменяющаяся дерзостью, её невинность во всех смыслах этого слова и наш секс. Хотя одну важную роль в моей увлечённости Людмила всё же сыграла. Я стал вдвойне ценить всё, чем Аина была не похожа на неё. Она разительно отличалась от своей матери, даже когда старалась на неё походить. Каждый раз, когда она краснела или смущалась, я мысленно показывал небу средний палец. Ты облажалась, сука. Твоя дочь не стала тобой, а наш поганый секрет похоронят со мной вместе. Ты никому не сумела навредить.
Обо всём этом мне приходилось думать, потому что между нами слишком много минусов. Разные характеры. Её патологическая неуверенность и моя привычка говорить без прикрас, делающие конфликты неизбежными. Желание отца баллотироваться в Думу, требующее «правильной биографии». Мы с ней находимся в условном родстве, и от этого никуда не деться. Отказ от нужных связей. В этом смысле Инесса действительно подходит мне куда больше. Красивая, умная, уравновешенная и точно знает, чего хочет, в отличие от Аины. Семью и меня.
Но на всё это я благополучно забил. В своём стремлении к счастью мы становимся эгоистами, прущими напролом. Вот и я эгоистично решил дать нам шанс, невзирая на все минусы. Я уже давно понял, что жизнь — это куда больше, чем набор правильных клише, бездумно записанных под чью-то диктовку. Главное, как ты сам себя ощущаешь. И даже тот, кто в пьяном беспамятстве напихал в рот жене своего отца, имеет право переступить через вину и позволить себе просто жить.
Глава 53
Безответные гудки пульсируют в трубке так долго, что мой боевой настрой успевает пойти на спад. На его место приходит волнение. А что, если у Арсения действительно были веские причины не приехать? Вдруг возникли серьёзные проблемы на работе или он заболел и не стал об этом сообщать, чтобы никого не тревожить?
Вина почти успевает завладеть мной, но тут же исчезает, когда я слышу его спокойный голос:
— Да, Аина.
Ни озабоченности, ни усталости. Для чего я пытаюсь его оправдать? Арсений не приехал, потому что так ему было удобно. Для него неприязнь к моей маме значимее, чем то, что есть между нами. Это же очевидно.
— Ты дома? — слова вылетают из меня отрывисто и сипло.
— Дома, — Арсений кажется удивлённым.
— Через десять минут я заеду.
Не дожидаясь его ответа, я вешаю трубку и подтверждаю водителю адрес. Даже хочу попросить его ехать быстрее, чтобы моя решимость не успела остыть.
Звонок консьержу, знакомые стены лифта. Арсений, конечно, будет вести себя как обычно: козырять своим спокойствием, будто правда находится на его стороне. Но сегодня я не позволю ему меня подавить.
Для того чтобы не терять правильный настрой, я воскрешаю в памяти отвратительные моменты, связанные с ним. День рождения Луизы, который она праздновала в кругу своих звёздных одногруппников. Арсений здоровается со всеми, а меня обходит, будто я пустое место. Мне хочется сквозь землю провалиться. Мама просит его добросить нас до города, потому что опаздывает и не может найти ключи от своей машины, а он грубо отказывает ей и после, на наших глазах, уезжает. В день её похорон он даже не выразил мне соболезнование и никогда не поздравлял меня с днём рождения.
Получается. Гнев расцветает во мне с новой силой, подпитываемый болью и запылившейся обидой. Да как меня вообще угораздило прийти к нему в спальню в ту ночь? — зло думаю я. Настолько себя накрутила.
Арсений открывает дверь в спортивных штанах и влажной от пота футболке. Вот чем он занимался, пока я проживала самый тяжёлый день в году, — молотил свою любимую грушу в спортзале. Конечно, никаких проблем со здоровьем у него не наблюдается. Ещё раз убедившись в праведности своего гнева, я решительно переступаю порог, так что едва не задеваю его плечом.
— Я думал, ты останешься ночевать в Одинцово, — комментирует он моё появление.
— А я не осталась, — остановившись посреди прихожей, я с шумом втягиваю воздух и смотрю ему в глаза.
Как он может так? Всё прекрасно понимает… Знает, как мама была для меня важна, и сейчас делает вид, что между нами по-прежнему всё прекрасно. Он знал про поминки, знал, что я буду в Одинцово… Для чего тогда приглашал меня полететь с ним на Урал? Думал, после этого я спокойно сяду в самолёт, чтобы провести с ним романтичные выходные?
— Будешь чай или кофе? — Арсений задумчиво изучает моё лицо, чем раздражает меня ещё сильнее.
Что у него за привычка? У меня разве что пар из ушей не идёт, а он даже не додумается спросить, что случилось. Впрочем, это и не важно. Я всё равно ему скажу. Слишком долго молчала.
— Ты знал, что сегодня годовщина смерти моей мамы?
Ответ мне и без того известен, но Арсений невозмутимо произносит: «Да, знал». Нервы начинают искрить, как неисправная проводка. Это короткое слово равносильно добровольному признанию в том, что ему плевать на мои чувства.
— И ты не приехал. Даже не предупредил.
Он раздражённо дёргает плечами.
— Я не был даже на её похоронах. Что тебя удивляет?
— Что меня удивляет? — от его прямолинейного равнодушия я начинаю почти задыхаться. — Всё… Тогда для чего… То, что ты приезжаешь ко мне… И всё… И приглашение полететь с тобой?
Взгляд Арсения немного смягчается, а сам он делает шаг мне навстречу. Я моментально отступаю. Непроизвольно. Так само получается.
— Это здесь при чём? Моё приглашение в силе.
— Ты действительно не понимаешь? Думаешь, что можешь проигнорировать важный для меня день, а на следующий я буду улыбаться тебе как ни в чём не бывало?
— Я не знаю, на что ты рассчитывала, Аина. Если бы ты напрямую задала мне вопрос, планирую ли я присутствовать в годовщину смерти твоей матери, я бы честно тебе ответил, что не планирую.
Арсений снова это делает: подавляет меня своей рассудительностью. Но он не прав, я знаю, что он не прав! Потому что отношения — они не такие. Это всегда шагать друг с другом рука об руку, это поддержка во всём. Когда я подвернула ногу, в травмпункт приехал Данил! И даже если бы Арсений в тот момент был в Москве, он бы наверняка всё равно не приехал. Нашлись бы другие дела, поважнее.
— Меня это не устраивает, — высказываю я то, что давно хотела. — Не устраивает, что ты звонишь лишь тогда, когда тебе удобно. Не устраивает, что тебе совершенно наплевать на то, что я чувствую. Меня бесит твоя холодность… У тебя даже мысли не возникает написать мне сообщение или позвонить просто для того, чтобы поговорить. Как называется то, что происходит между нами? Уж точно не отношения.
На скулах Арсения гуляют желваки, взгляд сгущается. Если бы не эмоциональный раздрай, я могла бы позлорадствовать, что у меня получилось пошатнуть его обычную невозмутимость.
— Ты прожила со мной бок о бок четыре года. Ты когда-нибудь видела, чтобы я трепался по телефону или писал сообщения? Когда я хочу встретиться, я приезжаю. На остальное у меня попросту нет времени.
— Время всегда найдётся, если захотеть, — парирую я, сама удивляясь, насколько легко находятся веские контраргументы.
Арсений поднимает глаза к потолку, глубоко вздыхает и снова смотрит на меня.
— Ещё претензии?
— Да, есть, — перехожу я ко второй части своего обвинения. — Большую часть времени, что мы знакомы, ты вёл себя со мной отвратительно. У меня никогда не было семьи, и когда у меня появился шанс её заполучить, ты стал тем, кто постоянно всё портил. Твой игнор, твоя груб