Стерлинг с гордостью улыбнулся.
— Я думаю, что тут Беатрис права, — объявил он. — Это может быть попытка достать вас, попытка человека, у которого нет вашей дочери. Одно из затруднений любого похищения — это толпа прохвостов, которые вымогают деньги, стремясь к наживе.
— Значит, вы до сих пор не считаете, что она похищена? — спросил Кросс. — Даже после этого письма?
— Нет. Я думаю, что письмо так нас ошеломило, что мы забыли о фактах. Ваш собственный детектив придерживается мнения, что это случай добровольного исчезновения. Но главный аргумент против похищения — это время, которое прошло до требования выкупа. В этом нет смысла.
— Кто знает об исчезновении Эвелин, кроме нас? — спросила миссис Стерлинг.
— Довольно многие, — ответил Кросс. — Конечно, я сказал в нашем отеле, что она уехала в гости. Но в Померании Хаус в тот день было много людей: майор Померой, девушка, готовившаяся к экзаменам, Гойя, толпа машинисток и Грини.
Все посмотрели на Виолу при упоминании ее имени, и она ощутила неприятное ощущение смутной вины. Хотя ее совесть была чиста, испытывающий взгляд миллионера заставил ее осознать не только свою ответственность по отношению к его дочери, но и ощутить себя под подозрением.
— Вы можете исключить девушек, — объявил Кросс. — Майор — всего лишь простофиля, он не способен совершить преступление… Тем не менее, любой из них мог проболтаться. Эта информация могла дойти до какого-нибудь беспринципного человека.
— Я уверена в том, что это утечка информации, — сказала миссис Стерлинг. — Рафаэль Кросс, вы действительно должны позвонить в полицию.
— Что они могут сделать? — поинтересовался тот.
— Предоставьте это им. Они знают свое дело. Эти негодяи, которые пытаются нажиться на чьей-то беде, заслуживают того, чтобы быть наказанными.
— Вы правы. Я думаю, что это письмо — фальшивка. Позвоню в Скотленд-Ярд.
Кросс подошел к телефону. Его решимость сохранилась до конца официального разговора, а затем он произнес:
— Если мы не правы, я только что убил свою девочку.
Глава XII. Благодаря вмешательству полиции
На следующее утро Кросс зашел в офис «Гердлстон энд Гриббл», чтобы рассказать Фому об анонимном письме. Разъясняя сложившуюся ситуацию, он казался подавленным и убежденным в том, что совершил ошибку.
— Эти Стерлинги накинулись на меня, — заявил он. — Отец, мать и дочь все говорили и говорили, пока я не уступил, пойдя против собственного суждения. Теперь это от меня не зависит. Сегодня вечером будут действовать полицейские.
Если Фом и считал, что с ним не слишком хорошо обошлись, не спросив его мнения, он никак не выказал этого.
— Если письмо подлинное, — начал он, — то это случай похищения, и я предпочел бы, чтобы с этим разбиралась полиция. Если это фальшивка, ваша дочь все равно до сих пор не вернулась, и я должен продолжать свою работу, пока не найду ее… Кстати, полиция знает о ваших делах?
— Нет, я сказал им, что моя дочь ушла от меня, и что я послал по ее следу ищейку. Как и вы, они считают, что это ее выходка. По их мнению, кто-то распустил сплетни об этом деле, и теперь какой-то самоуверенный наглец пытается нажиться на этом.
— Вы знаете, как они будут действовать сегодня вечером?
— Да. Они организовали засаду и фиктивный выкуп, — объяснил Кросс. — В записке сказано, что я должен доставить его лично. Но я сказал полиции, что непременно приду в ярость и врежу кому-нибудь. Так что один из полицейских моего роста и сложения отправится туда вместо меня.
— Как я понимаю, они сразу же позвонят вам, чтобы дать знать о случившемся?
— Разумеется. — Кросс вытер лоб и добавил: — Это ожидание угнетает меня. Это письмо было непосредственной угрозой для Эвелин.
— Я думаю, вам не следует воспринимать это слишком серьезно, — сказал Фом. — Согласно вашим рассказам этот ваш неизвестный враг — один из ваших простофиль. Это само по себе доказывает, что он не настолько умен, как вы. Почему вы должны признавать за ним больше хитрости и изобретательности? Прежде всего, у него нет наличных, раз вы обчистили его.
Как и ожидал Фом, Кросс, со свойственным ему быстро меняющимся настроением, зацепился за это напоминание.
— Это разумно, — заметил он. — Знаете, Фом, вы единственный достойный парень, которого я встретил в этом деле. Все остальные, кажется, только вредят… Вот почему я дал полиции номер вашего офиса и сказал им позвонить мне сюда сегодня вечером. Но если я пересек черту, то могу отменить заказ.
— Но почему сюда? — поинтересовался Фом.
— Потому что больше некуда. Я не хочу напрашиваться к Стерлингам и не хочу, чтобы сообщение поступило в мой отель. Ночной портье скучает на своем посту, и когда он услышит, что звонок из Скотланд-Ярда, он станет подслушивать, совать нос в мои личные дела. Прежде мне пришлось покинуть отель из-за того, что руководство не желало иметь никаких дел с полицией. Они чувствительны по этому поводу, а мне не хочется переезжать.
— Понимаю, — заверил его Фом. — Конечно, вы можете прийти сюда и принять звонок. Я улажу это со своим руководством.
— Спасибо… Но есть кое-что еще. Я хочу, чтобы вы остались здесь со мной. Возможно, мне потребуется совет или помощь. Разумеется, я заплачу вам за потраченное время.
Фом слишком привык к ночной работе, чтобы возражать, поэтому он пообещал вернуться в офис в одиннадцать часов. Однако, к своему неудовольствию, он не мог забыть о назначенной встрече. Воспоминание об этом преследовало его весь день, как смутно неприятное испытание. Он удивил свою мать, вовремя вернувшись к ужину домой в Хайгейт, но следствием его пунктуальности стал беспокойный вечер, который Фом провел, бродя по комнатам.
Для него было настоящим облегчением пожелать своим родителям спокойной ночи и покинуть теплый уютный дом, выйдя на улицу, в холод и мрак. Так как у него оставалось время, он немного прошелся от станции метро и был удивлен, обнаружив, что Рафаэль Кросс уже ждет его у офиса.
На том был плащ, надетый поверх смокинга, и шляпа, сдвинутая на одну сторону, а под мышкой он держал бутылку виски. Стоя в тени дверного проема, Кросс напомнил Фому захмелевшего донжуана из девятнадцатого века — такую иллюзию создавали темные хогартовские здания[13] и серповидная луна, которая плыла низко, прямо над крышами этих зданий.
— Одолжил полицейскому, играющему мою роль, свои пальто и шляпу, — пояснил Кросс, а затем указал на бутылку виски: — Надо приободриться.
— Хорошая идея, — согласился Фом.
Он проводил своего клиента в личную комнату мистера Гердлстона, которая безо всяких на то причин называлась залом заседаний совета директоров. Это была огромная викторианская комната, обставленная массивными креслами, расположенными вокруг центрального стола. Обои были коричневыми и покрытыми золотистыми папоротниками, а новый аксминстерский ковер сочетал в себе аляповатые цветы — красный и зеленый — и сложный витиеватый узор.
Над мраморной каминной полкой висел портрет отца Гердлстона, написанный маслом, предположительно, как основателя фирмы; на самом же деле, портрет был написан, чтобы отметить продвижение франкмасонов. Там также был портрет в красивой рамке, портрет миссис Гриббл, которая хорошо фотографировала. Раньше на стене висел и портрет миссис Гердлстон, но его куда-то подевала уборщица. К счастью, мужчины слишком привыкли к нему, чтобы заметить его потерю, и оба беспристрастно называли оставшийся портрет своей «половиной».
Кросс сразу заметил его.
— Красивая женщина, — отметил он. — Времен Эдуарда[14]. Теперь она уже не та. Это ее собственные зубы?
— Откуда мне знать, — ответил Фом.
— Разве это не ваша жена?
— Помилуйте, нет. По возрасту она годится мне в матери.
— Конечно… Здесь есть содовая?
— Нет, нужно будет пойти в бар.
Фом знал, что Кросс говорит, чтобы не потерять контроль над своими нервами. Он пригласил его занять глубокое кожаное кресло мистера Гердлстона, а сам отправился за штопором и стаканами.
— Осталось немного времени, — заметил он.
Кросс взглянул на часы и застонал:
— Вечность. Фом, я в аду. Я обречен провести свою жизнь в ожидании. Помните Нелл? Она так и не пришла. И все это время она лежала там на дороге. И теперь это. Ожидание…
— Вы правильно поступили, обратившись в полицию, — заверил его Фом.
— Но если я ошибся, то расплачиваться за это придется Эвелин.
Двое мужчин пили и курили в тишине, нарушаемой только гудками машин. Они неотрывно смотрели на пристань и время от времени сверялись со своими часами. Было ясно, что Кросс мучится от тревожного ожидания, которое теперь проняло и бывалого Фома.
Его мысли были сосредоточены на драме, которая разыгрывалась на станции Виктория. Детектив задавался вопросом, все ли идет по плану или же возникли неожиданные осложнения, вызванные представителями общественности. Выпитый им виски замутнил его воображение; станция Виктория больше не казалась знакомой конечной остановкой, где Фом часто выслеживал преследуемых. Теперь она была темной и заполненной тенями, и наблюдатели ожидали там прихода шантажиста. Телефонная будка, помеченная крестом, приобрела зловещее значение. Даже в этот самый момент кто-то незаметный мог затаиться внутри.
Вдруг пронзительно зазвонил телефон. Фом подскочил к нему, чтобы ответить, но прежде, чем он добрался до него, Кросс сорвал трубку. Когда он услышал сообщение, то в его взгляде появились недоверчивая радость и удивление.
— Да, — пробормотал он. — Я сейчас приеду.
Когда Кросс положил трубку, его рука дрожала.
— Она вернулась, — хрипло произнес он. — Я не могу в это поверить. Эв вернулась.
Эта новость была настолько неожиданной, что Фом не мог в нее поверить и спросил:
— Откуда вы знаете?
— Они только что позвонили из отеля. Я оставил этот номер на столе на случай, если что-нибудь случится. Я и не мечтал об этом. Мы должны сейчас же отправиться туда.