Виола огляделась, смутно осознавая, что эта ситуация ей знакома. Такое уже было однажды при догорающем свете такого же туманного вечера. Она вспомнила, как Марлен, декоративная машинистка, поведала ей нелепую историю о девушке, которая растворилась в воздухе… и как потом сама она протягивала руки в пустоту, пытаясь дотронуться до кого-то, кого там не было.
Тогда это было нелепой игрой, но настоящее также казалось нереальным. Внезапно у нее перед глазами возник яркий образ Беатрис, раскрасневшейся и смеющейся, в ее горностаевом пальто — сочетание красного и белого, как роза на снегу. Беатрис была цветущим, живым, реальным человеком. Невозможно, чтобы ее уничтожили и заточили в воздухе.
Она стояла и смотрела на лестничную площадку, а ее разум, казалось, с каждым моментом затуманивался все больше. Она услышала неровное тиканье старинных часов, похожее на биение сердца, которое вот-вот остановится, когда гардероб мисс Пауэр вытолкнули из дверного проема. Она видела, как его подняли и понесли вниз по лестнице, в то время как майор шел впереди и предупреждал носильщиков, чтобы те не повредили окрашенные стены.
Затем, в перчатках и с чемоданом в руках, из номера 17 вышла мисс Пауэр, и Мак, усвоивший свой урок, отошел подальше от двери…
Виола наблюдала за ними, чувствуя себя зрителем драмы. Хотя для нее все будто бы происходило в замедленном движении, она подсознательно определяла длительность событий, машинально отмечая тиканье часов. В течение пары минут что-то произошло — что-то такое, чего она, будучи еще слишком ошеломленной, не могла осознать.
На тот момент ощущения Виолы были главным образом физическими. Они пугали ее, потому что заключали в себе угрозу. Она почувствовала головокружение от прилившей к голове крови и ее бешеной пульсации в висках и растущее давление в голове, будто мозг оказался покрыт слоем только что наложенной штукатурки.
«У меня сейчас будет удар», — подумала она.
Ужас от этой мысли вернул ее обратно к реальности, и Виола выбежала на лестничную площадку.
— Мак, Мак! — позвала она детектива.
Шотландец, который прислонился к стене, поспешил к ней навстречу.
— В чем дело? — спросил он.
— Она ушла, — выдохнула Виола.
— Ушла? Беатрис?
— Да… исчезла. Она где-то здесь. Мы должны найти ее…
Мак, с глазами, похожими на осколки битого стекла, заглянул через открытую дверь в квартиру Гойи, а затем стремглав бросился в сторону номера 15.
— Не там, — закричала Виола, следуя за ним и цепляясь за его руку в тщетной попытке заставить его вернуться.
— Убирайся, лгунья.
Мак так сильно ее оттолкнул, что девушка отшатнулась назад, а детектив тем временем распахнул дверь.
Когда Виола заглянула в свою квартирку, она ощутила себя будто во сне. Это была довольно темная комната — ее окно выходило на узкую боковую улицу, — и потому к ней прилагался существенный счет за электричество. Собрав вещи, чтобы перебраться в отель к Стерлингам, Виола, разумеется, закрыла и заперла окно. По этой причине она ожидала увидеть свою комнатку погруженной в темноту. Однако… она увидела, что свет включен, а окно широко распахнуто.
Снаружи располагалась железная лестница, которую майор установил в качестве меры предосторожности в случае пожара. Она была шире и свободнее других, и поэтому сотрудники офисов иногда пользовались ею, чтобы спуститься и выйти на улицу. Мак собирался вылезти на узкий балкон за окном, когда Виола предприняла еще одну попытку остановить его.
— Мак, вернитесь, — закричала она. — Вы должны поверить мне. Это ее единственный шанс. Она находится в квартире Гойи. Это какой-то ужасный розыгрыш.
— Позвони Стерлингам, — отрезал Мак, одной ногой уже стоя на первой ступеньке лестницы.
Никогда раньше Виола не видела ни на одном лице такой холодной ярости, и она отпрянула назад, хотя ее совесть была чиста. Ощущение того, что она заключена в оковы дурного сна, было настолько сильным, что девушка огляделась, ожидая увидеть Беатрис, смеющуюся над ее замешательством. Затем в ее голове внезапно, подобно взрыву бомбы, появилось объяснение этой загадки. Беатрис похитили.
Она попыталась выбросить из головы эту ужасную мысль в силу ее невероятности. Ведь в комнате Гойи не могло быть тайного места, где можно было спрятать девушку — номер 16 был недавно отремонтирован подрядчиком с репутацией честного человека. Но даже если предположить, что какое-то место сокрытия существовало, все равно оставалось проблематичным силой затолкать туда сильную и активную девушку, не привлекая при этом внимания.
Пока Виола разговаривала с майором Помероем, она не слышала ни единого крика или звуков борьбы, и рядом не было никого, кроме мадам Гойи. Гадалка — которая была дородной женщиной — была плотно втиснута в свое кресло, к тому же перед ней преградой стоял стол. Ей бы потребовались навыки одновременно акробата, силача и гимнаста, что выпрыгнуть из кресла к своей жертве, одолеть ее и вернуться на свое место в полной тишине.
«Гойя, — подумала Виола, ощутив проблеск надежды. — Она была там. Она должна была видеть, что случилось!»
Когда она ворвалась в номер 16, Гойя все еще сидела за столом перед своим кристаллом. Виола подошла к ней, и ее сердце упало: глаза женщины были закрыты, а ее подбородок покоился на груди.
— Мадам.
В ответ на оклик Виолы Гойя яростно закивала, как китайский болванчик, и, моргнув, открыла глаза.
— Я не спала, — пробормотала она, инстинктивно оправдываясь, как это свойственно задремавшему человеку, пойманному на этом. — Я просто дала отдых своим глазам, пока ждала клиента. Гадание по кристаллу дает на них сильную нагрузку. Не думаю, что я погрешу против правды, если скажу, что ожидаю вашу мисс Стерлинг. Вы наверняка знаете… Но где же она? Разве она не пришла с вами? Я ее не видела.
Виола получила ответ на свой невысказанный вопрос и на словах, и по взгляду Гойи, который казался пустым и ошеломленным. Было неважно, сморил ли ее сон, или она пыталась запутать Виолу. Оставалось фактом то, что гадалка держала язык за зубами.
— Вы что-то хотели от меня? — спросила Гойя.
Этот вопрос вернул Виолу из ее путающихся размышлений к реальности.
— Мне нужен ваш телефон, — ответила она.
— Пользуйтесь им как вам угодно.
Схватив трубку, Виола услышала голос оператора:
— Номер, пожалуйста?
Он повторил свой вопрос, пока Виола отчаянно пыталась размышлять ясно. Но ее разум оставался пустым, и к своему смятению она была вынуждена положить трубку.
— Вы не можете вспомнить номер? — поинтересовалась мадам Гойя.
— Нет, — ответила Виола. — Кажется, мой мозг заклинило.
Она говорила глухо, а ее глаза были устремлены на корпус дивана. Он был больше и роскошнее, чем ее собственный, следовательно, пространство под ним — где сама Виола держала свое постельное белье — было просторнее. Слишком расстроенная, чтобы осознать, что делает, она кинулась к нему, отбросила подушки и подняла крышку. Внутри была сложена коллекция пузатых пустых бутылок.
— Только бутылки из-под вина, — пробормотала Виола. Осознав, что Гойя смотрит на нее выпученными глазами, она попыталась объяснить: — Я прошу прощения. Но я знаю, что она здесь.
Казалось, что в голове у нее жужжит рой пчел, но сквозь сводящие с ума гул и трепетание множества крыльев Виола услышала, как Гойя заговорила, медленно и четко, будто пытаясь вразумить психически больного:
— Моя дорогая, вы пришли сюда, чтобы позвонить, но не смогли вспомнить номер. Быть может, теперь вы отправитесь в офис? Майор сможет помочь вам.
При напоминании о том, что бесценное время ускользает из-за непростительного непонимания и растерянности, Виола выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Ее лодыжка все еще не полностью восстановилась после травмы, и когда до нижнего этажа оставалось уже немного, она не выдержала, и на последних ступеньках лестницы Виола упала. Услышав звук падения, Пирс поспешил ей на помощь. Однако девушка, не ощущая никаких повреждений, прохромала через холл в офис майора.
— Позвоните Стерлингам, — выдохнула она там. — Я забыла их номер. Скажите им, что их дочь исчезла.
Невозмутимость майора Помероя оказалась сильнее его шока. Не выказывая никакого удивления, он обратился к своей секретарше:
— Соедините с отелем «Колизей», пожалуйста. Спросите мистера или миссис Уильям Стерлинг.
Мисс Тейлор прекратила печатать на своей бесшумной печатной машинке и взяла трубку. При взгляде на нее Виолу стало угнетать чувство вины. Ее верность подверглась испытанию, ибо звонок из студии не заставил ее покинуть свой пост. Тем не менее, ожидая разговора с миссис Стерлинг, она ощущала себя под давлением всеобщего осуждения.
Офис был ей знаком — красно-синий турецкий ковер, глубокие удобные кресла и красивый стол. Он был связан с квартирой майора, которая была несколько тесновата, и потому тот часто пользовался им по вечерам после конца рабочего дня. Виола много раз заходила сюда, небрежно засунув руки в карманы брюк, чтобы подать жалобу или предоставить какое-нибудь банальное оправдание по поводу неуплаты за квартиру.
В таких случаях ею всегда занималась мисс Тейлор, дабы не допустить, чтобы майора беспокоили его жильцы. Мисс Тейлор была компетентным секретарем и оставалась холодно безличной, даже когда Виола пыталась привнести в их общение человеческий фактор. Виола знала, что мисс Тейлор не любила ее, и объясняла этот факт завистью к ее более привлекательной профессии, потому игнорировала враждебность секретарши с презрительной жалостью.
Теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот; это был первый раз, когда Виоле захотелось услышать одобрение от мисс Тейлор. Она занервничала, когда секретарша подняла взгляд и сказала ей:
— Номер соединен. Вы поговорите с ними?
— Нет, — отчаянно заявила Виола. — Нет, я не могу сказать им.
После небольшой паузы трубку взял майор.
— Говорит миссис Стерлинг? — Его почтительный голос контрастировал с сигаретой, зажатой в углу рта. — Это майор Померой из Померании Хаус. Не сможете ли вы немедленно приехать сюда? Боюсь, у меня плохие новости о вашей дочери… Спасибо.