Взглянув на него, Виола поразилась тому, как она могла подумать, что он выглядит добрым.
— Клянусь, что я сказала вам правду, — заявила она.
— Вы не сказали мне ни слова правды, — возразил офицер. — Отец девушки отрицает, что она пропала.
— Это потому, что он не смеет признаться в этом. Похитители пригрозили ему, что если…
— Да, я все об этом знаю… Вот выход.
Но Виола продолжала умолять, и сержант кивнул молодому констеблю, который попытался проводить ее до двери. Выйдя из себя, она была обвинена в сопротивлении полиции и была вынуждена ответить за свои действия. После короткой потасовки девушка оказалась на дороге, и ее лицо пылало от унижения.
— Вышвырнута с позором, — в гневе пробормотала она.
В этот решающий момент она жаждала ощутить двойную поддержку — практического склада ума Фома в качестве стимула для собственных размышлений и физическую тяжесть его руки. Ее разочарование было тем более тяжким потому, что она верила, что выработала простой и разумный план спасения вместо того чтобы пытаться обойтись исключительно своими силами.
— Хотела бы я сейчас прибегнуть к старому доброму трюку плюща, — подумала она.
Поражение пробудило ней желание связаться с Фомом в том случае, если водителю такси не удалось доставить ее сообщение. Если детектив немедленно направится на Старфиш-авеню, то он еще может успеть вовремя. Был шанс на то, что Бергман будет ждать прибытия Кросса, прежде чем проверят алмазы.
С трудом двигаясь по дороге, Виола напрасно искала взглядом телефон-автомат. Наконец она достигла ворот современного оштукатуренного дома, построенного в стиле эпохи Тюдоров — крыша с крутыми скатами и окрашенные в черный балки. Преодолев величественный сад камней по неровной садовой дорожке, грубо вырезанным ступеням и выгнутому мосту, которые к тому же были скользкими от влажности, девушка столкнулась с разочарованием.
Пожилая безупречная горничная едва выслушала ее просьбу, прежде чем захлопнуть дверь у нее перед носом.
— Сожалею, у нас нет телефона, — отрезала она, хотя Виола видела провод, поблескивающий в свете фонаря у крыльца.
Очевидно, жители уединенного района были очень осторожны в общении с незнакомцами. Когда Виола кое-как добралась до парадного входа следующего дома, который также был построен на возвышении, ее звонки и стук в дверь были проигнорированы, хотя в окнах виднелся свет.
Казалось, было бессмысленно подниматься к другим домам на возвышениях, пока бесценное время тратилось впустую. Охваченная внезапной истерикой, Виола пустилась бежать со всех ног, не разбирая направления и не имея представления о своих дальнейших действиях. Она знала только, что Беатрис в опасности, и что она должна добраться до нее, пока не станет слишком поздно.
Виола потеряла всякий страх перед опасностями дорожного движения, хотя машины мчались по направлению к ней в блеске фар и проносились мимо, отчаянно сигналя. Иногда она оставалась одна в прохладной, абсолютной темноте, которая ощущалась как ключевая вода, и видела вокруг лишь звезды и деревья, но не успела девушка почувствовать облегчение, как покой снова был нарушен рычанием, подобным взрыву.
Бросившись бежать вниз по склону, Виола основывалась на том, что тоже была частью механизма, запрограммированного на непрерывное движение; ее конечности, казалось, контролировались пружинами, а ее ноги касались земли, двигаясь размеренно, словно поршни. Она не чувствовала ни напряжения, ни затраченных усилий, будто обладая безграничным запасом энергии.
Охваченная ликованием, Виола еще ускорила темп и двигалась большими размашистыми шагами. Она приспособилась к максимальной скорости, бессознательно доведя свои нервы до яростной борьбы, слишком яростной, чтобы ее вынести — и это буквально привело ее к катастрофе. Секунду назад она была неутомимой машиной, a в следующий момент эта машина была выведена из строя человеческим фактором.
Падение было внезапным, как и само столкновение. Виола перестала бороться за вдох, и звезды потускнели перед ее глазами. Сначала она была охвачена ужасом, но после усилия легкие снова заработали, а биение сердца снизилось до более спокойного ритма.
— Просто запыхалась, — пренебрежительно пробормотала Виола. — Просто выдохлась. Надо идти, если я не смогу поймать попутную машину. Нет, это глупо.
Начав брести по дороге, Виола поняла, что находится в неподходящей форме, чтобы и дальше прилагать длительные усилия. Ее ноги ослабели, лодыжки болели, а сдавленность в груди не проходила. И, тем не менее, когда она была вынуждена снизить скорость, каждый нерв и каждая клетка в ее теле запротестовали против задержки. «Поспеши, поспеши, или ты опоздаешь», — грозили они.
Виола не смела взглянуть на часы, чтобы совсем не пасть духом, но она не могла удержаться от того, чтобы вспомнить расстояние, названное водителем такси.
«Пять миль. Даже если я пробежала одну, значит, я в часе ходьбы, если двигаюсь со скоростью четыре мили в час. Но сейчас моя скорость около двух миль в час. О, прекрасная надежда…»
Казалось, удача совсем отвернулась от Виолы. Случайные автомобилисты, которые проносились мимо и двигались в том же направлении, оставались слепы к ее сигналам. Либо ее было не видно в темноте, либо они пользовались ровным участком дороги, чтобы разогнаться.
Спустя некоторое время ее путь стал испытанием на выносливость, и Виола ковыляла, находясь в полубессознательном состоянии. Она не имела представления о том, сколько мильных столбов преодолела или как долго идет. Перед ней простиралась бесконечная черная дорога, поделенная белой разделительной линией. Всякий раз, когда у нее в голове прояснялось, она думала об опасностях и трудностях, которые ей предстояли. Она размышляла о том, что ожидает ее на Старфиш-авеню и как она может помочь Беатрис, если найдет ее. Но девушка не могла сосредоточиться на этом вопросе — спустя несколько секунд ее разум снова занимала путаница бессвязных фраз.
«Продолжай идти. Вспомни черепаху. Старая добрая черепаха, старый добрый Уолт Дисней… Беатрис… Снято. Не падай духом. Выше ножки, мама Браун[25]… Беатрис, Беатрис… Спляши ламбет-уок»[26].
Ее нетвердая походка перешла в совсем медленный шаг, и Виола вдруг остановилась, пробормотав что-то невнятное при виде вереницы огней, которые растянулись в темноте, подобно созвездию Геркулеса[27]. Табличка сообщала, что это земельный участок «Старфиш-авеню» и рекламировала его как строительное общество. Позабыв о своей усталости, девушка свернула с дороги и вышла на лужайку через глубокий проем в изгороди. С трудом двигаясь, Виола исследовала окрестности и поняла, что очевидная путаница с этими домами была результатом отсутствия дороги, которая соединила бы их в какой-то последовательности. Тем не менее, там, где она осторожно пробиралась через грязь и опасные груды не уложенных кирпичей, были признаки тротуара.
Все дома были одного типа — небольшие, компактные и хорошо построенные, с двумя гостиными и кухней на первом этаже и тремя спальнями и ванной на втором. Они были предназначены для молодых людей, которые начинали семейную жизнь, и для стариков, которые доживали свой век на пенсии. Некоторые дома до сих пор строились — Виола различила на фоне звездного неба возвышающиеся строительные леса. Другие были закончены, но либо не сдавались в аренду, либо не были заняты.
Арендованы были лишь несколько домов, и Виола сосредоточила свое внимание на них. Она полагала, что окна убежища преступников будут занавешены, чтобы не дать никому увидеть Беатрис снаружи, и, следовательно, она не сможет увидеть в них свет. Поэтому, чтобы не пропустить такой дом в темноте, ей пришлось с трудом продвигаться по мокрому полю от дома к дому.
Направляя свой фонарик на незакрытые окна, Виола обнаруживала либо голые оштукатуренные стены незанятых домов, либо готовую отделку, выбранную будущими владельцами. Среди этих незанятых «раковин» освещенные окна счастливых семей светились подобно оазисам. Так как жильцы были избавлены от беспокойства, что за ними станут подглядывать, шторы не были опущены, и Виола могла составить четкое представление об интерьере каждого дома.
В «Моем приюте» молодая пара в сентиментальной позе сидела у камина. В «Локарно» пожилая пара слушала радио. Играющие дети превратили «Мирную гавань» в сущий беспорядок.
Виола почувствовала дурноту от очередного разочарования. Горечь неудачи подтачивала ее смелость, и она потеряла всякую веру в обещание водителя такси. Она уже повернула назад к дороге, когда заметила темные очертания дома, построенного на самой высокой части луговины. Он был расположен в дальнем углу, и ей пришлось пересечь часть пустыря, чтобы добраться до него.
Кусты чертополоха кололи ее лодыжки, и Виоле пришлось пробираться по похрустывающим под ногами черепкам и пустым жестянкам мусорной свалки; но с каждым пройденным шагом в ней росла уверенность в том, что это тот дом, который она ищет. Поравнявшись с его окнами, она увидела зловещее доказательство, что дом использовался в качестве временной тюрьмы — их стекла были полностью покрыты сеткой, а темные шторы были опущены.
В этот момент Виолу охватил ужас. Она находилась снаружи, не имея плана или ресурсов, беспомощная, словно пугливый лесной зверек, который случайно наткнулся на тигриное логово. Тем не менее, пока она ждала, опасность, грозящую ей, затмил не столь явный страх — угроза уничтожения; ей показалось, что пустота из этого дома протянула руку и прикоснулась к ней холодными мертвыми пальцами.
Охваченная предчувствием, Виола обошла вокруг здания в поисках пробивающейся полоски света или шепота, доносящегося изнутри, но ничто не нарушало ни тишины, ни темноты. Когда девушка подошла к задней двери, ее отчаяние достигло предела, и она действовала, не задумываясь о последствиях. Наклонившись над гаревой дорожкой, она подобрала кирпич и разбила стекло.