Майор должен был уничтожить свидетельства наличия двери в стене между номерами 16 и 17. Он сделал это той ночью, образовав зазубрины по прямому контуру, чтобы сымитировать неровное отверстие в штукатурке. Ее куски, которые они выломали из стены, были тщательно спрятаны, и, будучи сложенными на полу, подтверждали его историю о слишком тяжелом зеркале.
Сразу после этого строитель должен был преобразовать эти три комнаты в служебное помещение и, таким образом, уничтожить последние ничтожные доказательства.
Теперь нужно объяснить, как они осуществили первое «исчезновение», от которого зависел успех похищения. Пирс поклялся, что видел, как Эвелин поднималась наверх, и заявил, что вниз она так и не спустилась. Почему?
Причина была вот в чем — она никогда не входила в дом. И так как мне нужно убедить тебя в том, что ты выходишь замуж за умного детектива, это был первый момент, который я попытался обосновать. У меня возникло подозрение из-за того, что Эвелин попросила зажечь ей сигарету, но Пирс был настолько убежден, что наблюдал, как она поднималась по лестнице, что мне пришлось принять на веру его историю.
Майор рассказал мне об одном моменте, который вылетел из головы швейцара. После того, как Пирс зажег сигарету, Эвелин попросила его осмотреть заднюю часть машины. Это был сигнал — она снова села в машину и спряталась под сиденьем. В то же самое время Пауэр выскользнула из квартиры майора в вестибюль. Пирс мог видеть ее спину через стеклянную панель в двери, так как она разговаривала с двумя мужчинами — Кроссом и майором. Его окончательно обмануло то, что на ней был такой же черный костюм, как и на Эвелин. Ее светлые волосы теперь были распущены по спине, и она курила сигарету.
Добравшись до лестничной площадки, она оказалась вне его поля зрения. Поэтому она смогла проскользнуть в собственную квартиру, надеть твидовый костюм поверх черного и плотные чулки поверх шелковых, завязать волосы в узел и обуть прочные ботинки. Ее красивые туфли на высоком каблуке были единственным, что могло бы связать ее с происшествием — в том случае, если вызванный детектив настоял бы на том, чтобы обыскать ее квартиру. Вот почему она положила их внутрь корпуса часов, где, даже будучи обнаруженными, они не могли привести след к ней.
Майор сказал мне, что он послал этот черный костюм по вымышленному адресу тем вечером. Потом Эвелин затаилась на Старфиш-авеню. Должно быть, она была взволнована, когда они позвонили ей и сказали вернуться в квартиру Кросса в ночь ее убийства… Что ж, она хорошо провела время в плавании…
Теперь что касается меня… С самого начала я почувствовал что-то неладное. Однако, хотя история об исчезнувшей девушке была нелепа, я не мог увидеть в ней скрытого мотива. К счастью, я кратко записал свои первые впечатления о людях, связанных с этим делом.
Эти памятные записи первыми навели меня на след. Я написал, что Пауэр была «плотного телосложения», в то время как она была стройной. Ты предположила, что она надела один костюм поверх другого, подтвердив мою собственную догадку. Моим вторым замечанием было то, что у тебя имелось предубеждение в отношении собственности. И потому, с учетом признанного национального уважения к собственности, мне пришло в голову, что номер 16, возможно, намеренно был так роскошно отделан — чтобы спасти его от повторного разрушения.
К этому времени начали выявляться и другие вещи, но я уже рассказал тебе об этом. Пауэр заставила меня подозревать в деле обычный заговор. Я объединил в группу майора, Гойю, Пауэр, Пирса и машинистку — «Марлен». Если бы я не влюбился в тебя, я бы включил в этот список и Виолу Грин.
Конечно, Пирс ничего не знал, и Марлен была всего лишь марионеткой майора. Он дал ей белое пальто и пригласил ее на чай после обеда в тот день, когда исчезла Беатрис. Так как он был боссом, они должны были быть осторожными и не афишировать свой роман, и он велел ей спуститься по запасной лестнице и ждать его в вестибюле на первом этаже. Напротив было несколько многолюдных офисов, и он надеялся, что кто-то заметит белое пальто.
Что ж, мои общие подозрения никуда не привели. Кросс должен был участвовать в заговоре, но я не мог понять, как он мог в него вписаться. Я столкнулся с тем фактом, что его собственная дочь была убита. Я также помнил, что шок от ее исчезновения заставил его волосы поседеть. Для меня было логичным поверить в то, что его горе искренне, потому что я был с ним, когда была убита его подруга, Нелл Гейнор. Он совершенно потерял самообладание и пролил настоящие слезы.
В конце концов, Нелл открыла мне глаза. Когда она обмолвилась о заговоре, она тем самым помогла прикрыть его. Ты могла видеть ее подлинную привязанность к нему, которую он разделял… Преступники часто мягкосердечны по отношению к своим матерям или бывшим пассиям, в то время как благоразумные женщины имеют слабость к преступникам. Я думаю, что, будучи девушкой, Нелл вкладывала деньги в плохого и притягательного взрослого мальчика.
Кросс беспокоился, как бы она не насплетничала о нем и его личных делах бывшей секретарше миссис Стерлинг в Американском клубе. Чтобы устранить опасность утечки информации, он позвонил Бергману, чтобы устроить «несчастный случай» для секретарши. Но Бергман решил устранить сам источник сплетен — Нелл. Он, вероятно, опознал ее, доставив ей фиктивное сообщение от Кросса.
Но справедливость восторжествовала — Нелл отомстила за свое убийство. Если ты помнишь, она была невосприимчива к грубости. Когда они встретились, Кросс заметил, что она не изменилась, что, как я подозреваю, было мужской лестью. Но каким было ее собственное замечание? Она не сказала: «Зато ты изменился. Что случилось с твоими волосами?» или что-то вроде того. Такого рода замечание было бы логичным. Вместо этого она сказала: «Как и ты». А потом продолжила критиковать его одежду и напоминать о его возрасте.
Я понял, что, когда она в последний раз видела его, его волосы были седыми, и он покрасил их для своего лондонского визита. Это не могло быть сделано для приобретения эффектности — в таком случае, он не стал бы смывать краску. Это не имело смысла.
Нет, это было преднамеренно спланировано, чтобы его притворное горе из-за потери дочери было убедительным и характеризовало его как поистине обезумевшего родителя. Но то, на что он рассчитывал как на мастерский стратегический ход, оказалось нитью, которая непосредственно связала его с этим заговором.
Это Нелл расстроила его планы, когда фактически сказала мне, что его волосы поседели не от шока. Такая расчетливость и хитрость в демонстрации эмоций внезапно показали его в новом свете — я увидел его не как прекрасного человека с сердечными и великодушными порывами, а как хладнокровного преступника. Тот Рафаэль Кросс, которого я знал, растворился в воздухе.