Эта девушка обладала способностью распылять мою душу на атомы, рассеивать в воздухе все доводы рассудка.
Когда ее фигура за стеклом задвигалась, каждая частичка моей души ощутила необыкновенный подъем и наполнила вдохновением мою физическую оболочку. Она положила книгу и направилась к выходу. Быстрый взгляд на стенные часы — и я удостоверился, что она читала в течение получаса, а мне показалось, что я витал возле нее буквально несколько секунд.
Она вышла из магазина, одернула куртку и пошла вниз по улице. Я оставил на столе мелочь и бросился следом. На углу она свернула, и я припустил быстрей, опасаясь потерять ее в толпе. Она шла теперь довольно быстро, все так же глядя под ноги. Прошла улицей Густава Флобера, потом по улице Рейнекен вышла на улицу Понсоле и дальше на проспект Терн. Там она едва не затерялась в толпе, и мне пришлось бежать чуть ли не по пятам за ней. Но тут меня пронзила чудовищная мысль: что, если она идет на встречу с мужчиной? Мужчиной, который раскроет ей объятия, прижмет к себе, поцелует. Эта мысль ужаснула меня, и тут я осознал, что раньше мне это и в голову не приходило. Я представлял себе, что она одинока, свободна, вся, как и я, пребывает в ожидании нашей грядущей любви. Но в принципе у такой девушки вполне мог быть возлюбленный. К возбуждению от возможности узнать о ней больше прибавился страх: а вдруг меня ждет разочарование? Когда она свернула на авеню Ваграм, я помчался вслед почти бегом, лавируя между прохожими. Случайно толкнул нагруженную покупками женщину: один пакет упал, она принялась браниться. Я наскоро извинился, нагнулся, чтобы подобрать выпавшие на тротуар продукты, сложил их обратно в пакет, еще раз пробормотал извинения и попытался вновь взять след. Но ее нигде не было. Я прошел до следующего перекрестка, огляделся. Она исчезла. Вдоль улицы стояло несколько очень красивых особняков. Может быть, она вошла в один из них? А может, села на тот автобус, что только что отошел от остановки? Или повернула в один из переулков? Я стоял посреди улицы, одинокий и растерянный, и злился на себя, что оказался таким неумелым сыщиком. Потом смирился с поражением и решил отправиться домой. Но в пути по инерции обшаривал взглядом толпу, надеясь, что случай вновь столкнет меня с ней.
В общем, я чувствовал себя смешным и глупым. Последний раз, когда я следил за девушкой, мне было пятнадцать лет. Это была Милена, моя первая любовь.
— Романтик! Ну, какой же он у нас романтик! — воскликнула Хлоя, хлопнув рукой по ляжке. — А мы-то думали, он бесчувственный! А он, оказывается, просто романтик, — усмехнулась она. — Худший из романтиков: полный дебил.
— Потому что я с ней не заговорил? — спросил я обиженно.
В очередной раз я пожалел, что решился им что-то рассказать. Я знал, что вел себя как ребенок, и подозревал, что меня не поймут. Но мне казалось, что, если я облеку свою историю в слова, произнесенные вслух, она станет для меня самого более осязаемой, более реальной.
Мы сидели у Хлои, она быстро сообразила импровизированный ужин. Я участвовал в общей беседе с таким воодушевлением, что друзья насторожились: оно больше смахивало на нездоровое возбуждение.
Ну и, естественно, когда Хлоя заметила, что я изменился, я не удержался и поведал им о своей встрече с таинственной читательницей. Причем они с Жошем слушали так внимательно, что это расположило меня к еще большим откровениям. Я слишком раскрылся — и теперь в этом раскаивался. Существовала глубокая пропасть между моим внутренним миром, который управлялся сердцем, и миром Хлои, где царил рассудок…
— Нет. Потому что вся твоя история гроша ломаного не стоит, — ответила Хлоя. — Все так мило, нежно и… невероятно глупо. Ты знакомишься с девушкой, влюбляешься в нее, мечтаешь о встрече, выслеживаешь ее на улице… И все твои рассуждения о родственных душах или душах-половинках, как там ты это называешь, прости, но это просто смешно! Чушь ты несешь, Иона.
— Но ведь не у всего может быть рациональное объяснение, Хлоя! Некоторые вещи окружены тайной. Мне нравится верить в мистические совпадения, в подарки судьбы, в параллельные миры…
— Вот я и говорю: несешь ахинею, крыша у тебя поехала.
— Все, что со мной произошло в последнее время, очень странно и загадочно. Деньги на моем счете, появление этой девушки…
— Да ничего особенного! Банковская ошибка, случайная встреча плюс твоя писательская привычка к фантазиям, ко всякой возвышенной риторике — вот как я это объясняю!
— Жош, а ты-то что думаешь?
Был один шанс из ста, что он как-то выскажется, встанет на чью-либо сторону. Особенно учитывая, что за этим последует неизбежный поток слов, поскольку Хлоя так просто не сдается. Но я заметил в его глазах необычный блеск, пока я рассказывал свою историю.
Он заерзал всем своим длинным нескладным телом — явно чувствовал себя неуютно.
— Мне нравится, — сказал он в конце концов.
— Что, что тебе нравится? — взвилась Хлоя. — Мать твою, Жош, научись составлять фразы, чтобы в них была логическая связь, чтобы смысл был хоть какой-то!
Жош холодно посмотрел на нее, в его взгляде читалась смесь решимости и тревоги. Она явно задела его за живое.
— Мне нравится, что эта история такая необычная и прикольная. Мне нравится мысль о том, что виртуальный мир может вторгаться в реальный. И история про души-половинки мне тоже нравится.
— Позволю себе в этом усомниться, — язвительно вставила Хлоя.
— А больше всего мне нравится, что эта любовь безмерно романтична.
— Я грежу! — воскликнула Хлоя, выпучив глаза. — Жош у нас, оказывается, тоже романтик.
— Да черт подери! — вдруг заорал он так, что мы подскочили. — Что ты вообще обо мне знаешь? Что ты знаешь о чувствах, которые живут в моей душе, о том, что мне нравится, а что нет? Мы дружим уже несколько лет, а ты обо мне не имеешь никакого представления! Как опытная дама-маркетолог, ты немедленно поместила меня в ящичек и наклеила ярлычок, классифицировала и подогнала под общий стандарт, как ты делаешь со всяким встреченным человеком. Ты пытаешься все подогнать под простые, объяснимые, понятные каждому дураку схемы. Тебе важна только картинка, фасад, словно мы продукты и про нас все написано на этикетке!
Мы потрясенно молчали. Никогда не приходилось видеть Жоша в таком состоянии, он и голоса никогда не повысил, не нервничал, не спорил — да такой длинной речи мы от него никогда не слыхивали! А тут у него лицо исказилось гневом, он непривычно бурно жестикулировал… Он явно был вне себя.
— Ух… Да успокойся ты, мы ведь всего лишь спорим, дискутируем… — вмешался я. — Что это ты так разбушевался?
— Потому что меня достало каждый день сталкиваться с людьми, которые пытаются свести всю удивительную магию этого мира к ее наиболее низменным выражениям: рекламе или тщательно отформатированной истории о том, что счастье непременно наступает в результате потребления продуктов, которые они распространяют.
Он выпрямился и обличающе указал пальцем на Хлою.
— Они разрабатывают концепцию, аргументируют, укладывают в коробочку — и все с одной целью, привести нас под один ранжир, выстроить в очередь перед магазином. «У меня последняя версия „Виндоус“, последнее поколение „плейстейшн“, джинсы последней модели…» И если ты не участвуешь в лотерее, если твои мечты не подходят под общий стандарт, значит, ты маргинал, витающий в облаках мечтатель, а точнее — мрачный кретин!
Я, потеряв дар речи, только дивился на преображение моего робкого друга в пламенного революционного трибуна.
— Спокойно! Ты предъявил мне ложное обвинение, — возразила Хлоя. В ее голосе было столько изумления, что даже не ощущалось обычной самоуверенности. — Я совсем не такая, как все эти люди! Я просто хочу уберечь Иону от его бурного воображения!
— Зачем? Чтобы он перестал мечтать? Хватит уже стараться спасти нас от нас самих. Хватит считать нас детьми!
— Ну… я же просто по дружбе… — возразила Хлоя. Она совсем сникла под тяжестью обвинений.
— По дружбе, — повторил он с грустной улыбкой. — Дружба — это когда умеют выслушать друга. Это когда людей любят такими, как есть, и не пытаются навязать свои представления о жизни.
Хлоя, исчерпав все свои доводы, посмотрела на меня — в ее взгляде читались недоумение и даже отчаяние. Но я молчал.
— Посмотри на Иону, — сказал Жош, указывая на меня рукой. — Он что, выглядит несчастным? Нет! Его преобразила эта любовь, какой бы бессмысленной она тебе ни казалась! Ведь влюбленный человек так красив, разве нет? Ведь именно об этом женщины трубят во все трубы! О любви, о чувствах, об искренности! Ты когда-нибудь видела своего друга в таком состоянии? И зачем же ты тщишься немедленно снова опустить его на землю?
Потом он внезапно смутился, словно, опомнившись, только что обнаружил, что стоит посреди комнаты. Повисла тяжелая тишина, в которой слышалось эхо его нерадостных мыслей.
— Я прошу прощения, — пробормотал он неуверенно. — Я не хотел…
— Ничего страшного, Жош, — успокоил его я. — Мы спорили, обсуждали, обменивались мнениями — чисто по-дружески.
— Чисто по-дружески, — грустно повторил он. — Извините, я пойду к себе.
Мы даже не успели ничего возразить. Он схватил куртку, набросил на плечо и ушел.
— Что за фигня, — выдохнула Хлоя, словно на ее глазах только что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Какая муха его укусила?
— А ты не догадываешься?
— А должна догадаться? — удивленно ответила она вопросом на вопрос.
— Думаю, он влюблен.
— В кого?
— Да, он прав, твое отсутствие воображения и бесчувственность просто поражают.
Жош верно подметил: я был счастлив. Счастлив, что влюблен, счастлив, что нахожусь в глупейшем состоянии, когда до сознания не доходит ни один осмысленный аргумент, а таких было немало, когда невозможно запятнать мой неисчерпаемый оптимизм, определяющий меня во времени и пространстве.
Как сомнамбула, я плыл сквозь сменяющиеся дни и ночи, ничего не ожидая от реальности — лишь бы она позволяла безнаказанно парить в облаках чудесного опьянения. Я неустанно думал о ней, пытался представить себе ее прошлое и настоящее, ее занятия и друзей, придумывал наше чудесное совместное будущее. Она казалась мне такой родной и близкой, казалась уже моей. И я забывал, что переживаю эту историю в одиночку.