Там среди прочих была миссис Квеннелл с волосами, похожими на пуховку для пудры, одетая в розовый муслин, что для ее возраста слишком нескромно; жена коменданта в сером платье; преподобный Верринджер, как обычно, смотревший на всех свысока; доктор Джордан, немного бледный и вялый, как будто после выступления он обессилел; и мисс Лидия в том платье, которое я помогла ей сшить, красивая, как картинка.
Но кого же еще я увидела перед собой – прямо на меня с едва заметной улыбкой смотрел коробейник Джеремайя! Его волосы и борода были подстрижены, и он вырядился, как джентльмен, в песочный костюм красивого покроя, с золотой цепочкой от часов поперек жилета. Он держал чашку чаю тем самым жеманным барским жестом, каким когда-то передразнивал господ на кухне у миссис ольдермен Паркинсон, но я узнала бы его по любому.
Я так поразилась, что даже негромко вскрикнула и замерла как вкопанная, разинув от удивления рот, будто пикша, и чуть не уронила блюдо: несколько кусков торта, правда, соскользнули на пол вместе с розочками. Но лишь после того как Джеремайя поставил чашку и приложил указательный палец к губам, словно бы почесывая им нос, чего, как мне кажется, никто не заметил, – лишь после этого все посмотрели на меня. По его жесту я поняла, что мне нужно запереть рот на замок и ничего не говорить, иначе я его выдам.
И я промолчала, лишь извинившись за то, что уронила торт, а затем поставила блюдо на боковой столик и опустилась на колени, чтобы собрать упавшие куски в передник. Но жена коменданта произнесла:
– Оставь это пока, Грейс, я хочу тебя кое с кем познакомить. – И она взяла меня за руку и повела вперед. – Это доктор Джером Дюпон, – сказала она, – известный практикующий врач. – А Джеремайя кивнул мне и поздоровался:
– Здравствуйте, мисс Маркс. – Я все еще была смущена, но мне удалось сохранить самообладание. Жена коменданта сказала ему:
– Она часто пугается незнакомцев. – И мне: – Доктор Дюпон – наш друг, он не причинит вам вреда.
После чего я чуть было громко не рассмеялась, но вместо этого сказала:
– Да, мэм, – и потупилась в пол. Наверно, она боялась повторения того раза, когда сюда приходил доктор, измеряющий голову, а я со страху так раскричалась. Но ей не стоило волноваться.
– Я должен посмотреть ей в глаза, – сказал Джеремайя. – Они часто указывают на то, насколько эффективной окажется процедура. – Он приподнял мой подбородок, и мы взглянули друг на друга. – Очень хорошо, – произнес он торжественно и размеренно, словно и вправду был тем, за кого себя выдавал, и я не могла им не восхититься. Потом он спросил: – Грейс, вас когда-нибудь гипнотизировали? – При этом он не выпускал мой подбородок из рук, чтобы дать мне время успокоиться и прийти в себя.
– Конечно, нет, сэр, – ответила я с некоторым возмущением. – Я даже толком не знаю, что это такое.
– Это чисто научная процедура, – сказал он. – Согласны ли вы ее испробовать, если это поможет вашим друзьям и Комитету, решившему, что это необходимо? – Он немного сдавил мой подбородок и очень быстро поводил глазами вверх-вниз, чтобы дать мне понять, что я должна согласиться.
– Я сделаю все, что в моих силах, сэр, – ответила я.
– Что ж, прекрасно, – сказал он напыщенно, будто настоящий доктор. – Но для того, чтобы все прошло успешно, вы должны мне доверять. Как по-вашему, вы способны на это, Грейс?
Все присутствующие: преподобный отец Верринджер и мисс Лидия, миссис Квеннелл и жена коменданта – ободряюще мне заулыбались.
– Я постараюсь, сэр, – сказала я.
Затем подошел доктор Джордан и сказал, что, по его мнению, на сегодняшний день волнений для меня довольно и следует позаботиться о моих нервах, поскольку они слабые и могут расшататься. И Джеремайя ответил:
– Конечно-конечно. – Но он казался очень довольным собой. И хоть я уважала доктора Джордана и он был добр ко мне, мне показалось, что по сравнению с Джеремайей вид у него неважнецкий – как у человека на ярмарке, которому залезли в карман, но он сам еще об этом не догадывается.
А сама я чуть весело не рассмеялась, ведь Джеремайя проделал обычный фокус, словно вынул из моего уха монетку или притворился, что проглотил вилку. Подобные фокусы он всегда показывал у всех на виду, и люди смотрели за ним в оба, но так и не могли вывести его на чистую воду. То же самое он вытворил здесь, договорившись со мной прямо у них на глазах, а они так ничего и не поняли.
Но потом я вспомнила, что когда-то он путешествовал под видом месмериста и занимался на ярмарках целительством и ясновидением, так что действительно был знаком с этим искусством и, возможно, погрузил меня в транс. И это заставило меня вдруг остановиться да призадуматься.
35
– Меня не волнует, виновны вы или нет, – говорит Саймон. – Я врач, а не судья. Я просто хочу знать, что вы сами в действительности помните.
Они наконец подошли к убийствам. Саймон пересмотрел все имеющиеся в его распоряжении документы: судебные протоколы, газетные заметки, «Признания» и даже непомерно раздутый отчет миссис Муди. Он полностью подготовился и напряжен, как струна: от того, как он поведет себя сегодня, зависит, расколется ли наконец Грейс, раскрыв свои припрятанные сокровища, или же, наоборот, испугается и спрячется, как улитка.
Сегодня он принес с собой не овощ, а серебряный подсвечник, переданный преподобным Верринджером и похожий, – как надеется Саймон, – на те подсвечники, которыми пользовались в Киннировом доме: один из них похитил Джеймс Макдермотт. Саймон еще его не вынул: подсвечник лежит в плетеной корзине, – на самом деле в лукошке для покупок, позаимствованном у Доры; корзину он поставил не на самом видном месте, рядом со стулом. Саймон пока не знает, что делать с подсвечником.
Грейс продолжает стежку. Она не поднимает глаз.
– Никого это раньше не волновало, сэр, – говорит она. – Мне сказали, что я должна лгать: все хотели узнать как можно больше. Кроме адвоката мистера Кеннета Маккензи. Но я уверена, что даже он не верил мне.
– Я поверю вам, – произносит Саймон. Он понимает, что это будет довольно трудно.
Грейс немного поджимает губы, хмурится и молчит. Тогда он приступает:
– Мистер Киннир уехал в четверг в город, не так ли?
– Да, сэр, – подтверждает Грейс.
– В три часа? Верхом?
– Ровно в три, сэр. Он должен был вернуться в субботу. Я была на улице и обрызгивала льняные носовые платки, разложенные на солнце для отбеливания. Макдермотт подвел к нему лошадь. Мистер Киннир уехал на Чарли, потому что коляска находилась в деревне, где ее перекрашивали.
– Он что-нибудь вам сказал?
– Да, он сказал: «Вот твой любимый кавалер, Грейс, иди поцелуй его на прощанье».
– Имея в виду Джеймса Макдермотта? Но ведь Макдермотт никуда не уезжал, – говорит Саймон.
Грейс поднимает голову – лицо ее непроницаемо, едва ли не презрительно:
– Он имел в виду лошадь, сэр. Он знал, что я очень люблю Чарли.
– И что же вы сделали?
– Я подошла, сэр, и погладила Чарли по носу. Но Нэнси, выглянув из двери зимней кухни, услыхала, что он сказал, и ей это не понравилось. Макдермотту тоже. Но в этом не было ничего худого. Мистер Киннир просто любил меня дразнить.
Саймон глубоко вздыхает:
– Мистер Киннир всегда непристойно с вами заигрывал, Грейс?
Она снова глядит на него, на сей раз слабо улыбаясь:
– Не знаю, что вы разумеете под непристойностями, сэр. Он никогда со мной не сквернословил.
– Он когда-нибудь до вас дотрагивался? Позволял себе вольности?
– Только обычные вещи, сэр.
– Обычные? – переспрашивает Саймон. Он в недоумении. Не знает, как спросить, чтобы не показаться слишком откровенным: ведь Грейс такая скромница.
– Ну, со служанкой, сэр. Он был очень добрым хозяином, – чопорно отвечает Грейс. – И при желании мог расщедриться.
Саймона снедает нетерпение. Что же она имеет в виду? Что ей платили за услуги?
– Он лез к вам под одежду? – спрашивает он. – Вы ложились на спину?
Грейс вскакивает.
– Всё, с меня довольно! – восклицает она. – И я не намерена здесь больше оставаться. Вы такой же, как все эти врачи в больнице, как тюремные капелланы и доктор Баннерлинг с его развратными мыслями!
Саймон так ничего и не узнал, но вынужден извиниться.
– Сядьте, пожалуйста, – говорит он, когда Грейс успокаивается. – Давайте вернемся к событийной цепочке. Мистер Киннир уехал в три часа в четверг. Что же произошло потом?
– Нэнси сказала, что послезавтра мы оба должны уйти, и что у нее есть деньги, чтобы с нами рассчитаться. Она добавила, что мистер Киннир с ней согласен.
– Вы этому поверили?
– Насчет Макдермотта поверила. А насчет себя – нет.
– Нет? – переспрашивает Саймон.
– Она боялась, что я приглянусь мистеру Кинниру. Как я уже говорила, сэр, она была в положении, а мужчины часто меняют женщину в положении на другую, не в тягости – точно так же бывает с коровами и кобылами. А если это произойдет, она вместе со своим ублюдочком окажется на улице. Просто она хотела, чтобы я ей не мешала и ушла, пока не вернулся мистер Киннир. Думаю, он об этом даже не догадывался.
– Что же вы тогда сделали, Грейс?
– Я расплакалась, сэр. Прямо на кухне. Мне не хотелось уходить, и к тому же у меня не было нового места. Все случилось так неожиданно, что мне было некогда его искать. И я боялась, что она мне вообще не заплатит и уволит без рекомендации, – ну и что же мне тогда делать? Макдермотт этого тоже боялся.
– А что потом? – спрашивает Саймон, когда она замолкает.
– В это самое время, сэр, Макдермотт сказал, что у него есть секрет, и я пообещала его не выдавать. И знаете, сэр, если уж я пообещала, то должна сдержать слово. Потом он сказал, что собирается ударить Нэнси топором, а потом задушить, и еще застрелить мистера Киннира, когда тот вернется домой, и забрать все ценные вещи. А я должна ему помочь и уйти вместе с ним – так будет лучше, потому что иначе во всем обвинят меня. Если бы я так не расстроилась, то посмеялась бы