— Не знаю, не знаю... Герана жалко...
— Любишь, что ли, до сих пор?
— Да нет. И не было вообще чего-то такого... Скорее такая... ну, интеллектуальная, что ли, связь.
— О как!
— А ты думал? Он писатель все-таки. И неплохой, мне кажется.
— Бывает, конечно...
— Ревнуешь, что ли? Ну, ты даешь...
— Не ревную, а просто...
— А я, знаешь, толстых мужчин не любила никогда. То есть полных. А у тебя все нравится. Живот уютный такой. Как подушка. Пузюнчик мой.
— А я таких, как ты, не любил. Я — чтобы ноги от ушей, рост приличный, грудь соответственно.
— Ясно, как модели. У них, знаешь, ноги лошадиные.
— Передние или задние? — уточнил Карчин, рассеянно вспоминая, какие бывают ноги у лошадей и вообще сами лошади.
— Задние, конечно.
Тут Карчин вспомнил и удивился точности:
— В самом деле! Длинные, мосластые, к бедрам крутые. И кривоватые, если честно. А у тебя маленькое все, зато прямо в руку просится. Под меня сделано.
Ольга, помолчав, легла на спину и сказала:
— А может, не надо?
— Чего не надо?
— Давай считать за глупость, может? Стыдно, конечно, но — бывает. А то... Ты сообрази, у меня и сейчас на лице все мои сорок лет, а что через пять лет будет? Ну, телом, кожей Бог не обидел, спасибо. А лицо? Тебе со мной рядом противно будет.
— Ерунда. У тебя красивое лицо. Штучное. Оригинальное.
— Это ты себя утешаешь?
— В смысле?
— Влюбился в уродину, ищешь теперь, что в ней хорошего?
— Дура. Ну, захочешь, сделаешь подтяжки какие-нибудь. Но не такие, чтобы лицо изменилось. У меня у друга мать с ума сошла, сделала операцию, выглядит на тридцать пять, но лицо мертвое абсолютно. Просто неживое лицо. Глаза-то ведь, понимаешь, они же возраст выдают! И получается: молодая маска, а сквозь нее — старые глаза. Ужас, в общем.
— Уговорил... Нет, подлая я баба.
— Я тоже довольно подлый мужик.
— Ну, на этом и успокоимся...
А звонок Шиваева застал Карчина за ловлей рыбы: взяв у одного из местных мужиков пару удочек с суковатыми удилищами, с наслаждением поймал две красноперки, размером годящиеся в еду только кошке, и готовился подсечь третью. Ответив Шиваеву, отключил телефон, предварительно послав Лиле сообщение, что задерживается по делам, но скоро будет.
20
Вернувшись домой, Геран тут же начал собирать вещи. По редкому совпадению дома были и Полина, и Гоша, и нашедшийся Килил, все видели его сборы, но никто не спросил: куда, зачем, почему, что вообще случилось. Ольга, как выяснилось, звонила, предупредила, что задерживается. Значит, у них с Карчиным продолжение следует. Вряд ли надолго, но его это уже не касается, у него продолжения не будет. Он еще любит эту женщину, но жить с нею не сможет, это понятно.
Геран уже закончил сборы, когда все-таки подошел Килил.
— Куда-то уезжаете, дядя Геран?
— Переселяюсь.
— Куда?
— Пока не знаю.
— Ясно.
— Что тебе ясно, Килька? — усмехнулся Геран.
— Ясно, что ничего не ясно, — улыбнулся в ответ Килил, повторяя чьи-то взрослые слова. А может, уже и сам достаточно взрослый, чтобы говорить эти слова как свои.
— А ты где болтался? — Геран взял Килила за плечи и шутливо потряс.
Килил стеснительно высвободился.
— Да так. Думают на меня всякую ерунду, вот я и испугался.
Но не отошел. И Геран не мог удержаться, опять взял его за плечи, чтобы повторилось это ощущение хрупкости в руках, ощущение горячего живого человеческого существа, ребенка. Геран понял вдруг, что больше всего в жизни он хочет быть не писателем, славным автором многих книг, а просто мужем и отцом, единственным для одной женщины и хотя бы одного ребенка. И не обязательно чтобы ребенок от него, важно не то, что твой сын, а чувство сына вообще, именно это он испытывает по отношению к Килилу. Только из-за него он мог бы остаться, если б был уверен, что сам тоже нужен Килилу.
— Я, наверно, совсем уйду, Килька, — сказал Геран.
— Куда?
— Не знаю. Может, уеду.
— Не сложились отношения? — спросил Килил.
— С чего ты взял?
— Вы приехали, она осталась.
— Догадливый. Да, похоже, не сложились. А поехали со мной, а? — вдруг сказал Геран и тут же опустил голову и убрал руки с плеч Килила. — Ладно, иди, играй.
Килил вышел, Геран взял свое лицо в ладони, вытер глаза. Нельзя предлагать ребенку такие вещи. Вдруг согласится по глупости?
Собравшись, Геран оставил все увязанным и упакованным и пошел на стоянку переговорить с Самиром.
Самир, увидев его, тут же сделался сердитым, гневным, но без крика, достойно. Он думал, что Геран явился разбираться насчет драки со своим старшим пасынком. И помнил закон: когда с кем конфликт и если кто пришел по поводу этого конфликта, начинать надо не по теме. У человека сложились какие-то слова, он пришел готовый, надо сбить, чтобы растерялся. Он сказал:
— Так кто поступает, Геран? На работу не пришел, исчез совсем! Срочно человека искать на замену пришлось, мы тоже люди, мы тут не можем сутками сидеть, ты как думаешь? Не понимаю вообще, говорили про дело, собирались тебе денег больше платить, а ты вместо спасибо пропал. Что такое?
— Ладно, отработаю, — сказал Геран. — Я по другому вопросу хочу поговорить.
— Ты постой другой вопрос! — не поверил Самир его мирному тону и сворачивая еще на одну тему. — У меня у самого другой вопрос! Твоего младшего считают вором, а поймали его тут, знаешь, что теперь нам за это делают? Нас считают, что мы тоже как-то замешаны, облаву устроили, проверки устроили, побрали половину людей, это что такое? Ты как хочешь это можешь понять, а я понимаю, что из-за тебя и твоей семьи сплошные неприятности у нас!
— Не надо, Самир. Килил тут ни при чем. Они не глупые, чтобы думать, будто он для вас ворует. Если ворует, кстати, это не доказано. Неприятности у вас — сожалею. Тем не менее, Самир, ты меня выслушай.
— С удовольствием! — воскликнул Самир. — Я выслушаю, но сразу скажу: он сам виноват! Я не знаю, он траву курит у тебя или колет что-то, но он бешеный совсем, я серьезно говорю, ты ему как отец, ты следить должен! Он на людей бросается! Пришли спросить про тебя, а он сразу напал, псих!
— Кто напал? — не понял Геран.
Самир даже растерялся. Но хватило сообразительности спросить:
— Он не рассказывал ничего?
— Да кто?
— Сын твой старший, как его у тебя?
— Гоша. А что было?
— Да ничего. Пришли к тебе узнать, где ты. А он начал кричать. Ты знаешь, он националист или этот... скинхед, наверно, хоть и не лысый. Сплошная ненависть у человека. Начал кричать, а потом Насифа ударил, брата моего, ты его знаешь. Как это, человека просто так ударить? Насиф ответил ему, вот и все.
— Вот откуда у Гоши синяки...
— А у Насифа, думаешь, нет? Иди, посмотри! — предложил Самир, зная, что Геран не пойдет, а если даже и пойдет, на теле горячего молодого человека всегда можно найти один-другой синяк. Тем более — с железками работает, ушибается...
— Ладно, разберемся, — сказал Геран. — Хотя, я чувствую, ты торопишься свою версию изложить, а на самом деле было несколько иначе.
— Ничего не несколько, если он даже не сказал тебе, значит, сам чувствует себя виноватым.
Геран не мог возразить. И обратился к цели своего прихода.
— Я вот что хотел. У меня такие обстоятельства, что надо где-то пожить. Может, я хотя бы тут, в вагончике на некоторое время устроюсь? Заодно буду дежурить.
— Что такое? С женой разругался?
— Это неважно.
Из-за денег, подумал Самир. Не поделили. С такими деньгами он мог бы и получше жилье найти, но — хитрит. Скрывает. Умный человек, писатель. Человека с деньгами отпускать нельзя. Даст или не даст, второй вопрос, об этом еще будет разговор, а отпускать нельзя ни в коем случае.
— Здесь рабочее место, не положено, — сказал Самир. — Иу нас неприятности тут все время. Есть у нас квартирка одна, человек на месяц уехал, пока занимай.
— Спасибо, Самир.
— Да не за что. Только у нас с работой так теперь: все по бумажкам, по документам. Я обязан с тобой договор трудовой заключить. Документы есть с собой?
— Паспорт.
— Дай, мне с него копию надо снять.
— На здоровье.
Самир взял паспорт, сказал Герану адрес квартиры и дал ключи. Геран пошел переселяться.
21
Goshа. А если я достану денег, как я их передам и кому?
Super-driver. Сначала достань.
Goshа. Нелогично: я никого не видел из ПИР, как я буду вступать?
Super-driver. Ясно. Думаешь, возьмут твои денюжки и ку-ку?
Gоshа. А если именно так думаю?
Super-driver. Нy, думай. На то и голова. А о смерти ты думаешь?
Gоshа. Не понял.
Super-driver. Я в посьледнее время много думаю. Существует резко выраженная противоположность между влечениями к собственному "Я" и половыми влечениями, причем первые определяют тенденцию к смерти, а последние — к продолжению жизни. Первичный нарциссизм при этом, как следствие, сближается с влечением к саморазрушению. Существует одно обстоятельство, которое мы не можем скрыть от себя: незамечая того, что мы запутались в убежищах шопенгауэровской философии, согласно которой смерть — это «собственно результат», и будучи таковым, является целью жизни, тогда как сексуальное влечение представляет воплощение воли к жизни.
Gоshа. Это ты к чему?
Super-driver. Ни к чему. Просто думаю об этом.
Gоshа. Вообще-то я тоже иногда.
Super-driver. А я все время. А нассчет денег так: можешь перечислить на счет, а если боишься, можеш передать при личьной встрече.
Goshа. Тебе?
Super-driver. Меня видят только избраные. Моему доверенному лицу.
Gоshа. Почему я должен верить?
Super-driver. Это твое дело. Но у наст ак: или человек идет до конца или если он начал и что-то узнал, а сам потом не хочет, то он исключается вообще. Тебя не возьмут даже на акции.