Надо же, до черта все усложнили. Они непременно должны были придумать собственное решение проблемы, вместо того чтобы просто делать то, что им сказали. Ага, ну и что из этого вышло? Примерно то же, что и с их попытками «разрешить ситуацию» с Каллумом.
В январе 1995 года Колдуэлл-стрит выстудили сильные холода. На рождественские праздники во многих домах поддерживали тепло, люди веселились, но праздники имеют свойство быстро заканчиваться. Потянулись скучные будни, и даже небо приобрело какую-то сероватую бледность, с которой не расставалось, в какую бы сторону ни дул ветер. Под этим небом Мэв возвращалась в дом номер 215, волоча за собой старый отцовский рюкзак, как непослушную собаку. Из-за ветра у нее потек нос, а волосы хлестали по глазам.
Перед домом в тротуаре образовалась трещина. Сам дом выглядел так, словно его избили и оставили умирать. Зеленое пятно двери на фоне серых стен было похоже на синяк. Крыша прогнулась, напоминая вмятину в черепе. На улице воняло прокисшим молоком. Запах доносился из скопившихся мешков с мусором. За грудиной возникло тянущее ощущение, и Мэв прижала руку к сердцу. Научиться бы не замечать этот дискомфорт.
Машины Оливера не было на месте, и Мэв перенесла рюкзак к двери. В рюкзаке позвякивал новый электрочайник, подарок на Рождество.
Внутри дома на нее сразу обрушилась стена теплого воздуха. Холлис обещал выключить термостат перед отъездом — и? Мэв допускала, что он мог забыть, хотя это не было на него похоже. Она оставила новый чайник в кухне и пошла с остальными вещами наверх. Пальцы, замерзшие в тонких перчатках, быстро согрелись. Тепло дома соответствовало тому жгучему стыду, который Мэв принесла в себе. Однако тишина вокруг, по крайней мере, означала, что у нее есть время прийти в себя до возвращения остальных. Перед ними она притворится, что чувствует себя совершенно нормально.
Мэв на ходу снимала зимнее пальто, но остановилась перед дверью в свою комнату. Дверь была открыта.
— Что ты делаешь?
Элли обернулась. В руках она держала упаковку «Орео», взятую у Мэв. На губах налипли крошки, под глазами была заметна краснота.
— Ой, Мэв, прости. Я была очень голодна и не успела сходить в магазин. Обещаю, я куплю тебе другую пачку.
Элли говорила слишком быстро даже для нее, и они обе это знали.
— Я не думала, что кто-то еще вернулся.
Мэв втащила сумку в комнату, обогнув не шелохнувшуюся Элли.
— Я приехала сегодня утром. Меня папа привез.
Мэв начала распаковывать вещи, а Элли стояла на том же месте, напоминая персонажа из какой-то видеоигры, который механически повторял одно и то же действие, пока герой прыгал вокруг него, чтобы завершить свою миссию.
— Хорошо провела Рождество? — поинтересовалась Элли.
— Ага. Нормально.
Было бы естественно спросить, как прошло ее Рождество. Но Мэв не хотелось. Однако Элли сама рассказала.
— Мое прошло очень даже хорошо. Папа взял нас в Эдинбург на Хогманай[14]. Было просто чудесно. Я бывала в Эдинбурге раньше, но потом — нет. Мы пили кофе и ели сладости в маленьком кафе прямо у замка, а на земле лежал тончайший слой снега, его как раз хватало, чтобы все выглядело волшебно, и это было так красиво, почти как в Европе, а папа сказал, что если я буду очень хорошо учиться, то, может быть, в следующем году они с мамой возьмут нас на Новый год в Париж.
На слове «волшебно» из глаз Элли полились слезы, и поток слов прервался. Мэв не хотелось смотреть на нее. Она не виновата в том, что Элли тоскует по дому, да и вообще она была не в том настроении, чтобы кого бы то ни было утешать.
Не говоря уже о том, что Элли без конца плакала, не только в этот момент. Мэв тоже иногда плакала, но никто об этом не знал, потому что она держала это в секрете, как и положено. Запиралась ночью в своей комнате и рыдала в подушку, чтобы заглушить плач. Когда же плакала Элли, все это знали, точнее, сама Элли обязательно давала всем знать, и они собирались вокруг нее, обнимали и говорили, что все будет хорошо. Когда плакала Мэв, никто и не догадывался, а когда она вытирала слезы и, почистив зубы, выходила в кухню, кто-нибудь обязательно сообщал ей, что она выглядит как полное дерьмо.
Мэв засунула чистые носки в ящик комода, надеясь, что Элли поймет намек, но сопение и хныканье продолжались.
— Забудь о печенье, — сказала Мэв.
Бог с ним. Оно стоит всего 25 пенсов.
Мэв заглянула в пластиковый контейнер, где у нее хранились продукты, не нуждавшиеся в холодильнике. От этих стервятников по-другому не убережешь. Теперь там остались только банка печеных бобов и наполовину съеденная пачка зачерствевших печенек.
— Какого черта, Элли? Где моя еда?
Элли прижимала «Орео» к груди, словно защищала младенца, по щекам у нее текли слезы.
Мэв протиснулась мимо нее и вышла в коридор. Элли позвала ее, но она не остановилась. Пол в комнате Элли был завален пустыми упаковками из-под от продуктов.
— Ты сказала, что только что вернулась.
Элли смотрела себе под ноги.
— Как давно ты здесь?
Нижняя губа Элли дрожала.
— Господи, да что с тобой? У тебя какой-то психический срыв?
— В университете есть консультанты, ты знаешь, — голос Элли опустился до шепота. — Но они вернутся только завтра.
Внизу открылась и закрылась входная дверь. По одному только звуку шагов обе поняли, кто это.
— Эй? Есть кто дома? Черт, здесь жарко как в аду. Холлис, если ты забыл убавить термостат, я за это платить не собираюсь!
— Не говори ему, что я здесь. Прошу тебя, не говори, — залепетала Элли.
Мэв закусила щеку. Какая разница, узнает Оливер или нет? Было бы здорово посмотреть, как малявка Элли будет выкручиваться. Пусть сама справляется с неловкими ситуациями, а не использует кого-то другого в качестве буфера. Но потом она увидела глаза Элли, и в них отразилась та же паника, какую Мэв увидела в собственных глазах, когда проснулась в Новый год в чужой постели, в чужом доме.
— Э-эй!
— Иди в мою комнату.
Элли ушла, и Мэв перехватила Оливера у лестницы.
Он подстригся и приобрел новый дизайнерский пиджак, который обтягивал его во всех нужных местах.
Мэв натянула рукава на пальцы.
— Привет!
— Я так и знал, что здесь кто-то есть. Что это за идиотская сауна?
— Когда я вошла в дом, было очень холодно, и я подумала, что он прогреется быстрее, если я включу отопление на полную мощность.
— Ну и жарищу ты устроила.
— Извини. Сейчас все исправлю.
Она поспешила вниз, чтобы отрегулировать термостат, а Оливер потрусил вслед за ней.
— Кто-нибудь еще вернулся?
— Пока только мы!
Мэв засмеялась от волнения, но ее смех прозвучал так, будто она флиртует. И почему она всегда ставит себя в неловкое положение?
Она кашлянула и попыталась исправить свою оплошность.
— Холлис должен вот-вот появиться. А Лорна, скорее всего, вернется только завтра. У нее занятия начинаются на день позже.
— Лорны нет? Отлично! — Оливер снял пиджак и бросил его на кожаное кресло. — Идеальная ночь для вечеринки.
Мэв последовала за ним в кухню.
— Вечеринки? Сегодня? Но все устанут с дороги.
— У меня найдется кое-что для поднятия настроения. О, отлично! — Оливер погладил ее новый чайник, а потом налил в него воду. Несколько капель пролились на стенки и оставили следы на нержавеющей стали.
— Нам не нужна вечеринка!
Он опустил чайник на пластиковую подставку и щелкнул выключателем.
— Нам? Я не думал, что здесь есть кто-то еще.
— Никого нет. Я имела в виду себя и Каллума. И Лорну. Я, и Каллум, и Лорна, мы разговаривали раньше. По телефону, в разное время. Я сказала, что ты предложишь устроить вечеринку, а мы бы не хотели. Никто из нас не хочет.
— Ты и Каллум, да? Какая ты проказница, Мэв. Не думал, что он в твоем вкусе.
Оливер сунул палец в сахарницу, потом облизал его.
— Как твоя мать? — спросила Мэв.
Улыбка сползла с его лица, и он нацелился мокрым пальцем прямо ей в глаза. Мэв дернулась, но с места не сошла.
— Ты все знаешь о моей матери, черт бы тебя побрал.
Жаль, что он не ударил ее. Выбил бы из нее привезенный позор.
— Я знаю то, что прочитала в газете. Мы с тобой живем не так далеко друг от друга.
В этот момент снова открылась и закрылась входная дверь. Каллум, повесив чехол с камерой на грудь, с трудом протаскивал громоздкий чемодан через дверной проем. Мэв поспешила к нему, словно он был рыцарем, пришедшим ее спасти. Когда Каллум увидел ее, выражение его лица прояснилось.
— Привет, Мэв.
— Привет! Помнишь, о чем мы говорили на днях? По телефону? О вечеринках? — Стоя спиной к Оливеру, она подмигнула, намекая, чтобы он ей подыграл.
— М-м-м… о вечеринках, это когда?
— Ну, о том, чтобы не устраивать вечеринок. Здесь. Вообще. По крайней мере, в течение двух месяцев. — И одними губами добавила, улыбаясь: — Пожалуйста.
Каллум кивнул:
— А, да, точно. Да. Никаких вечеринок. Два месяца. Да, это была отличная идея. Я целиком и полностью за.
Он посмотрел через плечо Мэв:
— Ты тоже за это, правда, Оливер?
Оливер презрительно повел глазами и, громко топая, направился к лестнице.
— Ничтожество, — пробормотал он, направляясь в свою комнату.
Как только он скрылся из виду, Мэв расслабилась и пожала Каллуму руку:
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста.
Казалось, он хотел продолжить, но Мэв уже вернулась в кухню.
— Завариваешь чай? — спросил он, идя следом. — До смерти хочется выпить чашечку.
— Извини. Это мой новый чайник. — Она вынула шнур из розетки. — Может быть, попозже.
— Ну а ты сегодня здесь будешь? Я… Рождественские праздники были… — Он провел рукой по волосам. — Короче, прошли неважно. Было бы здорово поболтать. Прошел месяц с тех пор, как мы виделись.
— Я не знаю. Наверное. Извини.
Она оставила Каллума в кухне и поспешила вверх по лестнице, горя желанием рассказать Элли о том, как противостояла Оливеру. Зашевелившаяся в ней гордость не стерла полностью стыд, но хотя бы задвинула его на время поглубже.