— Нет! — Мэв снова качнула головой. — Я и не думала, что со мной такое может случиться! Это она. Она!
Мэв показала пальцем на Элли, как будто нужно было напомнить им, кто это. Или, возможно, она хотела отвести от себя взгляды, но Оливер все равно смотрел на нее.
— И зачем же Элли понадобился тест на беременность?
Мэв заморгала. Все остальные отвели глаза. Никто не осмеливался сказать об этом вслух, и меньше всех — Мэв. Пусть лучше ее зарежут. И когда уже всем казалось, что последний нож вот-вот вонзится в сердце Мэв, что отвергнуты и ее отрицания, и ее обвинения, произошел радикальный поворот.
Каллум встал.
Весивший килограммов на пять меньше Оливера, буквально утонувший в просторной серой толстовке, он выхватил коробочку и унес ее в сад. В наступившей тишине было слышно, как звякнула крышка мусорного бака.
— Не имеет значения, — сказал Каллум, вернувшись. — Это не наше дело.
Избегая взглядов, он начал подниматься по лестнице. Напряжение, державшее всех на месте, как липкая паутина, спало. Холлис стащил с крючка куртку и вышел на улицу. Оливер в замешательстве выдавил в пустоту смешок, что-то пробормотал себе под нос и поспешил наверх. Лорна ушла следом, оставив Элли и Мэв наедине.
Они не смотрели друг на друга. Заговори одна из них, дом бы рухнул под тяжестью слов. Не нарушая тишины, Элли бросилась наверх, оставив дрожащую Мэв в дверях кухни собираться с силами, чтобы потом тоже уйти.
Серый дневной свет в комнате Лорны превратился в серые сумерки. Голод усилился, но выйти из комнаты казалось невозможным. Вот она вышла — и это привело к катастрофе. Лучше запереться и сидеть — и ее никто не побеспокоит, и она никому не помешает.
Она перечитывала один и тот же отрывок из «Хичкока», выделяя одни и те же фразы маркером. Но тут ее снова отвлекли — на этот раз голоса по ту сторону холодной стены, отделявшей ее комнату от комнаты Каллума. Голос Каллума и голос девушки. Мэв, подумала Лорна, если судить по разговору.
— Я же сказал. Мне действительно все равно.
— Но я хочу, чтобы ты знал правду.
— Я имею в виду то, что сказал. Это не мое дело.
— Но это было…
— Я не хочу сплетничать!
Что-то стукнуло в стену, и Лорна отпрянула.
Это намек на то, чтобы она прекратила подслушивать? Но они не могли этого знать. Однако теперь они говорили так тихо, что до нее доносилось только невнятное бормотание. Прижав ухо к стене, Лорна так увлеклась, что забыла про книгу и вспомнила о ней только тогда, когда «Хичкок» соскользнул с кровати и грохнулся на пол. Лорна опомнилась. Как глупо. Дома она никогда не вела себя так. Никогда.
В дверь неожиданно постучали. Голоса в комнате Каллума стихли. Лорна подняла книгу, загнула уголок страницы и открыла дверь.
Перед ней стояла Мэв в шерстяной зимней куртке. Снежинки покрывали плечи, как толстый слой перхоти, глаза опухли от слез. В руках у нее были две упаковки каннеллони.
— Рядом с пабом был открыт магазинчик. Не знаю, насколько они съедобны, но срок годности еще не истек, так что…
Она протянула упаковки Лорне.
— Спасибо. — Лорна взяла только одну упаковку. — Тебе ведь тоже хочется есть?
В конце коридора показалась Элли, направлявшаяся в ванную, но, заметив Лорну и Мэв, она развернулась и торопливо ушла.
— Я не очень голодна, — сказала Мэв, — возьми. — Она отдала ей вторую упаковку.
Слова застревали у Лорны в горле, но все-таки ей удалось произнести:
— Я тебе верю.
Еще она собиралась сказать, что ей жаль, что все так получилось, но не смогла. Мэв заколебалась, как будто хотела что-то сказать в ответ, но вместо этого стряхнула тающий снег с волос и, шаркая, пошла к лестнице. Она подумала о том, как было бы хорошо посидеть со всеми внизу. Но только ее присутствие никому не нужно. Даже Лорне. Ее дверь снова закрылась, а из своей комнаты вышел Каллум. Мэв приостановилась, думая, что он будет ей рад, но Каллум сделал вид, что не заметил ее. Но, наверное, он хотел, чтобы Мэв видела, как он постучал в дверь Оливера и спросил:
— Мы можем поговорить?
Так или иначе, все двери перед ней закрылись. Оставалась только одна — в ее собственную комнату. Никогда еще просторная комната на двоих не казалась ей такой пустой, хотя и была завалена ее вещами. Мэв свернулась калачиком на кровати, испытывая острую потребность почувствовать себя маленькой и управляемой.
За каким чертом она рассказала Элли о Томасе Кинси? В какой момент, запредельно ослабев, она рассказала ей о том, как на рождественских каникулах лишилась девственности с кумиром своих школьных лет? Хорошо хоть, она умолчала, что с тех пор, как видела Томаса Кинси в последний раз, он набрал вес, что у него прыщи, и теперь он курит так много, что изо рта у него воняет, а зубы стали цвета бледной мочи. Вероятно, это были единственные причины, по которым некогда обожаемый всеми «золотой мальчик» согласился переспать с ней. Свобода университетской жизни пообтесала его, и Мэв наконец-то оказалась в одной компании с ним.
Но она не говорила Элли о беременности. Месячные пришли через две недели, точно по графику. Приход месячных был единственной надежной вещью в ее жизни. Но все это сейчас не имело значения, учитывая, что сказала Элли. В иерархии их сообщества Элли стояла ступенькой выше. Остальные всегда поверят в ее ложь, а не в правду Мэв.
В какой-то момент она снова начала плакать, и тушь с ресниц размазалась по щекам. Мэв вытерла лицо рукавом куртки, не в силах заставить себя вылезти из мокрой одежды, и тогда она дала себе клятву, что никогда не простит Элли — ни завтра, ни через месяц, ни через год, ни через двадцать лет. Если она и была благодарна за что-то в эту ночь, так это за то, что Холлис врубил свою музыку, и ее рыданий никто не услышал.
Всего в четырех шагах от Мэв, у себя в комнате, сидя на краю кровати, Элли тоже оценила музыку Холлиса, но совсем по другой причине. Она не знала ни группы, ни названия песни, но ухающие басы и режущие слух аккорды отвечали той части ее натуры, о существовании которой она не подозревала. Под ее улыбками, любезностью и чистоплотностью скрывалось желание бушевать, кричать и крушить. Музыка Холлиса прокладывала путь к ее истинному «я», и прежде чем Элли поняла, что делает, она сорвала со стен все свои фотографии в рамках и грохнула об пол. Когда песня закончилась, темное чувство улетело, оставив ее пристыженной и трепещущей при взгляде на устроенный разгром.
В тот день мне довелось наблюдать за Элли с лестничной площадки. Напротив ее двери, в которой было маленькое полукруглое окошечко, висело зеркало, и мне было видно все, что у нее происходило. Как бы мне хотелось, чтобы она порезала руку.
Но впервые ее руки обагрились кровью только сейчас.
8
Мэв
Как жаль, что у нее нет ее карточек. Мэв казалось, что она чувствует их утешительное прикосновение, и она попыталась представить написанные на них слова, но четкий образ не складывался. Это было похоже на попытку схватить бродячую собаку, которая в последнюю минуту вырывается. Тревога всегда принимала у Мэв форму собаки: когда-то в детстве ее собака вырвалась и убежала, и она никогда ее больше не видела.
Она должна отпустить все это. Если она хочет выбраться отсюда живой, нужно отпустить все, что было в прошлом. Позволить себе стать кем-то новым. Закрыть дверь для всего, что когда-то причиняло ей боль.
— Ты хороший человек, — шептала она. — Ты хороший человек. Ты хороший человек. Ты хороший человек.
Шаги удалялись от двери. Мэв выскользнула из-за горы ящиков, за которыми укрывалась, и вдруг ощутила резкую боль в руке.
— Черт! Ой!
По коже полоснул гвоздь. Мэв прижала к губам здоровую руку и подняла взгляд наверх. Неужели она выдала себя?
Нет. Шагов больше не слышно. Кто бы там ни был, встречаться с ним она не хочет.
Мэв разыскала стопку старых полотенец и обернула одно из них вокруг царапины. Потом вернулась к темному проходу. Вошла в узкое пространство и прикрыла за собой дверь.
Она освещала себе путь фонарем, который обнаружила на вбитом в стену крючке. Потолок подпирали деревянные балки, и Мэв вспомнилась организованная университетом поездка в парижские катакомбы. Там она отбилась от группы и потерялась. Ее, плачущую, разыскал позже гид, когда автобус уже собирался уезжать. От воспоминания легче не стало. Не помогло и воспоминание о Каллуме, который сидел рядом с ней, когда они возвращались в гостиницу, и кормил теплым круассаном, купленным специально для нее, пока группа ждала, когда ее найдут. В катакомбах ее компанией были черепа, разложенные вдоль стен, и Мэв призналась Каллуму, что слышала их шепот.
Проход оказался коротким и закончился лестницей, которая вела к двери, похожей на ту, что была в подвале.
В голове возникла ужасная мысль. Что, если она все еще в подвале? Что, если проход был галлюцинацией, вызванной стрессом? Паника усилилась, когда Мэв обнаружила, что дверь заперта. Значит, так и есть. Она чокнулась. У нее полноценная галлюцинация. А ее обретенная сила была иллюзией. Затем она вспомнила про ключ в кармане, тот самый, который был вставлен в замок двери. Мэв прекратила психовать и сунула фонарь под мышку. Затем вставила ключ в замок. Дверь открылась.
Помещение представляло собой голые стены некогда прекрасного бального зала. Окна по правую руку были заколочены, на полу валялись груды брошенной одежды, создавая впечатление, что ее сбросили танцоры, прежде чем исчезнуть. Шаги Мэв эхом отражались от высокого потолка, когда она пересекала зал. Слева она обнаружила еще одну дверь, но, когда попробовала ее открыть, оказалось, что дверь заперта. Она попробовала отодрать доски, закрывающие окна, но доски были намертво прибиты. Мэв повернулась, и тут в свете фонаря что-то блеснуло на стенах. На расстоянии было трудно разобрать, что она видит — что-то вроде отслаивающихся обоев на стене. Но, подойдя ближе, Мэв ахнула. Это были фотографии, приклеенные к стене. Еще несколько шагов, и лица стали узнаваемыми.
Холлис, Элли, Оливер, Лорна, она — совсем молодые. На некоторых снимках был Каллум. На других — нет. Но были и фотографии, сделанные не так давно. Некоторые с «Фейсбука», ее и Элли. А вот фотографии Холлиса в полицейской форме. Кое-что — не из Сети. Кто-то снимал на улице. Элли выходит из магазина Top Shop. Оливер курит у входа в паб. Холлис покидает футбольное поле в сопровождении девушки с формами под стать его коренастой фигуре. А вот и сама Мэв стоит на коленях в парке, разговаривая с собаками.
— Ах ты, черт!
Мэв опустила фонарь. На полу что-то лежало, нет, не тряпки, как она подумала сначала, — спальный мешок. Рядом валялись пустые консервные банки и разбитый флакон Drakkar Noir. Вот откуда шел запах, который она уловила в подвале. Еще там была грязная одежда. И блокноты всех форм и размеров, разбросанные по полу. Она подобрала один, заполненный мелким угловатым почерком. Там были сокращения, которые она не смогла расшифровать, и имена — Лэндри, Кэтрин Маркус, они ни о чем не говорили. Мэв бросила блокнот и взяла другой, на спирали, с линованной бумагой. Почерк был другой, совершенно очевидно — женский. Она смогла разобрать лишь отдельные слова. Но два, которые бросились ей в глаза, начинались с большой, изогнутой буквы «К», и они появлялась снова и снова.
Колдуэлл.
Каллум.
Лорна
На губах Каски выступили кровавые пузыри.
— Не… не делай этого. Н-н-н… н-н-н… н-не…
Его тело накренилось вперед, кровь закапала на джинсы и пол. Лорна ждала, что голова Каски запрокинется, чтобы последний раз глотнуть воздуха. Но нет, все было кончено. Он захлебнулся своими последними словами.
Элли смотрела на штопор, зажатый в окровавленном кулаке. Другой рукой она убрала прядь со щеки, прошла к бару, положила штопор на стойку и налила себе бокал вина.
— Не возражаете, если я выпью?
Ее рука дрожала, когда она поднесла бокал к губам. Лорне представилось, как она налетает на Элли, сбивает ее с ног, и бокал разбивается вдребезги. Но сколько бы ни выкрикивал команды ее мозг, она оставалась неподвижной.
Элли выпила вино и салфеткой промокнула уголки губ, не обращая внимания на кровь, подсыхающую на правой руке.
— Какого. Черта, — раздельно произнес Оливер.
Элли повертела салфетку.
— Он знал мое имя. — Она сузила глаза, и на лбу у нее появились морщины, которых не было двадцать лет назад. — Мою девичью фамилию. И он знал вот это: «У Элли в…», ну, вы понимаете. Он знал адрес: Колдуэлл-стрит, двести пятнадцать.
— Я тебе не верю, — слова вылетели раньше, чем Лорна успела их остановить.
— Он сказал, что пытался помочь. Он знает, что про изошло на Колдуэлл-стрит. О том, что случилось с Каллумом. Он назвал Каллума по имени и сказал, что именно поэтому он и вернулся. Он врал нам.
— Ты убила его, — отчеканила Лорна.
— Это он планировал убить нас! Посмотрите на его руку. Видите, она свободна? Я была уже не в состоянии слушать его, повернулась к нему спиной, но тут услышала… уловила какое-то движение. Оказалось, он сумел освободить правую руку, уж не знаю как. Он собирался броситься на меня, и я… Я… — Она стала рвать салфетку. — Это была самооборона.
— Ты не можешь доказать ничего из этого! — крикнула Лорна. — Значит, его рука оказалась свободна? И что? Нет никаких признаков того, что Каски собирался напасть. Только твои слова. Идиотка! Ты вообще когда-нибудь думаешь? Кто-то пытается доказать, что мы убийцы, и что ты делаешь? Ты убиваешь человека!
Лорна крепко обхватила себя руками, боясь, что может сорваться. Ей нужно было думать, но она не могла. Хорошо бы убежать, но бежать некуда. Наворачивались слезы, но она не могла заплакать. Только бы не сойти с ума, пока она не придумает, что делать дальше.
Оливер, облокотившись о барную стойку, смотрел на штопор.
— Даже и не думай обращаться в полицию, — сказал он Элли.
— Но это была самооборона…
От хныкающих ноток в голосе Элли Лорне хотелось завизжать.
Оливер опередил ее:
— Заткнись, Элли! Ты дура… Даже если мы с Лорной соврем и скажем, будто видели все, что ты только что описала, это выглядит слишком подозрительно. Даже если мы сейчас развяжем его и скажем, что он сам развязался, они проведут экспертизу и докажут, что Каски был связан, когда умер. Иными словами, мы привязали человека к стулу, а ты заколола его. И еще одно «если». Даже если мы сможем толкнуть нашу историю, они захотят узнать больше о том, что он тут с нами делал. Что тут делали мы. И почему мы так отчаянно пытались заставить его замолчать. Вопросов будет слишком много, и отвечать на них я не хочу. Это совсем другое дело, чем с Каллумом. Мы не сможем это скрыть.
Оливер помолчал, барабаня пальцами по стойке бара.
— Однако я полагаю, что во всем этом есть положительная сторона.
— Ну-ка, — отозвалась Лорна. — Поделись с друзьями.
— Нет больше Каски, значит, нам никто больше угрожает. Никто не будет пытаться нас убить. Мы можем не торопясь выяснить, что…
Дверь открылась, и в салон ворвалась Мэв.
— Кто-то прячется в закрытом крыле! Кто-то живет там!
Она увидела тело Каски.
— Ой, черт!
— Так ты жива? — отреагировал на ее появление Оливер.
Лорна не могла понять, рад он или разочарован. Ей было все равно. Возвращение Мэв для нее было вполне ожидаемым. Они снова все вместе, как и должно быть. Но никаких эмоций по этому поводу она не испытывала.
— Конечно… — ответила Мэв. — А кто это? — Похоже, Каски она не узнала.
— Что значит, кто-то живет в закрытом крыле? — спросила Лорна, ощущая во рту привкус картона. — Где ты была?
Мэв не сводила глаз с тела.
— Там внизу есть проход, в подвале. В другое крыло. Я попала в бальный зал или что-то в этом роде. Мебели там нет, но это неважно. Там все стены увешаны фотографиями. Нашими! И там я нашла спальный мешок. А еще одежду, консервы… Все это выглядит довольно жутко, если честно. Это… это мистер Каски? — наконец дошло до нее. — Он умер?
Оливер потирая руки, объявил:
— Ну вот, еще одно доказательство, если тебе это нужно, Лорна. Каски прятался в другом крыле, ожидая подходящего момента, чтобы застать нас врасплох. Наверняка есть и другие проходы. Для прислуги, например. В старых домах хватает таких штучек.
— Если он там жил, то не один, — возразила Мэв.
— Хватит уже, милая! Думаю, даже ты способна сложить два и два вместе, чтобы получить четыре.
— Да? Вот тебе арифметика, Оливер. Если мистер Каски там жил, тогда скажи мне, для чего ему понадобились лифчик и коробка тампонов?
Обычно Лорне нравилось наблюдать, как с Оливера сбивают спесь, как испаряется его самоуверенность, как он ссутуливает плечи, показывая, что проиграл. Но какое уж тут злорадство, когда ее собственный мир закачался под ногами. Она ухватилась за стойку бара, чтобы не потерять равновесия.
— Ты врешь, — заявил Оливер.
— Иди и убедись сам.
— Зачем ей врать? — заметила Лорна.
Элли засмеялась, и все уставились на нее. Смех был высоким и нервным, как это бывает у тех, кто смущается или кому страшно.
— Как же мы глупы!
Лорна подумала, что это относится к Мэв, что Элли хочет уличить ее в чем-то. Но Элли не смотрела на Мэв. Она опустилась на барный стул, держа обеими руками бокал, в который плеснула еще вина.
— Я не могу вспомнить ее имя… Как ее звали?
— Элли? — повернулся к ней Оливер.
— Тест на беременность не был моим.
Лорна не понимала, о чем она говорит, Оливер, судя по всему, тоже. Но Мэв поморщилась.
— И я знаю, что он не был твоим, — добавила Элли, глядя на Мэв. — Ты ждала двадцать с лишним лет, чтобы я это признала. Ну так вот — он не был твоим. Но я клянусь, что он не был и моим тоже.
— Какой еще тест на беременность? — спросил Оливер.
— Та коробочка, которую Лорна нашла в мусорном ведре в ванной, — пояснила Мэв. — А ты ее выхватил. Неужели не помнишь?
— Мы такие идиоты, — продолжала Элли, будто разговаривала сама с собой. — Забыли о ней. Я не помню ее имени, даже не могу представить ее лицо. Но, помню, я тогда подумала, что она слишком хорошенькая для него. Иногда я видела, как она входила и выходила из дома. Ну, напрягитесь. Девушка Каллума.
Лорна наблюдала за реакцией Оливера и Мэв, одновременно поглядывая на тело Каски, как будто делала некоторые подсчеты в уме.
— Черт. Припоминаю. Я слышал, как они спорили, — сказал Оливер.
— Я тоже слышала, — поддержала его Лорна. — У себя в комнате, через стену.
— Какая ужасная там была звукоизоляция.
Элли потягивала свое вино.
— Мэв, не плачь. Мы многое забыли о тех днях.
Мэв вытерла рукавом глаза.
— Дело не в том, что я забыла. Я действительно никогда этого не знала.
— Так значит, — начал Оливер, мозг которого соображал медленнее, чем у остальных, — у Каллума была девушка. Это ей нужен был тест на беременность, и… — Он посмотрел на тело Каски, подсчитывая возраст убитого. — О, дьявол!
— Интересно, какой мотив был у Каски, — полюбопытствовала Элли.
— У них… — запинаясь, произнесла Мэв, — у них волосы одного цвета.
Оливер продолжал ругаться.
— Какая-то сумасшедшая сука из кожи вон вылезла, чтобы устроить нам проблемы, поскольку думает, будто мы убили Каллума, а Элли взяла и прикончила ее сыночка!
Он швырнул барный стул через всю комнату. Никто не шевельнулся.
— Мы мертвецы, дьявол нас разрази!
— Мертвецы, если только не выберемся отсюда, — сказала Элли.
— Хочешь сбежать? — спросила Мэв.
— И как можно быстрее. Остальное выясним позже. Нам нужно выбраться из этого дома. Добраться до берега. Каски сказал, что оставил там лодку. Даже если это ложь и нам придется ждать парома, у нас будет вода за спиной, а за берегом мы будем следить. Она не сможет подкрасться к нам. Четверо против одного на открытой местности — вот шанс, которым я бы воспользовалась. Оливер прав. Если мы останемся здесь еще на одну ночь, нам конец. Кто бы ни убил Каллума, она будет считать нас всех ответственными за это. У Каски не было ключей, я уже проверила. Мэв, ты не видела, есть в другом крыле выход?
Мэв яростно грызла заусенец, и Лорна подумала, что она может откусить себе палец.
— Нет. Не знаю. Было темно. Там есть окна, но они заколочены. Возможно, есть и другие комнаты, в которые мы можем попасть. Я не обыскивала весь зал. Там было жутковато.
— Тогда, — Оливер взял бокал из рук Элли и поставил на барную стойку, — тогда не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Пора убираться отсюда. — Он последовал к двери.
— Просто оставим его здесь? — спросила Лорна, кивнув на труп.
— Хочешь составить ему компанию — милости прошу. Пойдем, Элли. Давай, Мэв, показывай дорогу.
Лорна бросила еще один взгляд на Джеймса Каски и последовала за ними. В дверях, когда другие уже не могли ее слышать, Мэв потянула ее за рукав:
— Лорна…
Но Лорна отмахнулась и продолжала идти не оглядываясь.
Элли
Конечно, все началось вполне невинно. Они обменялись взглядами на презентации продукции Avon, которую Элли проводила в доме Бетани Стоун. Среди присутствующих он был единственным мужчиной, и его роль заключалась в том, чтобы присматривать за детьми, пока Элли рассказывала о косметике, а Бетани и другие женщины, слушая ее, охали и ахали по поводу бесплатных образцов. Однако дети беспрерывно кричали в саду за домом, мешая сосредоточиться. Конечно же, ни одна из женщин не указала на недочеты в ее презентации, но Элли прекрасно знала, что они заметили. Как только она соберет наборы и уедет, скорее всего в этот раз ничего не продав, ее скованность станет темой номер один в разговорах этих чертовых кумушек, а сама Элли вернется домой и будет проводить время в четырех стенах, притворяясь, что получает удовольствие от роли жены, в то время как Дэвид работает по четырнадцать часов в сутки.
Она оставила Бетани и ее подруг вдыхать и сравнивать ароматы из коллекции следующей весны и ушла в кухню налить себе воды. На улице дети — семь или восемь — устроили драку: пинали и дергали друг друга за волосы. Футбольный мяч одиноко лежал у забора, а он стоял и смотрел на них с тем же утомлением, которое и она сейчас ощущала. Увидев ее, он улыбнулся и пожал плечами.
Женщины в гостиной разразились смехом. Элли поморщилась, и он это заметил. Желая подыграть ему, она улыбнулась и пожала плечами. К ее изумлению, он засмеялся. Признаться, Элли не могла вспомнить, когда в последний раз сумела рассмешить Дэвида, а тут вдруг почувствовала, что усталость ее покидает. Она вернулась в гостиную и сумела провернуть свою самую большую продажу в этом году. Бетани, получившая комиссионные за проведение презентации в ее доме, была очень довольна. Она уговорила Элли остаться, после того как ее приятельницы удалились вместе со своими невоспитанными отпрысками.
Мужчина, который, как она предполагала раньше, сопровождал одну из дам, не ушел. Заваривая чай, Бетани познакомила их:
— Элли, дорогая, это мой брат Гордон.
Высокий и мускулистый, с густыми темными волосами и ровными белыми зубами, как у голливудской кинозвезды. Ничего общего с Дэвидом.
Гордон написал ей через два дня, высмотрев ее телефон у Бетани: предложил встретиться, чтобы где-нибудь выпить.
Как хорошая девочка, Элли ответила, что польщена, но сообщила, что замужем.
Он написал: «Я знаю».
На самом деле это должно было послужить предупреждением, но Элли так и не научилась прислушиваться к предупреждениям.
Секс последовал быстро. Первый раз в спешке на заднем сиденье ее машины. Затем у него на квартире, в отеле и даже дома у Бетани, когда та с семьей уезжала на Майорку, на том самом столике, где Элли аккуратно расставляла косметические образцы.
Все быстро началось, но так же быстро пошло прахом. Как часто бывало в ее жизни, Элли наскучило. Она думала, что сможет быстро избавиться от Гордона, но сообщения продолжали приходить. Элли не отвечала. Тогда последовали телефонные звонки. И в конце концов Гордон появился на пороге ее дома. Дэвид прогнал его метлой. Было похоже на водевиль: не сумев убедить Дэвида в том, что красивый молодой человек — это какой-то религиозный фанатик, вербующий в ряды своей секты, Элли призналась во всем и пообещала порвать с ним. А заодно — что никогда больше не сделает ничего подобного. В свою очередь Дэвид пообещал быть лучшим мужем, более внимательным и еще более любящим.
Свое обещание он выполнил, но через несколько месяцев родилась Джилли, и Гордон вернулся в жизнь Элли. Всякий раз, когда Дэвид уклонялся от своих супружеских обязательств, Гордон был тут как тут, чтобы развлечь ее. Иногда это ограничивалось одним днем, и этот «один день» кочевал из года в год. Иногда длилось неделю. Месяц. Всякий раз Элли сама разрывала отношения и уже ничего не говорила Дэвиду.
За четырнадцать лет Гордон стал для нее привычным, как старый саквояж. Чем-то вроде вещи, обладающей сентиментальной ценностью. Такая вещь почти ничего не стоит, но зато удобна, потому что за долгие годы стала второй кожей. Образно выражаясь, Элли любила время от времени доставать Гордона из шкафа, чтобы вспомнить, каков он на ощупь. С годами лицо Гордона избороздили морщины, в волосах появилась седина, и он перестал быть привлекательным для других. А она уже не могла обойтись без него. Она играла с ним, как играла в детстве со своими игрушками, никому не позволяя прикасаться к ним. Это — ее.
Они сидели в оживленном кафе «Коста» на Кингс-роуд, где на них никто не смотрел, потому что все были заняты собой и своими делами. Мамаши с колясками, молодежь, уткнувшаяся в смартфоны, всё как везде.
— Нет, Гордон.
— Но мы…
— Нет, я не думаю, что это уместно, чтобы мы встречались с другими людьми. Если ты помнишь, я замужем. — Она наклонилась и прошептала: — Ты хотел меня — я у тебя есть. Что еще?
— Я хочу стабильности, хочу постоянства. Отношений, которые я могу показывать открыто, а не прятаться в тени.
— Пожалуйста, говори потише, люди могут обратить на нас внимание. Послушай, Гордон, я понимаю, что ты расстроен. Сделай глубокий вдох и принеси нам еще кофе. И мое любимое пирожное, «Миллионер». А когда ты вернешься, мы продолжим обсуждать это как взрослые люди.
Ее улыбка была сухой, как щелчок пальцев. Гордон поднялся из-за стола, а она смотрела вслед сутулой фигуре.
Ее внимание отвлекло звяканье телефона. Именно тогда в первый раз пришло сообщение с неизвестного номера.
Будет очень жаль, если ваш муж узнает, что все это время вы держали этого мужчину рядом.
Элли обвела взглядом кафе, увидела Гордона в очереди, но не обнаружила никого, кто мог бы написать это сообщение.
А потом появилась фотография. Она и Гордон в ее машине. В новой машине, которую Дэвид купил ей на прошлой неделе.
Гордон оставался у прилавка, разговаривая с бариста. Когда Элли печатала ответ, у нее дрожали руки, и ей пришлось заново все переписать без ошибок.
Чего вы хотите?
Она ждала, кофеин ее раззадорил. Колено дернулось и ударилось о столешницу. Деньги, услуги… Чем она может расплатиться, чтобы все это не всплыло и не стало предметом сплетен? Но того, что появилось на экране, она ожидала меньше всего. Элли схватила телефон обеими руками, чтобы убедиться, правильно ли она прочитала.
Колдуэлл-стрит.
Каллум.
Жди письма, принцесса.
На столе появилась тарелка с пирожным «Миллионер». Гордон что-то произнес, но Элли видела только экран своего телефона. Каким-то образом ей удалось дойти до машины и не впасть в истерику.
Как могло незначительное, по сути, решение, принятое много лет назад, привести ее сюда? Если бы она вовремя порвала с Гордоном, была бы она сейчас здесь, в «Волчьем вереске»?
Пока они шли по проходу, Элли старалась унять дрожь. По всему ее телу, после того как она расправилась с юным мистером Каски, разлился адреналин. То, что она сделала, было правильно, она не сомневалась. Нельзя было позволить ему уйти после того, что он рассказал, что он знал, — нет, нельзя. Но хотелось бы, чтобы адреналин побыстрее улетучился. Ей было знакомо это состояние. Та же самая реакция организма, как и после ссоры с Дэвидом, или после того, как она отшлепает кого-то из детей. Исступление не покидало ее до тех пор, пока она не выходила на пробежку, не погружалась в пену в ванной или же не начинала орать, закрывшись в гардеробной.
Но все эти варианты здесь неосуществимы, и она молча поднималась по ступенькам в конце темного прохода. Ей придется сдерживать себя, сдерживать и надеяться, что руки в конце концов перестанут дрожать.
Лестница была короткой. Оливер и Мэв остановились, Элли тоже. Лорна налетела на нее сзади и пробормотала что-то, что могло сойти за извинение. В темноте раздраженный взгляд Элли остался незамеченным.
Оливер толкнул дверь.
Стены покрывала облупившаяся краска, предположительно зеленая, но в свете их телефонов она приобрела голубоватый оттенок. Дополнительные дверные проемы были заложены кирпичом, штукатурка растрескалась и посерела. Окна были заколочены, как и сказала Мэв, а одна из стен заклеена фотографиями. Бо льшая часть фотографий относилась к тому периоду, когда они жили на Колдуэлл-стрит. Другие и правда были сделаны недавно. Неожиданно Элли обнаружила фотографию, сделанную на их с Дэвидом помолвке. Чтобы не закричать, она вонзила ногти трясущейся руки себе в бедро.
— Все это дерьмо оставил серийный убийца, — пришел к выводу Оливер, и Элли вздрогнула.
Оливер старался держаться рядом с ней, и ей не нравилось, как он смотрел на нее. Будто он пытался проникнуть в ее мысли, будто больше не доверял ей.
— Да, это вызывает беспокойство, — сказала Элли, отходя от него, и Оливер шагнул за ней.
— Кажется, здесь есть незаколоченные двери, — сообщила Лорна, проходя по залу.
Взгляд Элли зацепил еще один снимок, но Оливер сдвинул в сторону луч телефонного фонарика.
— Погоди.
Она схватила его за руку и потянула обратно.
— Вот на этой фотографии… Я, кажется, узнаю…
— Да я тут на каждой кого-то узнаю, — перебил ее Оливер.
— Нет, я о другом.
Элли сорвала фотографию со стены. Взрослая пара лет сорока, судя по одежде — восьмидесятые годы. Они улыбались, стоя перед домом. Перед «Волчьим вереском».
— Погоди-ка… Почему они кажутся мне знакомыми? — удивился Оливер.
— Потому что эта фотография висела у Каллума над столом. Мы еще предупреждали его, что если он будет приклеивать снимки, то испортит стены, и агентство не вернет залог. Оливер, это родители Каллума. Помнишь, он говорил, что сам он из Инвернесса, но его семья там больше не живет? Он говорил, что его отец купил дом подальше.
— Так ты думаешь, что это дом Каллума?
— Оставь меня в покое, Мэв! — по всему залу разнесся голос Лорны. — Проверь лучше, нет ли там выхода, — она махнула телефоном, указывая, куда идти.
— Хорошо, Лорна, извини. — Мэв послушно отошла.
— Нам нужно выбираться отсюда. Быстро, — прошептал Оливер Элли. — Нашли что-нибудь, девочки? — тут же окликнул он Лорну и Мэв.
Оливер направился в другой конец зала, а Элли решила повесить фотографию на место, но не могла найти булавку. Почему-то это казалось ей страшно важным — вернуть фотографию туда, где она висела. Не вернет — будет нарушено некое равновесие, и это похуже, чем убийство Каски.
Она опустилась на колени и стала шарить руками в поисках булавки, но вместо булавки наткнулась на стопку тетрадей.
Одна из них выделялась среди других — квадратная и более толстая, в матерчатой обложке.
Сквозь заколоченные окна слабо пробивался дневной свет, и Элли поднесла тетрадь к глазам, чтобы лучше рассмотреть. На обложке красовался логотип Кэхилла, и здесь же несмываемым фломастером было написано крупными буквами: «Элеонор Хант». Внутри чернила смазались, но она узнала свой почерк. Некоторые страницы были отмечены закладками. В верхнем правом углу на страницах были проставлены даты: 14 сентября 1994 года, 2 декабря 1994 года, 6 мая 1995 года.
Элли закрыла дневник и начала засовывать его под свитер, когда раздался голос Лорны:
— Эй, ребята. Кажется, я нашла…
Стук захлопнувшейся двери оборвал фразу.
— Лорна?
— Лорна!
Оливер и Мэв задергали дверь.
— Лорна? — громко позвала Мэв. — Ты в порядке?
Элли с трудом понимала, что происходит. Оливер и Мэв стучали в дверь, пытаясь ее открыть. Лорна стучала с другой стороны. Они выкрикивали ее имя, а она просто кричала. Руки снова затряслись, и Элли заткнула уши.
Звуки стали стихать. Сначала ослабли крики Лорны, затем крики Оливера. Осталось только жалобное «Лорна?» от Мэв.
Оливер отскочил назад, и Элли мгновенно поняла почему — что-то просочилось через щель. В свете фонариков они увидели лужицу красного цвета.
— О господи, Лорна, — тихо произнесла Мэв. Внезапно она бросилась всем телом на дверь. Дверь не поддалась, и Мэв, отступив назад, повторила попытку.
— Мы должны вытащить ее оттуда. Должны…
Оливер схватил Мэв за запястье и оттащил от двери.
— Ты видишь это? Видишь? — Он показал на пятно. — Мы не знаем, кто там.
— Там Лорна!
— Но кто-то еще.
— А это имеет значение? — спросила Мэв.
— Имеет, если ты не хочешь стать следующей.
— Она может быть живой. Раны на голове сильно кровоточат.
— Да уж, — хмыкнул Оливер, — как у Холлиса.
Элли ударила его по лицу. Не слишком сильно, но этого хватило, чтобы заставить его замолчать.
— Дай мне свой телефон, — потребовала она.
Оливер уставился на нее, но все же послушался.
Элли опустилась на колени, стараясь не измазаться в вытекающей крови, и посветила телефоном Оливера в щель между полом и дверью. Она увидела ее, Лорну. Голова ее лежала в луже крови, но рану закрывали волосы. Полузакрытый глаз не моргал, дыхания она не слышала.
— Лорна? — прошептала Элли, но ответа не было.
Она поднялась и вернула Оливеру его телефон. Ей не хотелось ничего им рассказывать.
— Если мы все вместе попробуем навалиться на дверь, — снова заговорила Мэв, и на ее лице заблестели слезы, — если мы все вместе пнем ее как следует, мы сможем ее открыть… мы сможем ее открыть… если мы…
— Прекрати, Мэв, она мертва! — Оливер сжал кулак, словно хотел ударить ее. — Нет смысла открывать эту чертову дверь. Лорна мертва, понимаешь? Мы… В любом случае она все равно была дурой, идиоткой. Зачем она туда пошла?
Сначала Холлис. Теперь Лорна… Еще одна оборванная нить паутины. Теперь их осталось трое. Им важно было держаться вместе, но Элли чувствовала, как они отдаляются друг от друга.
Дневник давил на ее живот.
— Бывшая девушка Каллума будет преследовать нас, — сказала Элли. — Одного за другим. Пока мы все не умрем. Неважно, выберемся мы отсюда или нет. Если мы выберемся с этого острова живыми, вернемся к своим семьям, она знает, где мы живем. Она знает о нас все. И она будет преследовать нас, пока мы не умрем. Мы проведем оставшуюся жизнь, постоянно оглядываясь через плечо.
— Но что же нам делать? — Голос Мэв срывался от слез.
Элли могла удержать их вместе. Заставить их быть на ее стороне. А если нет, то хотя бы держать их в поле зрения.
— Мы остановим ее здесь, — произнесла она. — Остановим сейчас.