Обещаю, что всему этому есть причина. Клянусь могилой Каллума. Вам может показаться, что я пропускаю большой промежуток времени, но, честно, вам больше ничего не нужно знать о второй половине сентября 1994 года или даже об октябре. На самом деле, если бы все могло продолжаться, как в те месяцы, никто из нас не оказался бы в той ситуации, в которой мы сейчас находимся. Но все изменилось. Перемены начались в первых числах ноября, когда погода слишком напоминала октябрь и большинство людей считало, что еще рано думать о елочных игрушках.
В то ноябрьское утро Лорна приняла решение. Теперь она будет более общительной. В течение двух месяцев она избегала долгих разговоров в гостиной и категорически отказывалась участвовать в еженедельных вечеринках. Она хотела сосредоточиться на учебе, получить диплом и двигаться дальше, оставив позади этот промежуточный этап ее жизни. Но отстранение от остальных не помогло ей сосредоточиться, а только превратило ее в некое привидение, доброжелательное, но никем не приветствуемое. Всякий раз, когда она входила в комнату, общий разговор замирал. Все избегали смотреть ей в глаза, чтобы не взбесить ее. Лорна больше не хотела быть таким человеком.
В то утро она собрала короткие волосы на затылке и кивнула своему отражению в зеркале. У нее все получится. Она может быть нормальной студенткой университета.
Когда она открыла дверь, ей встретился Каллум, который как раз выходил из своей комнаты. Даже годы спустя Лорна помнила, как он пригнул голову, чтобы пройти в дверной проем, одновременно рассматривая камеру Minolta Maxxum 9000, висевшую у него на шее на черно-красном плетеном ремешке. Лорна вспомнила, что ремешок был похож на ремень безопасности в автомобиле. Когда Каллум шел, одной рукой всегда придерживал камеру, чтобы та не ударялась о грудь. А когда подносил камеру к глазам, она закрывала бо́льшую часть его лица. Каллум держал ее в мягком черном нейлоновом футляре с брелком в виде мяча для шотландского регби, прикрепленном к молнии. Футляр лежал слева на столе в его спальне, рядом со стеной, разделяющей комнаты Каллума и Лорны.
— Доброе утро, Лорна! — Он качнулся назад. — Извини. Слишком громко?
— Нет, все нормально.
— Прости, ты направлялась в ванную? Иди первая.
Он держал камеру в ладонях, словно защищая раненую птичку, и ждал, пока Лорна пройдет.
— Все в порядке. Я собиралась вниз завтракать. Хорошо, что встретила тебя. Помнишь, ты рассказывал мне о пейнтболе? Это в пятницу, верно?
— Да, но я не уверен, что пойду. Я спросил у Мэв, но она как-то не очень хотела, так что…
Он теребил кнопку на камере.
— Ну, в общем, я собиралась сказать, если хочешь, мы можем пойти вместе.
— Но ты говорила, что тебе не интересно, чтобы в тебя стреляли совершенно незнакомые люди, которым просто хочется унижать женщин, прикрываясь спортом.
— У меня был плохой день.
Каллум поднял брови.
— Ну, или месяц. Но было бы забавно выплеснуть агрессию.
— Правда? Тогда отлично! Регистрация в студенческом союзе. Я заходил туда сегодня. Я могу записать нас в команду или…
— Да. Это было бы здорово.
Лорну передернуло от собственной веселости, но лицо Каллума просветлело.
— Великолепно! Увидимся внизу. Мне нужно, э-э-э… — Он показал на ванную.
— Отлично. Давай.
Я сделала это, думала Лорна, спускаясь по лестнице. Я сделала что-то такое, что доставило человеку радость.
Когда она дошла до кухни, ее уже распирало от гордости за обнаруженную способность радовать людей, и она так громко окликнула Мэв, что та дернулась, как от полученной пули, и в панике резко обернулась.
— Прости. Я не хотела тебя напугать. Завтракаем?
— Если только кто-то снова не съел мои «Фрости».
Мэв держалась на расстоянии, как пугливый ребенок, сторонящийся собаки, которая однажды ее укусила.
Бодрое настроение Лорны угасло, но она постаралась вернуть его.
— Ты знаешь о пейнтболе? Мы с Каллумом записываемся.
— Да, он спрашивал меня. Но пейнтбол — это такая глупость. Я не хочу идти. И мне все равно надо заниматься. Математика меня просто убивает.
Мэв пожевала манжету свитера и отвернулась к окну.
— Это хороший способ подвигаться.
Мэв поморщилась, и Лорна поняла, что все испортила — в который уже раз.
Она-то имела в виду себя. Раньше она каждый день гуляла с Альфи, а теперь почти не выходила из своей комнаты. Надо было бы объяснить это Мэв, и таким образом она бы сгладила неловкость, но слова застряли у нее в горле вместе с другими извинениями, которые, как ей казалось, она должна была принести сегодня. Лорна действительно пыталась принести извинения на этой неделе, говорила она самой себе, но так и не смогла найти подходящее время.
В то утро именно Каллум вмешался в разговор:
— Кто-то снова съел твои хлопья?
Каллум был искренне обеспокоен, но смысл его слов с трудом доходил до Мэв, поскольку все ее внимание было приковано к улице, где возились Оливер и Элли, изображая драку. Оливер что-то плотно обхватил руками, стараясь отгородиться от Элли, которая все время дергала его за руки и прыгала ему на спину.
— Вот так сюрприз. — Лорна закатила глаза, а Мэв кашлянула и запоздало ответила на вопрос Каллума:
— Нет. Вот они.
Каллум прислонился к стойке и продолжал втягивать ее в разговор, пока они втроем завтракали, но что бы он ни говорил, до нее не доходило. Она слышала только хихиканье Элли и смех Оливера.
Школьная влюбленность была глупостью, Мэв это понимала. Но фантазиям, которые помогали ей засыпать по ночам, это не мешало: она представляла, как Оливер крадется в ее комнату, когда все уже спят, и вот он уже стучится в ее дверь. Ничего такого они не делали, только обнимались и разговаривали всю ночь. Мэв представляла, как Оливер высказывает ей свое мнение о том, которая из сестер Бронте была лучшей писательницей, а она возражала ему, и он говорил: «Вообще-то, неплохое замечание». При этом она понятия не имела, читал ли он вообще что-нибудь из Бронте, и эта часть фантазии была продолжением кошмаров, которые ей раньше снились о ее экзаменах по английскому языку.
— Мэв?
На этот раз голос Каллума дошел до ее слуха.
Она рассыпала «Фрости» по столу, а когда начала сметать хлопья в ладонь, в дверь, спотыкаясь, ввалились Элли и Оливер. Элли рассмеялась и ткнула Оливера в плечо кассетой.
— И не смейся больше над моей музыкой!
— Я не смеялся. Клянусь. Доброе утро, дамы, джентльмен.
Лорна что-то пробурчала. Каллум весело помахал рукой. Ответ застрял у Мэв в горле и вырвался в виде кашля.
— Все в порядке, милая? — спросил Оливер.
— Да, — выдавила она. — Все отлично. Доброе утро.
Мэв избегала встречаться с ним глазами и поэтому не видела, что он делает. Когда она потянулась в холодильник за молоком, Оливер протянул руку за соком. Их плечи соприкоснулись.
— Извини. — Она отстранилась. — Давай ты.
Он взял апельсиновый сок, затем поставил пакет молока ей на ладонь и подмигнул. Тепло его плеча Мэв ощущала еще долго после того, как Оливер отстранился. Каллум протянул ей ложку, и она взяла ее за самый кончик, избегая прикосновения. Как будто невзначай провела рукой по плечу, представляя, что плечо Оливера все еще прикасается к ней.
А Оливеру в любом случае это было безразлично. В то утро он переминался с ноги на ногу, откручивая крышку на пакете с соком. Ему не терпелось поделиться новостью.
— Очень хорошо, что вы все здесь. Вы никогда не догадаетесь, что я узнал.
Лорна чистила апельсин с тем же безразличием, с каким сказала:
— Ты узнал, почему Холлиса в прошлый раз отчислили из универа.
Оливер поперхнулся соком.
— Значит, я права?
Она вытряхнула кусочек апельсиновой корки из-под ногтя.
— Что ты делаешь целый день в своей комнате, лесби? Шпионишь за нами?
— Эй, — вклинился Каллум. — Зачем ты говоришь об этом? Чья-то сексуальная ориентация — не твое дело и не должна быть оскорблением.
Оливер увидел, что Лорна покраснела, и хотел вонзить нож еще глубже, но Каллум не отступал, а желающих возразить ему не нашлось.
Оливер поднял руки.
— Извини, Лорна. Прошу прощения, — произнес он, делая ударение на каждом слове, а затем опустился на стул рядом с Элли.
— Тогда продолжай, — сказала Элли. — Расскажи нам, что ты узнал.
— Там, где я живу, у одного из моих друзей есть приятель, у которого брат учится в Эксетере.
— Ого, надежный источник, — вставила Лорна, но на этот раз Оливер проигнорировал ее.
— Он навел справки, и знаете, что он узнал?
— Узнаем, если ты расскажешь.
— Господи, Лорна! Заткнись и жри свой говенный апельсин в другом месте, если тебе все равно.
— Без выражений, пожалуйста, — шепотом попросила Элли.
— Прости, принцесса. В общем, оказалось, что Холлис — совершенно чокнутый. Настоящий психопат!
— Его комната рядом с моей! — ахнула Элли.
Каллум рассмеялся:
— Холлис? Наш Холлис?! Холлис, который помогает каждой старушке перейти улицу?
— Речь об особе женского пола, и не такой уж старой! Слушайте, Чарли говорит, что это есть во многих источниках.
Оливер пристально посмотрел на Лорну. Если он сможет убедить ее, то убедит всех.
— История гласит, что Холлис утащил ручную лису, которую один из преподавателей биологии держал в качестве домашнего животного, понимаете? И мучил ее. А потом, когда ему надоело развлекаться, он подвесил ее к дереву за шею и оставил висеть, пока лиса не сдохла. Ходят слухи, что он балдел от этого, но я допускаю, что никто не знает наверняка, каков был его мотив. Факты, однако, были напечатаны в университетской газете.
— А эта газета есть? — спросил Каллум, уже не так уверенно, как раньше.
— Чарли достанет мне экземпляр. Но ведь в этом что-то есть, согласитесь? Почему Холлис держал руку над пламенем свечи на последней вечеринке…
— Вы все этим занимались, — заметил Каллум. — Вы сами полностью чокнулись.