Они не мы — страница 15 из 32

- Так почему же ты молчишь? – спрашивает следователь. – Почему не сдашь подельников? А?

- Не хочу.

- Не жалко себя? А жену свою жалко?

Тишина. Конвоир перестаёт смеяться. Следователь вопросительно смотрит на Алекса. Арестант тщетно пытается воскресить в голове образ своей супруги. Но не может вспомнить ничего, кроме ярких губ и светлых волос. «Какой она была? Что я вообще о ней знаю?»

- Жалко, - отвечает Главред. – Она умерла на каторге.

Молчание. Ему нравится тишина. Здесь, в этой комнате для допросов, это словно передышка. Небольшая пауза перед очередным раундом мучений. Алекс пытается взять себя в руки, задушить следователя взглядом. Ведь всё идёт по плану – по его плану. Всё в точности так, как и было задумано.

- Нет. Разве ты не узнаёшь этот палец?

Алекс всматривается в отрезанный мизинец. Ему противно. Ему стыдно – он никогда не обращал внимания на руки своей жены, своего сына и друзей. Помнит лишь, что они были красивыми – как и она сама. Ему стыдно, потому что он больше времени тратил на работу, чем на семью. И вот результат.

- Узнаю, - лжёт Алекс.

- Хочешь часть побольше? Что-нибудь покрупнее?

- Нет.

- Тогда начни уже давать показания! – следователь бьёт кулаком по столу.

- Нет.

- Неужели тебе не жалко жену? Она ведь страдает!

- Жалко. Но… Дело-то не в ней. Дело во мне.

- Мы расшифровали почти все твои записи, жалкий ты писака! Когда закончим, тебе конец! Ты будешь страдать. Сильнее, чем сейчас, понимаешь?! Ты можешь себе помочь. Нужно говорить! Мы будем оживлять тебя снова и снова. А потом – убивать. Ты пройдёшь через такие глубины мучения, что вот это вот всё тебе курортом покажется. Отдыхом!

- Нет. Я ничего не скажу.

Следователь делает знак головой. Охранник хватает со стола мизинец и пытается засунуть его в рот Главреду. Алекс сжимает челюсти. Между ними идёт странная борьба, столь глупая и нелепая. Она продолжается долго, и Главред удивляется, как в нём сохранилось столько сил, чтобы крутить головой и вырываться. Следователь в это время читает, словно в метре перед ним нет никакой ужасной сцены.

«В тот день решено было действовать. Я ощутил своё величие и причастность. Решено было разрушить Сферу. С одной стороны, я испытывал благоговейный трепет перед Куполом. С другой, понимал, что без такого радикального шага невозможно обеспечить будущее.

Сколько столетий прошло с тех пор, как нас добровольно заточили сюда? Беда в том, что никто не знает. Никто не ведёт учёт прожитым годам, а с недавних пор это стало преступлением. Возникла смелая мысль, столь же безумная, сколь и великая. А что, если там, за полированной поверхностью, всё уже вернулось в норму?

Мы никогда не узнаем это, если не проверим. Может, мир погибнет, а может – воспрянет. Мне отведена роль диверсанта. Главная задача – это подобраться достаточно близко к Главе, чтобы выполнить своё предназначение. Разумеется, задача сложнейшая, но не самая важная.

Куда больше меня интересовало, как будут действовать уничтожители. В нужный момент они просто пробьют в Сфере брешь, отчего она перестанет существовать. Они клялись и божились, что никто не пострадает. Кроме врагов. Но смею ли я доверять им?

От напряжения кружилась голова. Я снова и снова прокручивал в голове план действий, пытаясь понять свою роль. Смогу ли я причинить вред фигуре, которая для меня всегда была выше отца? Не дрогнет ли моя рука в нужный момент? Этот великий человек… Человек ли?

Однако, если верить вновь обретённой семье, выбора нет. Да я и сам это ощущаю. Нам отведено 40-50 лет под Куполом. Этот путь я прошёл на три четверти. И осталось совсем немного. Я должен, должен доверить семье, ибо они показали мне то, что невозможно забыть. Я должен действовать».

Наконец, охранник сдаётся. Он швыряет мизинец на стол и становится рядом. Следователь вопросительно смотрит на Алекса. Главред молчит, от борьбы он вспотел, лоб покрылся испариной.

- Классно написано, - говорит он. – Только есть один нюанс. Это писал не я. Знаешь, у меня стиль другой. Отрывистый, что ли? А тут – новичок какой-то. Серьёзно.

- Мы не закончили, - отвечает Стефан. – Ты сдашься, преступник. Я сломаю тебя.

- Сколько пафоса.

Алекс хочет засмеяться, но даже от такого незначительного усилия у него начинают жутко болеть рёбра. Это невыносимо. И – к своему стыду – он снова теряет сознание, на этот раз от боли. И там, в стране бесчувствия и бессилия, ему хорошо. Не больно.

Запись 16

- Сегодня великий день! – вещает майор, перед которым выстроилась добрая сотня солдат. – Граждане солдаты! Сегодня мы снова отправляем своих героев на разведку. Туда, в самое сердце Пустоши. Ну или к другим частям тела этой ненасытной стервы. Мы отсылаем тех, кто готов рискнуть своей жизнью ради Государства.

Молчание. На секунду или две на плацу под маленькой копией сферы воцарилась такая тишина, что Алексу стало страшно. Что, если все эти солдаты сейчас бросятся на них? Растерзают офицеров, уничтожат гражданских? Наверно, и его не пощадят. Что, если юнцы знают, какую страшную участь им приготовило государство? Но ощущение это обманчиво, словно сон на рассвете.

Оглушительный рёв солдат. Кричат все, кроме тех двоих, которым, собственно, и отведена участь героев. Они только немного хлопают сами себе ногами, топча землю. Алекс смотрит в их лица и видит страх, безнадёжность и тревогу. Столько лет прошло, что он и забыл об этом странном ритуале. Разведка! Каждый год отважных солдат отправляют в пустыню, и на целых три дня прекращают обстрел пустоши.

Три дня! Этого времени должно хватить, чтобы выполнить разведку. Должно быть, когда-то этот ритуал воспринимали с оживлением, и он длился неделю, а то и две. И даже с некоторой надеждой. Как знать, что там? Ещё одна Сфера, с которой можно было бы наладить торговлю? Выжившие? Уцелевшие ресурсы, столь необходимые для города? Но шли годы, и разведка так и не принесла успеха. Надежда сменилась апатией.

И сейчас рейд рассчитан всего на три дня. О нём уже никогда не напишут в газетах, не снимут пропагандистских фильмов. Через три дня у героев закончится кислород. Как и смысл ждать несчастных. А значит, возобновятся бомбардировки, и вернуться назад они уже не смогут.

Со временем традиция стало просто глупой данью прошлому. Поговаривали, что её отменят – когда-нибудь, ну или хотя бы отменят ежегодный характер. Герои должны проехать 100 километров в одну сторону, сделать фотографии, взять образцы почв. А затем – вернуться. Но никто не смог за все эти годы. Вообще никто. И сейчас Алекс начинает догадываться почему.

- Это сложная и опасная миссия, из которой ещё никто не возвращался живым, - продолжает майор. – Но мы не должны сдаваться. Мы должны защищать свою Родину до самого конца! Наши герои обязательно вернутся на этот раз, я в это верю.

Вновь выступление военного прерывает крик, рёв, восторг. Алекс вспоминает себя в их возрасте: он столь же сильно любил своё дело. И так же радовался тому, что в Пустошь выпало ехать кому-то другому. Быть может, за песками – цветущий сад, и там деревья, как в древности. А может – гиблые места, но Главреду в любом случае интересно. Он хочет вызваться добровольцем, как в старые добрые времена. Но – его никто не возьмёт. Никто не разрешит отправиться в путешествие туда, за край песков.

- Мы навсегда запомним их имена, - продолжает майор. – Даже если они сгинут в Пустоши, мы никогда не забудем своих героев. Начать подготовку.

Стальной голос отдаёт приказы, как будто камни швыряет. Так же сильно, глухо, отрывисто. Главред вздрагивает, давно забытая привычка заставляет его выпрямиться и стать по стойке «смирно». Но тут же поправляется. Это не ему. Это не он поедет умирать в Пустошь. Можно расслабиться и даже улыбнуться.

Зато солдаты, как единый механизм, бросаются выполнять свои военные дела. Кто-то проверяет давление в шинах вездехода, кто-то снаряжает кислородные баллоны, укладывает продовольствие. Всего несколько минут – и готово. Несчастные садятся в автомобиль, надевают маски. Машина никак не хочет заводиться, и несколько солдат разгоняют её, чтобы запустить двигатель в движении.

Мотор тарахтит. Натужно, отрывисто – как в последний раз. При движении машина сильно подпрыгивает: подвеска оставляет желать лучшего. Не уверен Алекс и в герметичности кислородных масок, баллонов. Ворота шлюза открываются, и Пустошь принимает этот нелепый транспорт в свою утробу. Словно гигантский рот, она проглатывает солдат, кислородные баллоны, машину. Ворота закрываются.

Сейчас откроется второй шлюз. Машина покинет форт и неспешно двинется на юг. Не потому, что солдаты никуда не торопятся. Просто разогнать это корыто невозможно. Юг - таков маршрут разведки в этот раз. Майор садится за командный пульт и по мониторам отслеживает движение. Солдаты, подхваченные ефрейторами, разбредаются – по своим делам. Им на сегодня достаточно впечатлений.

Служба многих из них в скором будущем подойдёт к концу. А значит, они смогут вернуться туда, внутрь Сферы. В безопасность. В тепло, уют и относительный комфорт. К продуктовым талонам, однообразной работе. Правду говорят: всё познаётся в сравнении! Как ни крути, а в армии хорошо. Тут по крайней мере можно фильмы посмотреть, думает Алекс и улыбается.

А ещё он жалеет, что не вызвался уехать вместе с добровольцами. Ведь там, за выжженной землёй, никакая не Пустошь. Там мать-природа вновь возродила себя из пепла. Может, поэтому ни одна разведка не вернулась. Зачем уходить под Купол, если всего в 100 километрах от него – настоящая жизнь?

«Мне было позволено многое. Наравне с майором я смотрел в монитор. Он проворно следил за отъезжающей машиной, и мне стало страшно. Вдруг кто-то видел, как во тьме меня привезли к Форту? Но, наверно, в ту ночь дозорные исполняли свои обязанности халатно. Наверно, камеры смотрели в другую сторону, и нам повезло.