- Помогите, - просит мужчина, сжимая в руках старую маску. Голос его смешон даже без фильтра. Гнусавый, картавый и писклявый одновременно. – Вы ведь редактор «Истины». Главный! Помогите.
- Чего вам? – строго переспрашивает Алекс. – Ну?
- Мой сын… - в словах старика слышно горе. Безграничная печаль. – Он ни в чём не виноват. Его арестовали просто так. Ни за что. Это чудовищная ошибка. Вы должны, вы обязаны ему помочь. Вы ведь журналист!
- Ясно.
Алекс проворно надевает маску-шлем. Шлюз открывается. В его камеру вползает смог. Грязный воздух внешнего мира. А вместе с ним – стражники. Их трое: это вполне соответствует статусу Главреда. Не один, не двое, а трое. Уважают!
- Тревога? – спрашивает старший. Микрофон делает его голос не смешным, а грубым. Брутальным.
- Так точно, - отвечает Главред и кивает на своего гостя. Ему микрофон не положен. А потому голос смешной.
Просителя скрутили, а на голову напялили шлем. Электронные наручи издают щелчок: надёжно затворены, без пароля не вскрыть. Его выводят за шлюз. Но перед тем, как выйти, мужчина поднимает взгляд на Алекса. И там – недоверие, разбитые надежды, нечто такое сильное, отчего Главреду становится ещё хуже. Шлюз закрывается. Чистка, дезинфекция.
Алекс входит в редакцию. Открывает топ. Вытряхивает из банки витамины и тут же запивает их стаканом свежей воды. Ему лучше, мысли начинают принимать очертания. Новости, очерки, заметки. «Истина» выходит раз в неделю. Он помнил другие времена. Чуть ли не каждый день они готовили новый выпуск! Это - прошлое.
Теперь нет столько новостей, а главное – нет приказа публиковать их слишком часто. Теперь ему не нужно никуда торопиться. Времени ещё много. Главред извлекает из сейфа второй бук. Смотрит по сторонам. Какой бред, он же здесь один. Берёт новую карту памяти.
Головная боль постепенно проходит. И пальцы его летают по клавиатуре, а ненависть… Злость мечется в душе.
«Мне трудно писать об этом без агрессии, правда. Я пытаюсь, ищу в себе силы – и нахожу не сразу. Итак, один из прорывов, который удалось свершить государству – полный отказ от прошлого. История – это лженаука. Она заставляет гражданина оглядываться через плечо, а в защитном костюме это неудобно. Это опасно, шея будет болеть.
Совсем недавно мне довелось побывать на выступлении Главы, который является единоличным правителем нашего государства. Он стоял за стальной трибуной в безукоризненном чёрном комбинезоне, великолепной маске, и вид его был впечатляющим. Такой красивый. Такой брутальный! Голос – стальной, словно отлит в самой мощной доменной печи.
- История, дорогие граждане, отвлекает нас от будущности, - говорил Он стальным голосом, который маска совсем не искажала. – Новый Указ Меня – все газеты, вся печатная продукция… не дольше месяца. Если газете тридцать суток – обратить её в смесь, - Его руки в защитных перчатках жестикулировали, строя в воздухе замки из стекла и грязи. – Решение отдалось не сразу, я и сам полюбил смотреть назад, любоваться выделанным. Но время не ждёт, товарищи! Время – это продукт вечности. Вперёд, к новым достижениям!
Играла электронная музыка, громоздкая и неподъёмная. Люди топали кирзовыми сапогами в знак одобрения новости. В древности люди аплодировали ладонями, но попробуй похлопать ими сейчас! Кто слышал хлопок двух ладоней последние лет сто? И я тоже аплодировал, и подпрыгивал, чтобы выразить своё одобрение.
Пройдут годы. Теперь я рад, обладая бесценным знанием. Я овладел лженаукой, стал её тайным любовником. Мои шифры главных событий Сферы спрятаны тут и там, и разгадать их очень тяжело. Допустим, кто-то найдёт карты памяти, но что он обнаружит?
Бессмыслицу. Кое-где она напоминает узоры. Кое-где – бред сумасшедшего. Только читатели будущего, живущие вне рамок Сферы, смогут прочесть их. И понять. Изучить летопись падшего мира. Мой дед научил меня многому, в том числе и полному контролю над своими мыслями. Так жить гораздо интереснее, когда ты держишь себя. После решения Главы я начал замечать, что почти всегда публикую одни и те же материалы. Круг замкнулся – история закончилась.
Что же может заменить историю? Чем сплотить народ перед тяжёлым настоящим и нелёгким будущем. Конечно, право должно играть цементообразующую роль. Закон – это последнее, что у нас есть. Законы выбиты на обшивке Движущегося Парламента (или Передвижного Правительства, как кому больше нравится). Когда я был маленьким, мог неделями преследовать убегающее здание, пока не выучил Законы наизусть.
Впрочем, это было напрасным: когда я учился в университете, Законы стали цитировать по радио, ровно пять часов в день, каждые сутки. Дьявольский труд, читать и слышать каждый день одно и то же. Но кто потом скажет, что государство нас не предупреждало? Не просило, не умоляло не нарушать закон? Не настраивало быть послушным и смиренным? Правильно, совесть государства чиста. Это главное, когда точно знаешь, на ком лежит ответственность.
Когда я был маленьким, я смог почитать цитаты древних философов, которые творили до появления Сферы. Все они говорили, что мысли – начало действий и поступков. Другими словами, если о чём-то долго говорить и писать, то это непременно происходит. В корень смотрели!
Мы так часто писали о сильном процветающем государстве, и неужели слова наши стали правдой? Разве это оно, то самое, о чём мечтал весь человеческий род на протяжении своего существования? А ведь существует он тысячу лет, или даже две, срок необъятный, который не охватить ни одному человеку.
Неужели с самого своего начала он писал историю, а если пишет он так, как наши государственные издания, то, бесспорно, врал, лгал, хотел показать своим потомкам, как хорошо ему жилось. И правильно делает мудрый Государь, уничтожая газеты, переделывая их в питательную смесь. Ведь правды в них мало, да и та приукрашенная.
Так неужели вокруг цветущий сад, дети в воздушных одеждах и прекрасные женщины? Нет, маленькие граждане сгибаются под тяжестью взрослых масок, а бабы измученно переступают в своих модных кирзовых сапогах, инкрустированных осколками стекла, носят наверх на комбинезоны старые металлические сетки и называют их юбками, протирают лицо технической смазкой, но вряд ли это поможет им сохранить красоту. Красоты и так не было.
Откуда взяться красоте в этом мрачном мире, последнем куске земной поверхности, где человек смог схватиться за жизнь, как падающий хватается за кусок отслоившегося уплотнителя?
Наша тяжёлая жизнь диктует нам суровые Законы, от соблюдения которых зависит существование. Убийства, шантаж, мужеложство не приветствовались во все времена. Однако у нас есть ряд запретов, которые могут на первый взгляд показаться странными.
Даже если вы счастливый обладатель одного из флянов алкоголя, не советую вам собирать хоть сколько-нибудь большую компанию и употреблять его там. Лучше распить алкоголь в одиночестве, смакуя последние остатки былого веселья, можно даже не запивать питательной смесью – так ощущения ярче.
Когда я учился в Университете, самодельные спиртные напитки, полученные, как правило, в результате переработки нефти, можно было без труда найти у предприимчивых торговцев. Но время, как костюм того самого барыги, темнеет, и вот уже больше десяти лет спиртное под строжайшим запретом.
Трудно управлять заводом, где каждый второй находится в невменяемом состоянии души. Забытые маски, порванные комбинезоны – всё это уменьшает народонаселение, а потому было принято решение выпуск алкогольных напитков остановить в связи с дурным влиянием его паров на атмосферу.
Смесь в помещениях такая, разве что не задохнуться, а ещё этот противный запах. Хотя я скучаю по горьким губам живительной жидкости, благодаря которой читать постановления Главы можно было целые ночи напролёт. Но Закон таков, и не мне, жалкому журналисту, с ним спорить.
Почему запретили сигареты, вы, наверное, догадались. Для начала немного истории, поведанной мне моим дедом. Он утверждал, что в незапамятные времена сигареты росли прямо на особом кустарнике (это такое маленькое дерево, которое почти не даёт тени), и древние зачем-то добавляли к нему фильтр, аналог нашего современного, только уменьшенный вариант.
Благодаря огню продукция поджигалась и употреблялась через вдыхание. Сигарет я не застал, и потому мне тяжело судить о потере этого продукта. Вы уж простите мне мой официальный язык, но, говоря об истории, я то и дело переключаюсь на него, это на уровне неумышленных действий.
Так вот, о запрете. Дело тут даже не в превышенной концентрации отравляющих веществ под куполом нашей сферы, коими также изобиловали сигареты. Просто не каждый мог позволить себе купить пачку табачных изделий даже маленького формата, а это, согласитесь, не есть справедливо. Проще было переработать их в питательную смесь и раздать нищим. То, что переработали, известно доподлинно, но кому раздали – история умалчивает, прикрывая глаза. Да и нет у нас истории. Я говорил об этом неоднократно.
Для того, чтобы ни одно преступление не осталось безнаказанным, в моей державе разработан институт доносительства. Согласитесь, что, не доложив о преступлении, вы становитесь соучастником. Впрочем, я, как представитель творческой профессии, никогда не доношу, ибо у меня тонкая натура, и потом я не могу работать.
Будь я упаковщиком на заводе, доносил бы, но работа важнее. К тому же, нераскрытое преступление через месяц списывается в переработку, и я вроде как уже не преступник. Но это я нарушитель, другие доносят день и ночь, и поток людей в «Окно», где можно слить информацию о преступлении, не оскудеет никогда».
Запись 6
Стефан смотрит по сторонам. Он – само напряжение. Странные люди вокруг, их много. Непозволительно много. Сфера катится в пропасть, и это понятно всем. Вслух такого говорить нельзя, разумеется. Чёрт возьми, сама Полиция, важнейший конструкт Сферы, в последнее время похожа на проходной двор. Кого только не берут! А эти… Стоят с таким видом, словно… Словно…