- Нет! Во тьме безверия вы… Младший! Ибо идиотом был, и верил, молил, надеялся. И отыскал Бога он в сердце своём. А остальные только о животе своём думали, да так без господа и остались.
- Но, пардон, вы сравнили меня с младшим… Отчего ж я не верю вашим словам?
- Потому как душа твоя, что ребёнок, в сотню тельников спрятана, и не просто подступиться к душе, - неожиданно спокойно ответил старик. – Но будет день, и ты станешь героем, и разом все одёжки падут с тебя, и станет действие богом твоим, путём твоим ко спасению… Но слаб ты пока, и любишь образ, диавлом созданный. Самого нечистого плотски желаешь…
- Нечистого? В смысле, человека, который не ходит раз в неделю на тотальную очистку?
Но старик, ничего не сказав, надел маску и отправился прочь. Вглубь тоннеля Метро. Туда, куда никто не ходит! Той же ночью я сидел за экраном лэптопа и готовил статью: «Вера в «Бога» - дармовая смесь для неблагонадёжных».
Запись 9
Дверь в камеру открывается. Свет, свет бьёт в глаза, заставляя щуриться, закрываться от него. Главред встаёт на ноги – шатается. Он хотел бы видеть себя со стороны. Он хотел бы оказаться героем: бесстрашным, несгибаемым, несокрушимым. Таким, которых часто изображают на плакатах. Но ему страшно, ведь его пугает неизвестность. Он немного жалеет, что начал всю эту историю, но… остановить её уже невозможно.
Алекс смотрит на свои руки. Под ногтями – запекшаяся кровь. Пальцы немеют, почти не разгибаются. Мизинец на левой руке почернел. Его он чувствует, но не так, как остальные пальцы. Языком щупает щели, где раньше были зубы. В его-то годы, они все сохранились! До вчерашнего дня. Ноет челюсть, и от этой боли хочется взвыть. Сколько зубов ему выбили? Один, два, три…
- Александр Р-101, - басит конвоир. – Выходим.
На ватных, слабых ногах Главред делает шаг вперёд. В ушах – свист, весь мир шатается вокруг и зеленеет. Словно в зеленом тумане, всё плывет. Слабость. Из последних сил он выравнивает спину и пытается делать энергичные шаги.
Его ведут без наручей. Кожа на запястьях стёрлась почти до костей. Ведут – сильно сказано, потому что отступник с трудом делает шаги, передвигаясь медленно. «Я все ещё главный редактор? – думает Алекс. – Или уже нет? И почему они не могли сделать мягкие наручи, чтобы кожу не сдирать?»
- Сядьте, - приказывает Стефан. Главред, несмотря на замутненное сознание, обратил внимание на гематомы на лице следователя. – Руки на стол.
Главред послушно кладет кисти. На них нет живого места, все в гематомах и ссадинах. Спица погнулась. В правой руке следователь держит молоток. Резиновый. Алекс покорно смотрит на свои распухшие ладони на стальной поверхности. Здесь даже есть жёлоб для стока крови. Оцинкованная сталь - чистая. Значит, кто-то протирал стол, аккуратно счищая пятна и помарки крови.
- Где они? – спрашивает следователь.
Молчание. Алекс уже не видит смысла что-то говорить. Ему просто нужно продержаться – ещё чуть-чуть. Удар. Из глаз катятся слёзы. Дыхание перехватывает. Новый удар. На пальцы словно выплеснули кипяток. Ноготь раздавлен. Алекс вспоминает свой дом, свою семью, прошлое.
Так ли плохо ему жилось в отдельном блоке? Так ли несправедливо с ним обошлось великое государство? Неужели ему было нужно всё это? Но… Пути к отступлению уже отрезаны. Если он сдастся, если не выдержит – всё пропало. Если, если… Слишком много этих «если», и ему всё тяжелее гнуть свою линию.
- Так и будем в молчанку играть?! – истошно вопит следователь. Он в отчаянии, он сжимает окровавленный молоток, касаясь лица, и не замечает этого. Голос его срывается на фальцет. – Пакет. Быстро!
Конвоир достаёт из кармана мешок и встряхивает его, чтобы распрямить. Алекс не видит, но слышит. Шелест. Шуршание. Руки так и лежат на столе – бесполезные. Он даже вилку держать не сможет, если его не вылечить! Всё как в тумане, как в бреду, где он плывёт уже столько дней.
- Где сообщники? – твердит следователь, и глаза его лезут из орбит. – Где все остальные? Отвечай!
Молчание. Потемнело. Чёрный пакет скрыл свет лампы. Главред из последних сил подносит руки ко рту, он хочет сделать дырку в мешке, но тот слишком прочный. Пальцы не могут пробить пластик, а только вдавливают его. В ушах раздаётся противный свист, напоминающий звук механизма.
Темнеет. Слышно, как двери открываются. Из последних сил он хватает за руки конвоира, пытаясь ослабить хватку. Но этот здоровяк слишком силён. Алекс не видит, но чувствует, что полицейский улыбнулся. Должно быть, ему нравится делать вот так – душить людей пакетом, радуясь своей силе.
«Внимательный читатель уже обратил внимание на постоянное упоминание Главы, этого выдающегося героя непростого времени, труженика и неугомонного борца за Будущее? Нет, не за историю, а за будущее. Почему он, настолько одарённый и грамотный, подчиняется Передвижному Правительству? Я мог бы привести выдержки из пресных законов, кои я знаю наизусть ещё с раннего детства. Но сочинял их не я, их писала история, то есть лженаука, верить которой опасно. К тому же, Законы давно не меняли, а язык развивался, потому понять их непосвящённому человеку тяжело.
История, которую я успел застать в университете, - чертовски грязная вещь. Невозможно взять в руки фолиант, испещрённый догмами сумасшествия, не замарав душу чужими идеями, за большую часть которых теперь можно получить Деактивацию без судебного разбирательства. Нам она преподавалась именно как псевдонаука, предмет, недостойный внимания, но крайне опасный.
Лектор отвергал идею так называемой демократии (это когда каждое важное решение принимается не Главой, а нищими), монархии (то же самое, но один из нищих объявляет себя Главой и на основании этого диктует остальным нищим, что нужно принимать), либерализма (вообще ерунда полная) и свободы (в узкополитическом смысле). Целых пять лекций, проникнутых ненавистью к прошлому, взлёту и падению древних народов.
Обычно спокойный, выдержанный и пассивный, лектор приходил в ярость, бешенство, подводя итог каждому своему занятию. Узкие, наполовину закрытые глаза вдруг распахивались, как ворота в зону очистки у входа в любое помещение, и кислородная смесь, заменявшая воздух, сотрясалась его гневными словами.
- Они совершили ошибку, доверив развитие своей судьбы природе, - любил повторять он, - и природа наказала их. Но мы, жители нового, идеального государства, не пустим идей, злых, нахальных, за грань нашей Сферы! Мы не повторим их ошибок, товарищи обучаемые!
В этот момент выступление лектора прерывали бурные овации. Думаю, что мы хлопали не столько самому материалу, сколько его подаче.
Извините, что я начал рассказ о Главе с истории, с этой дешёвой женщины лжи. Но другой возможности рассказать о нём я не вижу. Я поэт, я знаю больше, чем рядовые жители лучшего в мире государства. И мне известно, что историю культивировали как прививку против ошибок, совершённых в прошлом.
Мои родители, подкованные люди, поведали мне много легенд, рассказанных, в свою очередь, их родными, а тем – ещё более старшим поколением, и так далее. О том, что существовало до нас. Думаю, в их словах есть доля правды, но относиться к ним надо с подозрением, и вот почему.
Если люди знали свою историю до незапамятных, самых начальных времён, почему тогда они совершали одни и те же ошибки? Если их заставляли учить чужие идеи, чужие мысли, почему они тогда ничему не научились? Возможно, методика преподавания была не та, или студенты не те, или это вообще было не нужно, но какая разница, если результат всё равно наступил.
Впрочем, на сей счёт у меня своё мнение: им изначально преподавали ложь. Неправду. Исковерканные события, и потому они ничему и не научились. Допустим, меня бы учили употреблять питательную смесь, засовывая трубочку в ухо – долго бы я прожил?»
- Ты чего? – следователь слегка напуган. Хлопает Главреда по щекам. – Добил?
- Да не, дыхает, - говорит конвоир. Он напуган куда больше. Неопытный, но ещё научится душить так, как положено.
Алекс кашляет. Плюёт на пол кровью. Со свистом воздух врывается в лёгкие. Расправляет их. Мир постепенно обретает очертания. Дышать – больно, словно он опять младенец, словно впервые делает это самостоятельно.
- Говори! – кричит следователь. – Почему ты молчишь?
Молчание. А потом – тихий шёпот, словно из камеры выходит воздух:
- Я говорю не правду, а истину…
Алекс не может идти, и в камеру его тащат волоком. Швыряют на пол и гасят свет. Главред проваливается в пучину сна, и уже не чувствует ни страха, ни боли.
Запись 10
В то утро Алекс на работе рано, слишком рано… Ему не спалось, а голову заполняли самые разные мысли о прошлом и будущем. Кабинет ещё убирает дворник, которого все знают под именем Игорь Е-291. Он делает это медленно, так, словно спешить ему некуда. В эти неловкие моменты Алексу хочется провалиться сквозь землю. Честное слово.
- Доброе утро, главный редактор, - говорит Игорь после долгой тишины.
- Доброе, - нехотя соглашается его собеседник.
В кабинете повисает тягостное молчание. Вакуумный клинер протирает пол, кресло, стены… Где-то помогает себе щёткой. И смотрит на Алекса.
- Вот смотрите, - произносит Игорь, не отрываясь от своего дела. – Вот Вы – главный редактор. Так?
- Да, - отрицать очевидное было бессмысленно.
- Ага, - продолжает Игорь. – Вам положено 3 литра питьевой воды на сутки. Так?
- Ну конечно, - соглашается Алекс. – У меня умственный труд. Надобно, чтобы мозг хорошо работал.
- Именно, - кивает уборщик. – А вот репортерам… Сколько там? Обычному – два литра. А старшему – два с половиной. Так?
- Да, - снова отвечает Главред. Этот разговор уже начал его утомлять. – А чем Вы, собственно, недовольны? Нормами обеспечения тружеников?
- Ничем, - произносит Игорь. К счастью, он уже заканчивает свою работу и собирается уходить.