Юрий знал незамысловатую планировку убежища, так как уже был внутри. Тяжелая наружная дверь, выводящая в туннель, за ней длинный коридор, крохотная комнатушка справа, куда полковник впихнул несколько старых пружинных кроватей, чуть подальше еще одна комнатушка с кроватями и в конце коридора основное помещение – огромный зал, в котором по приказу Виктора и складировали все нажитое имущество. Здесь же в дальнюю от выхода стену были вбиты металлические скобы, образующие длинную лестницу, уходящую в высокое бетонное горлышко бункера, которое вело на поверхность и заканчивалось люком с герметичной изоляцией.
Семецкий, пытаясь отвлечься от безумного биения собственного сердца и боли в сломанных ребрах, не спеша двигался по коридору, прижимаясь к стене и держа автомат наготове. Самое главное, как учил полковник, не оставлять противника позади. В первой комнатушке никого не оказалось, во второй тоже. Значит, весь отряд в полном составе находится в зале. Это уже проще, задачка практически решена.
Семецкий замешкался лишь на мгновение. Нет, не собираясь с духом перед убийством шестерых человек. Он видел достаточно того, что творили эти головорезы, чтобы перестать считать их людьми. Он размышлял о том, не повредят ли осколки гранат вещам, складируемым в главном зале. Скорее всего, нет. К нажитому имуществу полковник относился очень бережно – все было упаковано в добротные ящики и обернуто брезентом.
Гранаты Юрий закидывал в зал по две штуки. Опять же, как учил полковник – на случай, если противник успеет среагировать и выбросить одну гранату обратно. С двумя такой фокус, даже обладая отменной реакцией, провернуть очень сложно. Семецкий кинул гранаты и тут же юркнул в одну из комнат – вдруг кто-то из шестерых все же успеет выбросить гранату обратно в коридор.
Прогремел взрыв, раздались крики, переходящие в стоны, заскрежетали о стены осколки. Еще две гранаты на всякий случай. Не зря. Снова крик. Предостерегающий. Значит, как минимум двое убереглись от первого взрыва. И снова стоны. Затишье.
Теперь ждать. Долго ждать. Затаиться и держать коридор на прицеле. Все по науке. Полковник был не дурак – что-что, а воевать он умел. После пятнадцати минут ожидания Семецкий решился заглянуть в зал. Даже не вглядываясь в наличие признаков жизни у распластанных по полу тел, он не успокоился, пока не разрядил в них весь магазин своего автомата. Этому его тоже научил полковник.
– И все-таки, мой милый мозгоправ, у тебя явно что-то с головой, – сказала Лида, открывая новую банку компота. – Ну почему ты Виктором представился, когда на станции поселился?
– Я сам долго думал над этим.
– И до чего додумался? Тушенку ешь, остывает.
– Мне иногда кажется, что Семецкий тогда все-таки умер в туннеле. Кажется, будто Виктор его… то есть меня все-таки убил.
– Ты чего, Семецкий? Ты живой, здесь, со мной. – Лида страстно и долго принялась целовать мужа.
– Знаю, – прошептал Юрий, отвечая на поцелуи, – просто кажется, и все тут. Это как в сказке, помнишь? Кто убил дракона, становится драконом. Вот я и стал… Виктором. Я ведь чего боюсь. Что не сработают мои уловки однажды, не смогу человека прочесть и отпугнуть, и придется мне его просто пристрелить, чтобы он бункер не нашел и не разгадал тайну нашего туннеля.
– Юра, какой ты дракон? Ты столько делаешь для нас, для станции. Ты ведь мог бы не играть в сталкера, мы бы тут и так прожили. На наших запасах еще лет двадцать можно жить, не покидая бункер. Ты же и на поверхность ходишь ради местных, чтобы станцию обеспечивать.
– Не дракон, значит? – Юрий крепко сжал жену за талию и посадил к себе на колени.
– Разве что в постели, – томно прошептала Лида ему на ушко и укусила за мочку.
– Сын где? – Выдохнул Виктор, когда Лидина ладошка заскользила по его бедру.
– Наверх пошел.
– Воспитал, блин, сталкера, на свою голову. – Выдохнул Юрий. Поднял жену на руки и понес в спальню, не переставая целовать.
Семецкий пробыл в бункере около десяти часов. Он дождался возвращения сына. Вместе они набили всякой всячиной несколько холщовых мешков и погрузили их на дрезину, после чего Юрий отправился в обратный путь.
Григорий ждал его на выходе из туннеля. В помощь старейшина взял несколько крепких мужиков, которые предпочитали ожидать возвращения сталкера на приличном расстоянии от входа в туннель.
Виктор остановил дрезину перед сломанными рельсами и чертыхнулся – иногда страх Мозгоправа со стороны местных переставал играть ему на руку. «Надо будет все-таки набрать мужиков посмелее, пригнать сюда и заняться починкой. Надоело таскать мешки до станции», – подумал сталкер и кивнул Григорию:
– Как ты всегда момент угадываешь, когда я возвращаюсь?
– Каждому свое, – вяло улыбнулся Григорий, подзывая мужиков к дрезине и принимая у сталкера мешки. – Ты вот с Мозгоправом умеешь договариваться, а я наживу на расстоянии чувствую.
– Каждому свое, тут ты прав. Как там Захар с пацанами?
– На станции еще. Вроде отошли. Рассказывают, как Мозгоправ у них в головах покопался. Захар упрямый. Сказал, будет ждать, пока проводник не вернется, иначе искать пойдет.
– Вот как, – цокнул языком Виктор, передавая мешок. – Хороший мужик оказался. Напомни ему фото отдать.
– Что за фото? – заинтересовался Григорий.
– Фотокарточка жены. – Виктор извлек из кармана фотографию, которую он незаметно вытащил из кармана Захара, пока тот спал. Захар сам показал свою ахиллесову пяту. Рассказывая про Мозгоправа и наблюдая за реакцией сталкеров, Виктор обратил внимание, что Захар так и норовит погладить нагрудный карман, будто там лежал ответ на вопрос о сомнениях, страхах и тайных желаниях. Посмотрев на забавную памятную надпись: «Захарке от Нинульки», Виктор убрал фотографию обратно. – Он в туннеле обронил, а я на обратном пути нашел.
Виктор подумал, что несколько жестоко было дать сталкеру надежду на то, что его пропавшая жена жива и живет на станции Электрозаводская. Впрочем, до него действительно доходили слухи о женщине-сталкере с этой станции, так что пусть Захар сходит, проверит. Как говорится, чем только метро не шутит. Может, и сплетет две судьбы воедино.
– Жаль, мужики не сумели пройти, – Григорий закряхтел под тяжестью переданного ему мешка, – но ты в этот раз на славу загрузился. Много времени на поверхности провел?
– Да, настроение было хорошее, – отмахнулся от расспросов Виктор, спрыгивая с дрезины.
– Может, пока оно у тебя хорошее, ты еще и скидочку сделаешь? Скинь по два патрона с консервов и лекарств? – произнес Григорий скорее по привычке, нежели надеясь на положительный ответ.
– А знаешь, будет тебе скидка, – вдруг ответил Виктор неожиданно для самого себя. Или это произнес оживший Семецкий?
– Правда сделаешь? – уточнил удивленный неожиданным согласием Григорий.
– Сказал, значит, сделаю, – жестко произнес Виктор, а Семецкий извлек из кармана футляр с очками, найденными на поверхности его сыном, и, протянув их Григорию, добавил:
– Держи, тебе подойдут. Подарок.
Игорь СоловьевМарсельеза
В туннеле, давным-давно не слышавшем человеческих голосов, раздавался тихий бубнеж. «Мы пойдем, куда ты пожелаешь, когда ты пожелаешь. И мы будем любить друг друга, даже если не станет любви…» Окажись здесь случайный слушатель, он мог бы с уверенностью заявить, что это слова песни. Ну а будь он умудрен годами, то, несомненно, признал бы ее, ведь некогда она была очень популярна. Однако несмотря на имеющийся у исполнителя слух, голосу не хватало страсти. «И вся жизнь будет словно утро это – все в цветах бабьего лета». Вскоре человек умолк и лишь спустя минуту обиженно добавил:
– Нет, ну что за мерзавка, а? – Ответом ему было безмолвие.
Ноги размеренно пересчитывали шпалы, скрытые глянцево-коричневой водой. Хлопья бурой пены закручивались вокруг щиколоток и, словно живые змеи, уползали назад. Ствол автомата, покрытый тончайшим слоем конденсата, причудливо мерцал во полумраке. Человек остановился, чтобы отдохнуть и отдышаться. Туннель считался нехорошим, поэтому о том, чтобы снять газовую маску и вдохнуть воздух полной грудью, нечего было и думать. Приходилось стоять и медленно, по чуть-чуть, успокаивать бешено колотящееся сердце. Хорошо, что оно было довольно молодым и пока легко прощало владельцу разные злоупотребления. Что-то негромко плюхнулось сбоку, метрах в пяти. Луч искусственного света метнулся туда, лизнул мокрые от влаги стены и отразился миллионами искр на встревоженной воде. Ничего серьезного, просто еще один кусок бетона. Один из множества, что ежедневно сыплются шелушащейся кожей с гниющего тела метро. С прошедшей войны миновало уже двадцать лет. В ходе случившегося атомного апокалипсиса человеческая цивилизация умерла, лишь ее жалкие остатки, скрываясь под землей, еще агонизировали на костях погибшего мира. Уже давно должен был наступить и их черед, но всякий раз что-то откладывалось. То вдруг где-то обнаруживался нетронутый склад пригодной в пищу еды, то удавалось продлить жизнь насосам, беспрерывно откачивающим воду из туннеля. Человек постоял еще немного и двинулся дальше. Думал он о событиях более насущных и касавшихся непосредственно его самого.
На щеке до сих пор горел след от красной девичьей пятерни. «Ох и смазала же девчонка!» – Пьер машинально дотронулся до лица. Рука в резиновой перчатке, не достигнув цели, ткнулась в пластиковое забрало газовой маски. Но само воспоминание об утренней сцене и публичное унижение, превратившее подвиг в фарс, обожгло кожу изнутри. Пьер качнул фонарем и тут же стукнулся ногой о какую-то железку, наполовину скрытую темной водой. Чертыхнулся. Еще несколько часов назад его жизнь шла своим чередом. Ну кто бы мог подумать, что все так переменится? Кто погнал его в Темные туннели рисковать головой?
– К станции пошла радиоактивная вода. И мы пока не знаем, что послужило причиной: разгерметизация, обвал грунта, скрытые протечки или что-то иное. Как назло, все наши сталкеры сейчас на поверхности. Минимум три-четыре дня ждать никого из них не стоит. Так что выяснить, в чем там дело, придется кому-то из собравшихся. Учитывая специфику места происшествия, сам назначить человека я не могу.