– Значит, ты все-таки военный?
– Да нет! Есть настоящие профессионалы, их ночью подними – они готовы к бою в любой момент против любого противника. А я, как сантехник дядя Вася: взял инструмент и потопал унитаз починять, сам выбираю время, иногда и место, – Старый явно преуменьшал свои заслуги – наверняка он спец высокого класса, если жив до сих пор. Может, это примета плохая, себя хвалить? – Только работа у меня не такая, как на блокпостах: вести огонь в туннель, чтобы враг не прошел. Мне заплатят, если задание выполнено полностью, а для этого противника надо пересчитать и вывести из строя одного за другим. Лучше бы, конечно, всех сразу, но это уж как получится. Хоть один остался – задание не выполнено.
Ершик подумал, что это похоже на борьбу с крысами на станции: зачем держать кошку, если крупа все равно пропадает?
Глава 6Ночь на Красносельской
Нет, пожалуй, он ошибся насчет разведчиков: когда человек защищает свой дом, он не может плохо воевать. Не имеет права. Но ни один из них почему-то не был похож на «гражданина Самарина» – только так они к Старому и обращались. Любопытно, подумал Ершик, а в бою они тоже будут кричать ему: гражданин, у вас мутант за спиной… Лезет же в голову чушь всякая. Среди местных выделялся разве что командир – на руке мужика не хватало пальцев, от правого уха остались какие-то рваные клочья, и Ершик решил, что настоящий, закаленный в боях ветеран должен выглядеть именно так.
– А это вас тоже тварь поцарапала? – Он указал на четыре полосы на щеке командира группы. Казалось, от хохота содрогнулись стены, а командир молча стоял у входа в туннель, красный, как кирпич. Оин из бойцов утер слезы и смог, наконец, выговорить:
– Он на этой твари женился недавно, Оксаной ее зовут…
Ну что за невезуха, как что ни скажет, все не то! Хоть вообще рта не раскрывай.
Старый вынул из мешка какой-то предмет – оказалось, книга про Робинзона.
– Если что… Передай как-нибудь сыну на Пушкинскую.
– Я имя запомнил: Павел Самарин. – А у самого-то Самарина, кроме фамилии, имя есть? Ершик развязал тесемки своего «кошелька», протянул тяжелый мешочек с патронами. – Старый, возьмите обратно, вам нужнее!
– Да у меня же оружие под другой калибр, пятерку. Я ж не снайпер, а в ближнем бою с «калашом» – не комильфо.
– Не что?
– Не как у людей. – Он отвернул полы куртки – внутри на липучках были подвешены два невиданно компактных автомата, больше похожих на пистолеты. Старый похлопал по карманам. – А тут сдвоенные магазины. Ну и всякое другое по мелочи…
Интересно, он на Проспекте Мира хоть что-нибудь из оружия сдавал? Да это же просто арсенал ходячий! Насколько подросток успел заметить, под курткой еще тускло поблескивали сталью рукоятки ножей и пистолет за ремнем. А автоматных обойм на Старом сколько навьючено – если каждый карман штанов да на две штуки помножить… И еще вещмешок не пустой.
– Откуда?
– В кредит выдали на Белорусской. Красносельцы-то меня сами нашли, с Рейхом связались, не побрезговали. Помнят меня красные, еще с тех времен, когда я на Фрунзенской обитал, только вот я им уже не товарищ. А ты сейчас иди прямо к начальнику станции и скажи, что прибыл со мной, пусть он тебя отведет к кому-нибудь или в кабинете ночевать оставит. По платформе не болтайся, понял? Опасно.
Его пальцы привычными, уже автоматическими движениями проверяли, удобно ли расположены запасные боеприпасы, легко ли выходит нож из ножен, не зацепится ли за подкладку пистолет. От такой, казалось бы, мелочи зависела жизнь, и не только его собственная… Из мешка был извлечен диковинный прибор с резинкой для крепления на голове – у сталкеров с Рижской защитные очки были похожей конструкции. Ершик задался вопросом: зачем защищать глаза от света, если отправляешься в кромешную темноту? Старый сделал еще одну странную вещь: он заменил в этом устройстве батарейки. Что это? Фонарь? А где же тогда лампочка?
– Где ваш бронежилет?
– Он мне не нужен, быстро двигаться мешает; большим тварям – на один зубок, от пули крупного калибра не спасет, а из Макарова по мне редко успевают выстрелить. На поверхности только полезен: бывает, зашвырнут тебя там на камни или арматуру – встанешь и отряхнешься. Если, конечно, сможешь быстро на ноги подняться с пятнадцатью лишними килограммами на плечах и будет время отряхиваться, когда на тебя мутант весом в два центнера летит…
Почти у каждого сталкера, а часто и торговца-караванщика, был свой маленький ритуал, который они неукоснительно соблюдали, отправляясь на поверхность или в туннель, – отец Александр еще говорил, что любые обряды, даже самые, казалось, бредовые, успокаивают человека, придают ему уверенность в себе. Старый потянул за шнурок на шее – интересно, что там у него? Не крестик, не полумесяц и даже не пуля, как ожидалось, а просто поцарапанный желтенький латунный ключ. И Ершик отчего-то был уверен, что ни одну из дверей в метрополитене этот ключ не открывает… Старый подержал его в руке несколько секунд, ничего не сказав ни вслух, ни шепотом, глядя прямо перед собой, и убрал обратно под одежду. Остальные делали вид, что под мудрым руководством коммунистической партии им ничего не страшно, но Ершик заметил, что двое осторожно перекрестились, отвернувшись к стене: партия-то здесь остается, а им еще в депо идти.
Когда звук шагов разведчиков перестал доноситься из туннеля, Ершик понял, что здорово влип: он так стремился пойти вместе со Старым и лицом встретить опасность – разумеется, за его спиной, а оказался вместо глубокого тыла на переднем крае, и теперь еще придется провести всю ночь на Красносельской… Страх прижал к полу не хуже, чем в туннеле к Сухаревской! Потому что немало он успел узнать из обрывочных слухов: караульные погибают, не сделав ни единого выстрела, ножевые раны, тени в темноте… Старый же отправлял его к начальнику станции! И Ершик бросился догонять этого начальника, тоже тихонько перекрестившего вслед скрывшихся во тьме людей и теперь направляющегося к лесенке в конце платформы, где и находился его кабинет, запертый надежной дверью.
– Не гасите свет на ночь! Они должны бояться света.
Усатый начстанции оглянулся, устало взглянул на Ершика. И мальчику показалось, что несмотря на эту должность, кабинет с парадной лестницей и прочий официоз, этот человек ни с чем управиться не может. Не зря же пригласили Старого, как он выразился, «унитаз починять». Надежда и беспомощность смешивались в глазах этого придавленного долгом и ответственностью человека.
– Если бы все было так просто. Партийное руководство решает за меня: не положено полное напряжение подавать по ночам, а я ничего сделать не могу.
– Но вы же начальник… – все еще надеялся на помощь Ершик. – Вы же видите, что происходит!
– Я пока ничего не вижу, – вздохнул тот. – Несколько ночей подряд кто-то режет людей, и даже не сразу разобрались, что это скорее мутанты, чем люди. Приезжали к нам из центра, расследовали что-то. Даже арестовали пару человек. А на следующее утро опять труп на платформе! Если бы укусы были, быстрее бы догадались, наверное.
– А эти твари людей не едят? – скорее с удивлением, чем со страхом уточнил Ершик. Он был уверен, что все мутанты, о которых слышал, питаются только человечиной.
– Может, и едят. Но не на станции. Кто-то из комиссии даже подумал, что они убивают, чтобы очистить территорию. Захватить для себя, понимаешь? И не повезло тем, кто им на пути попался. В общем, уехала комиссия обсуждать, какие принять меры… Вот ты тоже предлагаешь свет не выключать. А поможет ли?
– Откуда я знаю, если никто не пробовал?
– Попробуем, но сегодня поздно уже. Пока вот смог только своего старого знакомого Самарина найти и сюда вызвать. Ты же с ним приехал? Пойдем-ка, парень, со мной, в кабинете переночуешь.
Железная дверь защитит от некрупной твари – тут куда лучше, чем на платформе. Но стало стыдно перед самим собой: друг ушел в темноту даже без брони, а он будет прятаться? Инстинкт самосохранения подсказывал: сиди и не высовывайся, а Старому за его неустрашимость платят более чем щедро. И если пропадет он там, тебе-то что, подумаешь, знакомы немного – не родственник… Но Ершик уже обиделся на всех сразу, довольно-таки неуважительно хлопнув дверью, и тут же об этом пожалел, увидев серый мрак, еле различимые колонны по центру и палатки между ними, куда давно уже попрятались более осторожные люди. Теперь вот будет всю ночь дрожать, как мышиный хвост.
Ему казалось, что он уже вечность сидит между колонной и палаткой: ноги затекли, сумка с книгами на груди – ненадежная защита, но напрашиваться к кому-то в дом переночевать… После страшного туннеля, ведущего к Сухаревской, существа из плоти и крови уже не очень-то пугали, к тому же отсюда было слышно отдаленное эхо выстрелов: Старый и остальные сейчас всех мутантов перебьют, и на станцию никто не сунется. Хотя бы потому, что твари заняты, им не до людей. А если автоматный огонь, наоборот, выгонит их из депо прямо на станцию? Хоть бы охрану поставили! Теперь он точно знал, что выражение «кровь стынет в жилах» – не фигура речи. Да, ждать-то, оказывается, не так просто, и каждый далекий выстрел, громким хлопком вылетающий из жерла туннеля, казался последним. И если он последний, что же будет означать наступившая тишина? Что твари закончились? Или разведгруппа погибла вся до единого?
И если он так ждет возвращения малознакомого, в общем-то, человека, что же сейчас чувствует его мама? Натворил он дел со своим походом в Ганзу! Но рано или поздно это должно было произойти, успокаивал свою совесть Ершик, дети же не сидят рядом с родителями всю жизнь. А мама, наверное, считает, что для этого еще рано. И она, кажется, права… Черная тень за колонной даже отдаленно не напоминала человека.
Тень перемещалась осторожно, тоже с опаской. Мутант напоминал стоящую на задних лапах крысу, но скоро стало ясно, что шкура у него чешуйчатая, а не шерстяная, – спина и длинный хвост побл