Торжественное заседание было коротким. Ораторы поздравили нарвцев с новым клубом, оркестр сыграл туш, и сразу же начался концерт.
Черноглазая курсистка с чувством декламировала отрывки из поэм Пушкина, Некрасова, а под конец прочла стихотворение путиловского поэта Георгия Шкапина, написанное им в тюрьме.
Шкапина знали многие путиловцы; он работал на заводе котельным разметчиком, поэтому курсистке долго хлопали.
Потом выступили две певицы из хора Екатерингофского сада. Они дуэтом спели «Чайку» и «Умер бедняга в больнице военной». Песня вызвала у солдаток слезы.
Вася заметил, что и у Кати глаза повлажнели: «Вспомнила отца». Он сочувственно сжал девушке руку. Она не отняла ее, а доверчиво оставила в его ладони.
После концерта начались танцы и игры. Пожилые люди стали расходиться.
— Где же ваш Дема? — поинтересовалась Наташа. — Пригласил, а сам исчез.
— Он дежурит сегодня. Но я его сейчас пришлю, — пообещал Вася. — Потанцуйте пока без нас.
Он спустился вниз и, разыскав Рыкунова, сказал:
— Наташа там скучает. Иди, я подежурю.
Дема хотел уже было передать ему красную нарукавную повязку, но, сообразив, что теперь Катя останется одна, передумал.
— А может, вместе погуляем? — спросил он. — Наверное, уже никто ломиться не будет. А если случится что, ребята и без нас управятся.
— Конечно, — с готовностью согласился Вася. Отдав Демину тужурку и шапку в гардеробную, юноши поднялись в верхний зал. Оркестр играл «тустеп». Катя танцевала с Наташей.
После «тустепа» затеяли игру «два мало — три много». Наташа, догоняя замешкавшегося Дему, с таким усердием хлестала по его широким плечам, что юноща невольно подумал: «Не сердится ли она на меня?» Позже, когда они оказались в одной паре, он спросил:
— Наташа, за что вы меня так отстегали? Девушка лукаво ответила:
— Чтобы не пропадали надолго.
Начался новый, веселый и шумный танец «ойра-ойра». Дема с Васей не раз видели, как танцуют его, поэтому они пригласили девушек. Танец оказался не трудным, они быстро с ним освоились.
И вот в самый разгар веселья снизу вдруг послышался женский визг.
Вскоре на лестнице показался растерянный дежурный и жестами подозвал Дему и Васю.
— Там Ванька Бык… Лютикова по голове ударили и ворвались сюда, — сообщил он. — Сейчас они уселись в буфете и требуют лимонаду. Видно, водку с собой принесли.
— Сколько их?
— Семеро.
— Справимся, — сказал Дема. — Надо только как-нибудь девчат выпустить на улицу.
Наверх поднялся и встревоженный Борис Тулупин.
— Надо без скандала закрыть вечер, — сказал он. — А то наш клуб с первого дня дурную славу получит. Потом сюда и калачом людей не заманишь. Пусть дежурный скажет в буфете, чтобы им лимонад подали. А я прощальный вальс закажу. Начнем выпускать гостей с черного хода. Вы только парней предупредите.
— Ладно, — согласился Дема. — Я сейчас пойду ребят собирать, а ты, Вася, проводи Наташу с Катей до трамвая и быстрей назад.
Они так и сделали. Оркестр заиграл «Осенний сон». Пары закружились в плавном вальсе.
Вася Кокорев сходил в гардеробную, оделся и принес девушкам пальто. Через запасный ход они спустились во двор, прошли под арку ворот и очутились в темном переулке.
Чтобы не провалиться в яму и не наткнуться на что-нибудь в темноте, они шли, держась за руки. Впереди у забора девушки вдруг заметили какие-то колышущиеся тени.
— Что это там? — придерживая Васю, испуганно спросила Наташа. Катя тоже остановилась и прижалась к нему.
Напрягая зрение, Кокорев стал вглядываться во мглу. Уловив едва слышное позвякивание уздечки и характерное пофыркивание, он сказал:
— Не бойтесь, это лошади к забору привязаны. Проводив девушек до трамвайного кольца, Вася спросил:
— Когда мы скова увидимся?
— Приходите с Демой в субботу прямо ко мне, — предложила Катя.
— А я постараюсь билеты куда-нибудь добыть, — пообещала Наташа, проходя в вагон.
Катя на секунду задержалась на площадке и шепнула:
— Если Дема не сможет, приезжай один.
— Приеду, — ответил он.
Когда Кокорев вернулся в клуб, в гардеробной уже одевались последние пары. И здруг Ванька Бык это заметил. Он вскочил, откинул стул в сторону и, подойдя к двери, спросил:
— А куда это все барышни уходют? Мне танцевать желательно. А ну, где там оркестр?! Играй «барыню», я за все заплачу!
К Ваньке подошел Дема Рыкунов и твердо сказал:
— Клуб уже закрывается… оркестр играть кончил. Вам тоже пора уходить.
— Чего? А ты здесь кто такой?! — уставив пьяные глаза на путиловца, заорал громила. — Нынешний городовой, да?! Так мы били вас и будем бить. Чуваков! Этот тебя не пустил? Дай ему по зубам.
Клуб уже покидали музыканты. Оттолкнув Рыкунова, Ванька Бык ринулся к двери и преградил им путь:
— Стой, не пущу! Играйте по моему заказу! Скидывай пальтухи, говорю, и струмент вытаскивай. А ну, принимай по одйому! — крикнул он своим босякам и, хватая музыкантов, начал швырять их в другой конец зала.
Дема Рыкунов подал сигнал ребятам, желая прекратить безобразие, но Тулупин остановил его:
— Погоди, пусть девчата уйдут, — сказал он. — С Ванькой Быком надо раз и навсегда кончить.
Выпустив оставшихся гостей через черный ход, путиловцы сошлись наверху и стали обдумывать, как обезвредить громил.
— Я бы их разделил, — предложил Кокорев. — За углом стоят оседланные лошади. Если кто-нибудь крикнет, что коней угоняют, громилы повыскакивают на улицу. Их там по одному схватить можно.
— Верно, молодец, — похвалил комендант. — Иди расставь ребят на улице, а мы здесь навалимся. Надо сделать так, чтобы они оружие не успели вытащить.
Вася Кокорев, отобрав нужных ему ребят, вывел их черным ходом на улицу и спросил:
— Кто умеет верхом ездить?
— Я… Я, — отозвалось несколько голосов.
— Мне двух хватит. Вот ты... и ты, — указал он на самых ловких парней. — Отвяжите коней и во весь опор гоните мимо клуба. — Ты, — ткнул он пальцем в низкорослого паренька, — вбежишь в клуб и крикнешь: «Коней угоняют, скорей на улицу!» Когда они побегут, — ножку подставляй, пусть кубарем вылетают. А вы, — обратился Кокорев к остальным, — глушите чем попало и руки скручивайте..
Из клуба на улицу стали доноситься нестройные звуки оркестра и грохот тяжелых сапог. Пьяная ватага принудила музыкантов играть «барыню».
Ваньке Быку приглянулась молодая буфетчица. Отплясывая перед буфетной стойкой, он после каждого коленца топал ногой и делал пригласительный жест: «Выходи-де в круг, красавица!» Буфетчица, не зная, как ей быть, испуганно поглядывала на путиловцев. А те, прихлопывая в ладоши, постепенно охватывали танцующих тесным полукругом.
Неожиданно с улицы вбежал парнишка. Оставив дверь открытой, он пронзительным голосом выкрикнул:
— Коней угоняют!
Оркестр, словно поперхнувшись, умолк. С улицы донесся цокот копыт.
— Лови… Стреляй по ним! — завопил Ванька Бык.
Путиловцы расступились, пропустили трех громил на улицу и, вновь сомкнув полукруг, навалились на Ваньку Быка, на его сообщников и принялись вязать их.
Рано утром молодые путиловцы привели Ваньку Быка на свой завод и поставили к забору на «дворянскую панель». Эта панель так называлась потому, что по ней прежде ходили только заводское начальство и служащие конторы.
Рабочие разглядывали громилу и говорили:
— Попался, наконец... давно по тебе веревка плакала!
У «дворянской панели» скопилась немалая толпа пострадавших от банды Ваньки Быка.
— Порезал, бандюга, моего брата, — злобно говорил котельщик. — И соседа до полусмерти избил...
— Милые мои, это он… он, проклятый, Танюшку искалечил! — плача, выговаривала солдатка. — Не отпускайте, казните самой лютой смертью…
— Да, таким свобода во вред, — говорили многие. — Проходу от них не стало. Для острастки одного или двух повесить бы следовало!
Когда появились во дворе члены Нарвского Исполкома, все расступились перед ними, а Ванька Бык, хмуро выслушивавший проклятия, вдруг вскинул голову и нагло спросил;
— В чем дело, товарищи? По какому такому праву меня на всенародный облай выставили?
— А по такому... что ты бандит и супостат жизни человеческой, — сказал старый литейщик.
— А не будь меня, так генерал Дубницкий до сих пор бы на вашей шее сидел. А кто городовых бил? Кто революцию делал?!
— Ты себя к героям революции не причисляй. Тебе бы только погромить... рад любому случаю. Как накипь дурная, покрутился около революции и отошел шлаком. Такие, как ты, — хуже буржуя! Свободу опоганиваете.
— Эва! Значит, меня долой!? — ища поддержки, обиженно заговорил Ванька Бык. — Значит, я не я? Откинутый вроде? И свободы мне нет?
— Нет тебе ни свободы, ни прощения, — отозвался кто-то из толпы.
— Довольно на него время тратить, пора на работу, — сказал представитель Исполкома. — Поднимите руки… Кто за то, чтоб долой его с горизонта жизни?
Поднялось много рук.
— Та-ак, ясно, — оглядев толпу, сказал старый литейщик. — Будем требовать смертной казни.
Два рослых путиловца, схватив громилу за связанные руки, потащили к воротам, а он, отбиваясь, завопил:
— Братцы, да что же это?! Пощадите!.. Но сочувствия он ни у кого не вызвал.
Глава пятнадцатая. ВСТРЕЧАЙТЕ ЛЕНИНА
В конце марта из ссылки вернулась тетя Феня. Поздно вечером она пришла к Алешиным усталая и разочарованная.
— Как мы все рвались сюда! — сказала она Кате. — Многие на крышах ехали. Нас в теплушку набилось человек пятьдесят. Думали, что здесь встретят с флагами и музыкой, а нас довезли до тупика на товарной станции и говорят: «А ну, освобождайте вагоны!» Пошли мы по каким-то закоулкам, вышли на Лиговку. Гляжу — очереди длинные у пекарен, люди худые, ободранные детишки у прохожих хлебца просят. Но вот выходим на Невский и... глазам не верим. Свету много, витрины от хрусталя искрятся. Публика расфранченная. Автомобили, лихачи. В ресторанах музыка, офицерье сидит, женщины холеные... Как будто нет голодных и калек. Да была ли революция!?