…Выбравшись на горную тропу, разведчики сделали привал. Когда Лева достал из рюкзака несколько консервных банок, из-за поворота тропы появился настоящий лама с копьем в руке и вопросом: не желают ли путники за умеренную плату прослушать санскритские тексты, положенные на мелодическую основу, а также колдовские молитвы дурдалги? Аккомпанировать себе лама собирался на копье, на которое успел незаметно натянуть две струны. Получив усталое согласие, служитель культа тут же нацепил на лицо маску из конского волоса, превратившись в подобие коричневого волка, разгуливающего на задних лапах и в халате. Лама начал концерт с пожелания доброго пути, а закончил горловым пением, звучавшим особенно сильно благодаря особой горной акустике. В какой-то момент слушателям стало даже страшно, а потом смешно.
В награду певец-горловик получил банку тушенки. То, что она свиная, говорить не стали. Зачем? Все равно разносолов в рюкзаках не было. Чем богаты, как говорится…
Лама давно исчез и ужин подходил к концу, когда разведчики услышали вверху необычные звуки: барабанный бой и чеканную поступь марширующих солдат. Задрав головы, они замерли, пораженные увиденным зрелищем. В небе появилась целая армия. Развевались знамена, ржали кони, солдаты в красных мундирах палили из мушкетов и пушек. Баталия длилась несколько минут. Затем видение исчезло. Ему на смену пришел новый мираж. Несколько десятков израненных шотландских стрелков в старинной военной форме отступали через каменное плато под натиском двухголовых исполинов, закованных в пятнистую зеленую броню. Воины в клетчатых юбках еле брели, спотыкаясь о камни. Призрачное отступление шотландцев сменилось морской баталией, более близкой к современным дням. Небесный экран показал полярные широты. Десантники с трепетом наблюдали, как двухмоторные самолеты и подводные лодки атаковали морской караван. Сейчас картина была словно перевернута. Тонущие суда плыли мачтами вниз и погружались не в море, а в небо. Туда же, вверх, падали сбитые торпедоносцы. Изображение боя внезапно подернулось рябью и пропало. Невидимая рука выключила гигантский телевизор. По небу плыли обычные перистые облака.
– Миражи! – пояснил Шаманов, махнув рукой.– В горах и не такое можно увидеть и услышать.
Следующими из-за скального поворота вывалила пестрая компания японских археологов с необъятными баулами «мечта челнока» и громоздкими фотоаппаратами на треногах. Получив лаконичные ответы «да» и «нет» на все свои вопросы, общительные археологи так и не поняли, зачем военные лезут по отвесной скале, а не идут по горной тропе. Еще они не смогли понять: какая польза армейскому альпинисту с голубым цветочком на каске от того, что он сфотографировался в их компании их же аппаратом – ведь снимки ему все равно не достанутся. Впрочем, японцы остались вполне довольны встречей и поспешили дальше по тропе.
Снизу раздался горловой вой, полный злости и разочарования. Это певец-монах решил перекусить тем, что ему послали благодарные слушатели. Голос печально вопрошал скалы, что делать с консервами из свинины, и ответом ему было только эхо.
Привал нужно было заканчивать. Все это прекрасно понимали и наслаждались последними минутами. Лева решил потренироваться в завязывании узлов.
– Хорошо держит только красивый узел,– глубокомысленно заявил Лева.– В нем сила гармонии переплетается с гармонией силы.
Задов взялся за тонкую крепкую веревку и начал с закрытыми глазами вязать первый прекрасный узел, копируя опытного Шаманова. Очень скоро неугомонный одессит стал похож на гигантский кокон шелкопряда.
Когда Леву распутали, он прислонился к ребристой скале и вяло пробормотал:
– В жизни мало смысла, в смерти – нет совсем.
– Невозможно разорвать замкнутый круг бытия с его неожиданными и коварными тупиками,– изрек Шаманов, сматывая веревку на согнутую в локте руку.
Командир группы насторожился: если соратники ударились в философию, значит, дело скверно. Все умные мысли ведут к поражению и срыву задания. Они обессиливают, останавливают военный механизм и разрушают его изнутри. Спасти от умствований мог только изматывающий монотонный физический труд. Кузнецов с усилием поднялся на ноги и рявкнул:
– Подъем! Латын, показывай куда дальше!
Шаманов перекинул сумку через плечо и невразумительно ткнул пальцем вверх.
– Задов, вперед! Пошел! – скомандовал командир группы.
Разведгруппа двинулась на штурм вершины. Снежный наст поначалу держал не хуже бетонного шоссе, потом начали проваливаться. Сначала по колено, потом запоролись по грудь,– припекающее солнце превращало наст в подобие манной каши. Пришлось вбивать крючья и лезть на отвесную стену.
Старая скала изобиловала трещинами. После каждого удара молотком вниз щедро летели обломки, а над головами зловеще потрескивало. Скалолазы приняли влево.
Задов поначалу вырвался далеко вперед. Кузнецов заметил, что Лева долго копается, слишком часто повисает на веревке. «Еще немного, и придется его тащить на себе. Ударник!» – Кузнецов понимал, что Леву образумить не удастся.
К удивлению Кузнецова, Лева выдержал взятый темп и перевалился за последний карниз. Распластавшись на горизонтальной поверхности, он недолго полежал, переводя дух. Теперь следовало закрепить веревку за надежную опору и сбросить товарищам. Лева поднялся на ноги и накинул самозатягивающуюся петлю шнура на многотонный камень – шпингалет.
На высоте гулял ветер. Холод проникал под пуховку и брюки, воровски ощупывая тело под тельняшкой стылыми руками. Утомленный Лева закрыл глаза и прислушивался к ощущениям, переводя дыхание. Холодные прикосновения ветра стали теплыми и более настойчивыми. Задов открыл глаза и замер. На нижнем уступе карниза стоял незнакомец в шелковом халате ламы и в лисьей маске. Он смотрел на Леву снизу вверх и цепко держал его за ноги руками в перчатках, имитирующих лапы: рыжая шерсть и черные коготки. Одессит осторожно поинтересовался:
– Может, помочь тебе подняться?
– Может, наоборот, помочь тебе спуститься? – У ламы оказался приятный женский голос и железная хватка.
Она одним рывком сдернула Леву на нижний уступ карниза. Громыхнув каской и автоматом об стенку, Лева шмякнулся на каменную полку. Теперь незнакомка смотрела на него сверху вниз. Она оперлась рукой о скалу и, выставив правую ногу вперед, спросила:
–Твое?
На изящном сапожке, расшитом разноцветным бисером, красовался посеребренный капкан Шаманова.
Лева поправил каску, сползшую на глаза, и осторожно поинтересовался:
– Бить будете, тетенька?
– Все будет намного проще и страшнее… – Незнакомка повернула голову, словно принюхиваясь. Неожиданно она вызверилась с новой силой: – Я тебе покажу «тетенька»! Твое, спрашиваю? – Она притопнула ногой со звякнувшим на ней капканом.
– Наше,– попытался улыбнуться Лева.
– Снимай! Понаставили ловушек! Прогуляться ночью спокойно нельзя!
Задов на четвереньках подполз к ноге. Вниз он старался не смотреть. Лева вставил в стальные челюсти ствол автомата и, орудуя им как рычагом, разомкнул зубья. Незнакомка наклонилась и помассировала ногу. На сапоге осталось несколько дырочек. Следов крови не было.
– Разулыбался! Сейчас я тебе зубки-то подправлю!
– Не ожидал здесь встретить стоматолога!
На Задова из прорезей маски внимательно смотрели чудные глаза. Один был ярко-синий, второй – зеленый, в золотистых точечках. Цвет у глаз был разный, а зрачки одинаковые, бездонные. Они манили и растворяли в себе без остатка. Лева схватил руками маску за рыжие остроконечные ушки с черными кончиками и со всей силы потянул на себя. Незнакомка от неожиданности заверещала и с неженской силой освободилась от захвата.
– А-а-а! Больно! Ты что делаешь, дурак?!
В ответ она выпустила из рыжих перчаток-лапок коготки и попыталась схватить Леву за уши. Когти только заскребли по стальному шлему, оставив тоненькие царапины на белой краске.
– Ах ты, пес железноголовый! – Рыженькая замахнулась когтистой пятерней, норовя заехать по обветренному лицу, целя в нос.
У зверей, да и у людей тоже, это одно из самых уязвимых мест на лице.
– Какие глаза! Душу бы за такие отдал! – завороженно прошептал Лева, не отводя глаз от вытянутой рыжей мордочки.
– Значит, не одна я такая дура на белом свете.– Незнакомка пригорюнилась и опустила руку, не ударив. Коготки втянулись в подушечки лап.
– Открой личико, красавица,– попросил Лева.
Лисья мордочка оскалилась в улыбке. Незнакомка промурлыкала в ответ:
– А ты тоже ничего, красавчик! – Пушистый рыжий хвост вынырнул из-за спины незнакомки, пощекотал Леву под подбородком и мягко закрыл его отвисшую челюсть.– Через два дня полнолуние. Приходи сюда, если не передумаешь, шалунишка!
Разноглазка юркнула по узкому каменному карнизу и растворилась среди скальных нагромождений. Лева сбросил вниз бухту шнура. Когда товарищи, пыхтя и отдуваясь, забрались на каменный уступ, он так и сидел с зажатым в руках капканом. Шаманов помахал у Задова перед глазами растопыренной ладонью. Лева протянул ему железную ловушку со словами:
– Вам просили передать, чтобы больше не ставили, где попало!
– По ночам надо спать, а не шляться, где попало! – Латын убрал посеребренную ловушку в сумку.
Кузнецов протянул руку и провел кончиками пальцев по Левиной каске. На перчатке остались тоненькие стружки белой краски. Задов дернулся и гулко треснулся каской о скалу.
– Ухи не трогай! У меня было трудное детство. Да и юность не удалась. Я сразу начинаю нервничать.
Горное эхо с готовностью подхватило Левин вопль: «Нервничать, нервничать!..»
– Задов, Задов, успел и здесь накуролесить? – устало спросил Кузнецов, внимательно разглядывая свежие отметины на каске.
– А я что? Ничего! Мне только скажите: Лева, закрой глаза и сделай это для России,– невпопад бормотал одессит, думая о своем.
– Задов, у тебя несколько извращенное представление о Родине,– отрядный священник снял с острого обломка скалы клок рыжей шерсти и подул на него. Красноватое пятнышко взмыло в воздух и улетело в ту сторону, где скрылась загадочная незнакомка.