Свои отношения с мужчинами-солдатами Юрлова описывает как довольно недружественные. В основном они старались держаться от нее подальше, не считая тех немногих, кто оказывал ей покровительство или, что бывало еще реже, проявлял к ней романтический интерес. Впрочем, они не выказывали к ней и неуважения. Только когда женские признаки у Юрловой стали проявляться отчетливее, к ней начали проявлять определенное сексуальное внимание, но и то редко. Во время полового созревания юной Марине пришлось довольно трудно, поскольку рядом не было женщин, которые помогли бы ей пережить изменения, происходившие с ее телом. В вопросах сексуального просвещения она была чрезвычайно наивна и осознала себя как женщину значительно позже. Когда один офицер попытался с ней заигрывать, она растерялась. «Ведь я была солдатом. Не девушкой», – отмечала она впоследствии [Там же: 140].
Пожалуй, подобный образ мыслей был присущ большинству женщин, ушедших в армию во время Первой мировой войны. Даже если они не скрывали свой пол, то по крайней мере временно, пока служили в мужских подразделениях, переставали идентифицировать себя как женщин. Они воспринимали себя как бесполых существ или даже как мужчин. Женщины-солдаты коротко стриглись, носили военную форму и отказывались от всех внешних атрибутов женственности. По словам некоторых женщин-солдат, их трансформация оказывалась настолько сильной, что даже они сами «забывали» свой настоящий пол. Они использовали мужские псевдонимы и говорили о себе в мужском роде. Маскулинность, присущая войне как таковой, вынуждала этих женщин временно становиться мужчинами, чтобы успешно выполнять боевые обязанности. Кроме того, их участие в боевых действиях выглядело более приемлемым в глазах общественности, если они отодвигали свою женственность на задний план, что позволяло хвалить их героизм, невзирая на нарушение ими гендерных границ.
Относительная легкость, с которой некоторые женщины ассимилировались в мужской сфере, возможно, свидетельствует об особенностях их сексуальной идентичности. Можно предположить, что по крайней мере некоторые из этих женщины были склонны к гомосексуальности. Разумеется, ни один из источников не затрагивает этот вопрос прямо, поэтому любые выводы будут чисто умозрительными. Однако в воспоминаниях некоторых женщин-солдат присутствуют тонкие намеки на этот счет. М. Л. Бочкарева описывает, как посещала публичный дом вместе с сослуживцами, которые и подначили ее к этому: «Будь солдатом, Яшка!» К их удивлению, Бочкарева согласилась, якобы из «любопытства» и желания «лучше понимать душу солдата». В публичном доме Бочкарева разрешила проститутке посидеть у нее на коленях и даже осталась с ней наедине. Впрочем, их встречу прервал офицер, который, вероятно, обходил близлежащие дома в поисках солдат, нарушивших дисциплину и самовольно покинувших казармы [Бочкарева 2001:126–129]. Бочкарева описывает эпизод, когда она открыто «начала заигрывать» с крестьянкой среднего возраста и даже попыталась ее поцеловать, якобы «к всеобщей потехе» сослуживцев-мужчин [Там же: 154–155].
По мере того как война затягивалась, особенно после 1915 года, публикации о женщинах-солдатах стали занимать в печати все менее и менее заметное место – вероятно, их сенсационность уменьшалась с увеличением числа таких женщин. Когда присутствие женщин в русской армии стало привычным явлением, пресса, очевидно, утратила к ним интерес. Также можно предположить, что военные власти ужесточили контроль над мобилизацией после того, как обнаружилось, что в ряды вооруженных сил незаконно проникло столько женщин. Рост потерь и прочие трудности, с которыми столкнулась русская армия в ходе затяжной войны, а также сопутствующее этому ослабление патриотического энтузиазма также повлияли на стремление женщин вступать в армию. Возможно, снижение внимания к женщинам-солдатам со стороны прессы свидетельствует о том, что стремление «слабого пола» уйти на фронт утратило размах и стало несколько ослабевать, однако это не означает, что русские женщины перестали участвовать в боевых действиях. Сообщения об отдельных женщинах-солдатах, хотя и не столь многочисленные, продолжали появляться на протяжении 1916 года вплоть до 1917 года. Февральская революция и ее последствия повлекли за собой подъем патриотического духа и пробудили во многих желание поспособствовать военным усилиям. Женское военное движение и интерес к нему со стороны прессы возродятся летом 1917 года, после создания женских воинских формирований. С этого времени большинство женщин, желавших служить Родине в качестве солдат, вступали именно в эти подразделения. Однако отдельные женщины-солдаты, служившие в мужских подразделениях, продолжали появляться на протяжении всего 1917 года, а также во время более поздних войн, в которых участвовали Россия и Советский Союз[19].
Глава 3Первое в России женское воинское подразделение
К весне 1917 года феномен единичных случаев женщин в армейских подразделениях уступил место (хотя и не до конца) женским воинским формированиям. Они создавались как усилиями местных общественных женских объединений, так и под эгидой российской военной администрации. Весной, летом и осенью 1917 года появилось более пятнадцати подобных подразделений, и в их ряды добровольно вступили более пяти тысяч женщин1. Организация женских воинских частей отчасти связана с деятельностью русских женщин-солдат, служивших в мужских подразделениях. Действительно, к созданию этих подразделений были причастны опытные женщины-солдаты, твердо верившие, что женщины способны принести большую пользу на поле боя. Тем не менее именно особые политические и социальные условия, возникшие после падения имперского правительства, сделали возможным создание полностью женских воинских частей. В частности, возрастающие брожения в армии, [20] сдержать которые действующее правительство оказалось не способно, и новые политические и социальные свободы подготовили плодотворную почву для развития женского военного движения в России в 1917 году.
Сцена подготовлена: Февральская революция
23 февраля 1917 года (8 марта по западному календарю) петроградские женщины вышли на улицы, отмечая Международный женский день. Их шествие вскоре переросло в массовый «голодный бунт», поскольку к ним присоединились рабочие городских фабрик. Царь приказал силой усмирить беспорядки, однако войска, отправленные на их подавление, обратились против своего государя и приняли сторону протестующих. К 28 февраля столица была охвачена полномасштабным восстанием; голодные и уставшие от войны люди выражали свое недовольство политической ситуацией. Царю оставалось только отречься от престола – как за себя, так и за малолетнего сына – в пользу своего брата великого князя Михаила. Великий князь принимать власть отказался. Так завершились триста лет российского самодержавия. Историк Уильям Г. Чемберлин назвал падение династии Романовых «одной из самых стихийных, спонтанных, самопроизвольных революций своего времени» [Chamberlin 1935: 73].
После отречения в России была объявлена социальная демократия. Предполагалось, что свое будущее русский народ должен определять с помощью Учредительного собрания, состоящего из демократически выбранных представителей. Его созыв откладывался до того времени, когда положение в стране стабилизируется, а население в достаточной мере осознает свои права и обязанности свободных граждан. На это требовалось время, однако для промежуточного периода была необходима действующая власть. Таким образом, было сформировано новое, Временное правительство, в состав которого вошли представители левых и центристских партий бывшей Государственной думы. Предполагалось, что это правительство, как следует из названия, создается на ограниченный срок. Все его члены, кроме одного, были выходцами из либерально-буржуазных партий; единственным социалистом был А. Ф. Керенский, занявший тогда пост министра юстиции. Остальные члены радикальных и революционных российских партий с самого начала отказались участвовать, как они считали, в «буржуазном правительстве». Вместо этого они одновременно создали Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, сформированный по образцу аналогичных организаций, которые появлялись во время революции 1905 года[21]. В Исполнительном комитете Петроградского совета первоначально преобладали социалисты-революционеры и меньшевики, а большевики были представлены в небольшом количестве. Поскольку марксистская идеология утверждала, что социалистической революции должен предшествовать период «буржуазной демократии», большинство социалистов (меньшевики и эсеры), состоявших в Петроградском совете, мирились с существованием Временного правительства. Совет соглашался поддерживать Временное правительство до тех пор, пока оно будет следовать социалистической программе. Предполагалось, что эти две структуры будут сосуществовать в системе «двоевластия», при которой они должны сотрудничать и разделять правительственные функции.
Однако «двоевластие», как отмечает историк Шейла Фицпатрик, «оказалось иллюзией, за которой скрывалось что-то, похожее на безвластие» [Фицпатрик 2018: 84]. Хотя ситуация была не идеальная, Временное правительство признало свою зависимость от Совета в плане поддержки со стороны солдат и рабочих и тем самым приняло этот компромисс как часть революции. Временное правительство и Петроградский совет расходились во мнениях по многим ключевым вопросам и независимо осуществляли власть в различных слоях российского общества. Временное правительство руководило министерствами и исполнительными органами, высшим командованием, внешней торговлей и военной промышленностью, а Петроградский совет обладал существенным контролем над гарнизонными войсками, железными дорогами, почтой и телеграфом, заводскими комитетами, профессиональными союзами и жилищными органами [Thompson 1981:33].