К счастью для нас, Бочкарева оставила подробные воспоминания о своем участии в войне и революции, записанные с ее слов журналистом, русским эмигрантом Исааком Дон Ливайном и опубликованные в Нью-Йорке в 1919 году. Несмотря на то что в этой книге некоторые факты преувеличены и даже сфальсифицированы, а другие обойдены молчанием, в ней дается содержательное описание жизни женщины-солдата. Она также содержит чрезвычайно ценные, редко получаемые из первых рук свидетельства русского крестьянина о войне и революциях 1917 года[26].
Урожденная Мария Леонтьевна Фролкова, Бочкарева появилась на свет в 1889 году в бедной крестьянской семье в деревне Никольское Кирилловского уезда Новгородской губернии. Когда ей было шесть лет, семья перебралась в Сибирь, в Томск, рассчитывая получить земельный надел. Ее отец пил и рукоприкладствовал, и, стремясь спастись от его тиранства, Мария в возрасте 15 лет вышла замуж за крестьянина Афанасия Сергеевича Бочкарева. Ее муж также оказался пьяницей, склонным к насилию. Снова спасаясь от грубого обращения со стороны мужчины, она сбежала с местным жуликом Яковом Буком. С Буком она прожила три года, работая в мясной лавке, которую они открыли на доходы от краж, которые совершал Бук, но в мае 1912 года его арестовали и выслали в Якутск [Дроков 1994: 51]. Бочкарева последовала за ним на поселение, и пара, обосновавшись в Якутске, снова открыла мясную лавку. Впрочем, Бук не сумел избавиться от старых привычек и, снова попавшись на перепродаже краденого, в 1913 году был отправлен еще дальше в глубь Сибири, в поселок Амгу.
Мария последовала за Буком и в Амгу, но жизнь там оказалась далека от идиллии, поскольку Бук пристрастился к азартным играм, запил и тоже стал прибегать к рукоприкладству. Молодая женщина впала в уныние и подумывала о самоубийстве, чтобы разом покончить со всеми проблемами. С началом войны жизнь Бочкаревой обрела новый смысл: теперь у нее появилась возможность спастись от тягостного существования. Она решила записаться в армию. «Мое сердце рвалось туда, – вспоминала она, – в кипящий котел войны, чтобы принять крещение в огне и закалиться в лаве. Мной овладел дух самопожертвования. Моя страна звала меня» [Бочкарева 2001: ПО]. Вернувшись в Томск в ноябре 1914 года, она обратилась к командиру 25-го резервного батальона с просьбой принять ее добровольцем. Командир посмеялся над ее неожиданной просьбой и объяснил, что служба женщин в императорской армии не предусмотрена законом. Но Бочкарева упорствовала, и когда командир в шутку предложил ей обратиться к царю за разрешением вступить в армию, женщина упросила, чтобы он помог ей составить телеграмму к Николаю II, поскольку сама она была неграмотной. Она отправила царю ходатайство с приложением личной рекомендации от командира, и, к изумлению всех, включая саму Бочкареву, от царя пришел положительный ответ.
Заручившись царским разрешением, Бочкарева, которой было уже двадцать пять лет, вступила в четвертую роту 25-го Томского резервного батальона и начала проходить военную подготовку наравне с сослуживцами-мужчинами. Поначалу солдат-мужчин приводило в замешательство присутствие среди них женщины. Некоторые принимали ее за проститутку, которую предоставили им для плотских утех. Поэтому первые несколько ночей в казарме она отбивалась от домогательств со стороны некоторых сослуживцев, но когда Бочкарева ответила на приставания мощными ударами, ее оставили в покое. Женщина добилась блестящих успехов в военной подготовке и, показав в этой области большие способности, снискала уважение коллег-мужчин. Со временем, после перенесенных вместе испытаний, у нее установились товарищеские отношения с другими солдатами, и те стали обращаться с ней как с равной. В самом деле, Бочкарева, похоже, без особых трудностей ассимилировалась в мужской среде.
Солдатская служба была для Бочкаревой не первой «экскурсией» в мужской мир. Еще до того, как вступить в армию, она успела сменить несколько профессий, которые традиционно предназначались для мужчин. В Иркутске вместе с мужем Афанасием она работала в бригаде по строительству дорог. За умение и трудолюбие ее даже повысили до помощника бригадира, тогда как Афанасий остался простым рабочим. Несмотря на враждебность и насмешки со стороны подчиненных, молодая женщина отлично исполняла свои обязанности. Находясь на поселении вместе с Буком, Бочкарева освоила ремесло мясника – еще одно преимущественно мужское занятие. Успешное подражание мужским манерам в гражданской жизни, несомненно, упростило ей переход в мужскую военную сферу. Похоже, Бочкарева чувствовала себя более уверенно в мужском мире и с легкостью перенимала мужские привычки. Она курила, выпивала, плевалась, ругалась матом и, как уже упоминалось, даже посетила бордель вместе с однополчанами (исключительно из любопытства, как объясняла она сама). Прозвище, которое она взяла, когда стала солдатом – «Яшка», – представляет собой сокращение от «Якова», имени ее бывшего любовника. К тому времени, когда она приняла командование над 1-м женским «батальоном смерти», Бочкарева регулярно говорила о себе в мужском роде.
Впрочем, ассимиляция не всегда проходила гладко. В скучной мешковатой униформе, с коротко остриженными волосами, Бочкарева без труда могла скрыть свой истинный пол. Однако она не могла все время оставаться полностью одетой. Живя в казарме вместе с мужчинами, ей приходилось одеваться и раздеваться в их присутствии. Более того, ей приходилось посещать баню вместе с ними, поскольку отдельные удобства для женщин в армии не были предусмотрены. Наконец грязь и вши пересилили ее скромность. Первоначально мужчины дразнили ее, но не приставали к ней, получив хорошую острастку от командира. Но вскоре, по воспоминаниям Бочкаревой, и она, и ее товарищи свыклись с ее присутствием в бане. Очевидно, она почти полностью подавила в себе женское начало и убедила окружающих также не воспринимать ее как женщину.
В феврале 1915 года подразделение, в котором служила Бочкарева, отправилось на Западный фронт, войдя в состав 28-го Полоцкого пехотного полка 7-й дивизии 5-го корпуса 2-й армии. Когда Бочкарева оказалась на фронте, распространился слух, что в армии служит женщина, и ее присутствие привлекло к себе внимание. Большинство солдат-мужчин приняли ее благосклонно, но нашлись и такие, которые не могли смириться с тем, что женщина участвует в боевых действиях. Некоторые солдаты-мужчины первоначально проявляли враждебность по отношению к Бочкаревой. Когда конфликт заходил слишком далеко, Бочкарева без колебаний отвечала ударами на насмешки. Возражения против ее присутствия в воинских рядах чаще исходили от офицеров, чем от низших чинов. Это вполне согласуется с общепринятыми представлениями о гендерных ролях и поведении, характерных для России в начале XX века, поскольку офицеры, происходившие в основном из высших слоев общества, считали, что для каждого пола существует отдельная сфера деятельности, и женские обязанности должны ограничиваться домом. Солдаты, напротив, были большей частью крестьянами и рабочими, привыкшими видеть, как женщины занимаются тяжелым и даже опасным трудом.
Несмотря на протесты со стороны некоторых офицеров, молодая женщина, имевшая при себе разрешение от самого императора, отправилась вместе со своим подразделением на фронт, чтобы участвовать в боевых действиях. Бочкарева вскоре проявила себя как храбрый и достойный солдат. Во время своего первого боя она, хотя и не входила в число медицинского персонала, в основном занималась тем, что спасала раненых, брошенных умирать на нейтральной полосе, вытаскивая их с поля битвы под сильным неприятельским обстрелом. За это она получила свою первую боевую награду – Георгиевскую медаль за храбрость. Весной 1915 года она была ранена в бою и эвакуирована в госпиталь в Киеве, где провела два месяца. Во время выздоровления Бочкаревой очень хотелось вернуться на фронт. Когда она наконец воссоединилась со своим подразделением, сослуживцы радостно встретили ее, поскольку теперь воспринимали ее как опытного бойца и относились к ней соответственно. В последующие месяцы она спасла еще больше солдат, брошенных умирать на полях сражений, и за мужественную службу была представлена к Георгиевскому кресту. Но эту награду ей не присвоили – как объясняла она сама, потому что она была женщиной; ее очень огорчил этот отказ[27].
Осенью 1915 года Бочкарева получила золотую Георгиевскую медаль второй степени, была произведена в ефрейторы и назначена командовать отделением, состоявшим из одиннадцати человек. Ее подчиненные без возражений повиновались ей и воспринимали ее как равную себе. В марте 1916 года пуля раздробила ей кость ноги, и ее отправили в госпиталь в Москву, где она провела почти три месяца. В июне Бочкарева вернулась на фронт, в свой полк, переброшенный на Юго-Западный фронт, к Луцку, на Западной Украине. Там она пробыла недолго: осколок снаряда задел ей позвоночник, и она оказалась парализована. От этого ранения ей также удалось оправиться, и через полгода, зимой 1916 года, она вновь вернулась на фронт. В декабре 1916 года Бочкарева была произведена в младшие унтер-офицеры и получила долгожданный Георгиевский крест.
К тому времени обстановка в армии значительно ухудшилась. Бочкарева вспоминала, что настроение у солдат было скверное:
Солдаты потеряли доверие к своим начальникам, и в умах многих людей возобладало мнение, что солдат тысячами просто ведут на убой. Повсюду быстро распространялись самые различные слухи. Солдаты старого призыва погибли, а новобранцы с нетерпением ждали окончания войны [Там же: 178].
Несмотря на незначительные победы, обстановка в ее полку портилась. Солдаты не понимали, для чего продолжается война, и не знали, за что сражаются; по словам Бочкаревой, «русский солдат в феврале 1917 года был духовно подавлен, разочарован и угрюм» [Там же: 189].
Возмущение и недовольство солдатских масс в основном были направлены против правительства, которое, по их мнению, действовало наперекор истинным интересам России. Когда солдаты получили известие о Февральской революции и падении царизма, они чрезвычайно воодушевились и немедленно присягнули новому правительству. Бочкарева вспоминала, что и сама обрадовалась концу «самодержавного гнета», но считала необходимым и дальше сражаться против внешнего врага. Однако другие солдаты думали иначе. Их рвение ослабло, пусть даже старый режим сменили лидеры, настроенные к ним более доброжелательно. Воспринимая свободу и демократию как вседозволенность и отсутствие всякой ответственности, солдаты перестали подчиняться начальству и соблюдать дисциплину. Участились братания, возросла деморализация, увеличилось число дезертиров. В этом разложении Бочкарева винила прежде всего уничтожение старой армейской дисциплины – в частности, из-за Приказа № 1. Ее подразделение, дислоцированное на Западном фронте, вскоре превратилось в дезорганизованную толпу, лишенную мотивации делать что-либо, кроме как устраивать заседания солдатских комитетов, не говоря уже о том, чтобы сражаться.