Они сражались за Родину. Русские женщины-солдаты в Первую мировую войну и революцию — страница 22 из 58

дочь адмирала Н. И. Скрыдлова, бывшего командующего Черноморским флотом, крестница самого царя. С самого начала войны Скрыдлова служила сестрой милосердия в Красном Кресте. После Февральской революции она ушла из Красного Креста и в мае вступила в первый женский «батальон смерти», объяснив отцу, что «женщины должны делать что-то большее, чем бинтовать мужские раны» [Dorr 1917: 56]. Некоторые доброволицы происходили из мелкой буржуазии и рабочего класса; среди них были канцеляристки, стенографистки, портнихи, фабричные работницы, домовые служанки и крестьянки. Крылова утверждает, что разнородный социальных состав создавал в подразделении демократичную обстановку, поскольку «немало девушек и дам из состоятельных и знатных фамилий… очутились в батальоне вместе со своими бывшими кухарками и горничными» [Женский «батальон смерти» 1917в: 360; Солоневич 1955: 54].


Генерал Петр Половцов, командующий Петроградским военным округом, на смотре 1-го Русского женского «батальона смерти» (опубл, в [Thompson 1918])


Большинство вступивших в батальон были русскими по национальности, но среди них встречались польки, эстонки, латышки и еврейки, а также одна японка и одна англичанка. Возраст этих женщин составлял от восемнадцати до тридцати пяти лет, за исключением одной пятнадцатилетней девушки из Варшавы (неясно, как ей удалось обойти возрастные ограничения) и женщины-доктора, которой было за сорок. Среди женщин старшего возраста некоторые были замужем и имели детей, но большинство в браке не состояли, детей не имели и семейными обязанностями обременены не были [Dorr 1917: 56–57; Beatty 1919: 100–101][31]. Некоторые уже участвовали в войне в качестве медицинского и иного вспомогательного персонала; в их числе были одна женщина-врач и более тридцати сестер милосердия. По крайней мере десять женщин были опытными воинами, всю войну до этого прослужившими в мужских подразделениях [Dorr 1917: 56]. Около тридцати имели боевые награды за храбрость, а по крайней мере восемь были награждены Георгиевским крестом.

Женщины записывались в первый женский «батальон смерти» по различным причинам. Основными мотивами стали, несомненно, патриотизм и желание помочь Родине в трудное время. Этим женщинам была близка идея, что Россия должна продолжать войну до победного конца [Новое время 1917 8 июня: 5; Beatty 1919: 101–102]. Патриотическим чувствам часто сопутствовал разжигаемый военной пропагандой страх перед немецким владычеством. После падения самодержавия в феврале у русских женщин не было желания променять с трудом завоеванную свободу на «тевтонское иго». Многие потеряли на войне любимых и хотели отомстить за них и увериться, что их смерть была не напрасной и поспособствовала победе России. Женщины понимали, что для достижения этой цели армия нуждается в помощи. Многие считали, что войска страдают от «малодушия» и присутствие женщин на фронте поднимет боевой дух и вернет войскам готовность сражаться. Бочкарева постоянно напоминала женщинам-новобранцам, что миссия женского батальона состоит в том, чтобы подать пример солдатам-мужчинам. По ее словам, когда мужчины колебались, обязанностью женщины было взять оружие и сражаться вместо них. Некоторых женщин-добровольцев возмущало, что мужчины отказываются сражаться и уклоняются от своих обязанностей перед Отечеством. Считая таких солдат предателями, женщины стремились пристыдить их и вновь принудить к исполнению воинского долга [Dorr 1917:58].

Несмотря на многочисленные высказывания о готовности женщин пожертвовать собой ради Отечества, кажется, очень редко говорилось (по крайней мере, свидетельств об этом не сохранилось), что, приняв на себя роль солдат, женщинам придется не только пожертвовать своей жизнью, но и убивать. Столь скудное внимание, которое уделялось столь немаловажному аспекту военной службы, может объясняться тем, что он резко противоречил общепринятым гендерным ролям. Лишние упоминания о том, что женщинам придется отнимать жизни у других, могли повредить всему делу в глазах широкой общественности. Конечно, женщины сознавали, что им, вероятнее всего, предстоит наносить урон неприятелю, но это не было их главной целью. Возможно, этой темы избегали сознательно, делая упор на влияние, которое женщины окажут на солдат-мужчин.

Хотя саму Бочкареву нельзя даже с натяжкой назвать феминисткой, в батальон вступали и прогрессивные женщины. Некоторые из них воспринимали это подразделение как уникальную возможность проявить самопожертвование и тем самым доказать, что они достойны расширения прав и обязанностей в общественной жизни. Для них участие женщин в боевых действиях стало большим достижением в борьбе за равноправие и позволило войти в сферу, прежде недоступную для их пола. Крылова, разделявшая эти взгляды, подытожила их в своих воспоминаниях:

Те из нас, кто обладали известной культурой, начинали все ярче чувствовать, что неожиданный исторический экзамен мы, женщины, УЖЕ начинаем выдерживать и что даже в сфере военной, вековой прерогативе мужского пола, мы можем им, мужчинам, не уступить. Если и не в физической силе, то в организованности и в силе духа. Это ощущение окрыляло нас. Да и в самом деле – я обращаюсь теперь к мужской объективности – разве не вы ставили нас, женщин, веками в подневольное положение? Разве не запрещали нам учиться, идти вперед, разве не делали нас ТОЛЬКО предметом роскоши, матерями, хозяйками, подневольными рабынями?.. Как можно было прогрессировать, обогащать свой ум и свою душу, когда «нормально» от девушки требовалось в 18 лет выйти замуж и быть производительницей – каждые полтора года рожать детей? Мудрено ли, что в таких условиях женщина оставалась позади?

Но революция уже произошла – женщина завоевала себе права, которых она была лишена в течение тысячелетий, – ПРАВА РАВНОГО ЧЛЕНА ОБЩЕСТВА. Женщина уже никогда не уступит своего права на образование, на свою жизнь, на свое сердце, на возможность рожать, когда ОНА этого хочет, строить жизнь по своим планам, а не по планам мужчины. И скоро мир увидит, кто духовно выше: мужчина с его упрощенным грубым умом и черствой душой или женщина с ее чуткостью, впечатлительностью и гуманностью [Солоневич 1955: 62].

Унтер-офицеры батальона Бочкаревой; ее адъютант Магдалена Скрыдлова в центре (любезно предоставлено Государственным центральным музеем современной истории России, Москва)


Хотя не все военнослужащие батальона разделяли феминистские взгляды Крыловой, они считали себя вполне способными оказывать влияние на армию.

По приказу Керенского формирование женского батальона происходило при содействии Петроградского военного округа, возглавляемого генералом П. А. Половцовым. Штаб округа выделил батальону жилье, униформу, амуницию, оружие и инструкторов. В качестве казарм и тренировочной площадки женщинам предоставили Коломенский женский институт. Двадцать пять военных-инструкторов мужчин, унтер-офицеров Волынского полка были назначены провести для женщин соответствующую боевую подготовку перед отправкой на фронт. Собственной полевой кухни у батальона не имелось, но он пользовался кухней расположенной рядом гвардейской части. Униформа, выданная женщинам-новобранцам, включала особые опознавательные знаки, разработанные для «батальонов смерти»: черно-красные шевроны и эмблемы с черепом и скрещенными костями. Стандартная военная форма не была предназначена для женщин, и им приходилось носить плохо сидевшую одежду[32]. Особое неудобство причиняли сапоги, поскольку у мужчин ноги значительно крупнее, чем у женщин. Брюки также создавали проблемы для женщин с пышными формами [Там же: 49]. После недельной подготовки женщинам выделили 500 винтовок.

Когда новобранцев собрали на новой тренировочной площадке, Бочкарева разделила их на два батальона примерно по тысяче женщин в каждом. Каждый батальон, в свою очередь, делился на четыре роты, а каждая рота – на четыре взвода. В качестве младшего командного состава Бочкарева отобрала несколько наиболее образованных женщин-добровольцев, в частности, тех, которые происходили из военных семей. Крылова произвела на Бочкареву впечатление своим знанием военных порядков, которому научилась у отца, ветерана Русско-японской войны, и была назначена командовать взводом. Княжна Татуева стала командиром роты. Своим адъютантом Бочкарева назначила Марию Скрыдлову. Способности Скрыдловой оказались очень полезны для неграмотной Бочкаревой, поскольку адъютант говорила на пяти языках и часто служила переводчиком, когда батальон посещали иностранные журналисты и высокопоставленные лица [Там же: 56][33].

Поскольку военные власти рассматривали женский батальон главных образом как пропагандистский инструмент в кампании по поднятию боевого духа армии, они обеспечивали его только самым необходимым. Обеспечив подразделение требуемой амуницией и вооружением, Петроградский военный округ придерживался политики невмешательства в отношении внутреннего управления батальона. В результате, если не считать редких смотров (которые устраивались скорее ради эффектных фотографий, нежели для оценки боевых возможностей подразделения), Бочкаревой было предоставлено командовать новобранцами на собственное усмотрение. Впрочем, для русской армии это не было чем-то необычным.

Бочкарева требовала, чтобы в подразделении была идеальная дисциплина, установила для своих подчиненных жесткий распорядок учений и держала их в спартанских условиях. Новобранцы должны были вставать в пять утра, произносить утреннюю молитву и завтракать хлебом и чаем. До одиннадцати утра они усердно занимались учениями, затем обедали, и продолжали учения до девяти вечера. Спали они на голых досках, положенных на металлические каркасы и застеленные тонкими простынями [Женский «батальон смерти» 1917в: 360]. Их ежедневные тренировки включали в себя физические упражнения, обучение приемам рукопашного боя и, что особенно важно, навыкам обращения с винтовкой. Бочкарева лично следила почти за всем ходом воинской подготовки и тщательно надзирала за поведением женщин. Она намеревалась превратить своих добровольцев в настоящих воинов: «Я из вашего “слабого пола” еще какой крепкий сделаю! Только держись! Забудьте, что вы женщины. Вы теперя солдаты» [Солоневич 1955:51]. С этой целью она пыталась вытравить из них любые проявления женственности, которой, по ее убеждению, было не место на поле битвы. Так, всех женщин коротко подстригли и отобрали у них средства личной гигиены, даже зубные щетки. Малейший намек на женственность воспринимался как легкомысленность и служил основанием для удаления из батальона. Она старалась выбить из них «домашнюю дурь» [Там же: 57]. Особенно Бочкарева не любила кокетство и слабейшую улыбку в сторону мужчины-инструктора воспринимала как попытку заигрывания. Командир лично подавала пример «мужского поведения» – курила, плевалась и ругалась матом – чтобы тем самым облегчить процесс превращения своих подчиненных в «настоящих» солдат.