Группа женщин-солдат 1-го Петроградского женского батальона и мужчины-офицеры (любезно предоставлено Государственным центральным музеем современной истории России, Москва)
Политические взгляды женщин-добровольцев были столь же различными. В их рядах были ярые монархистки, негодовавшие, что им придется присягать Временному правительству. Они считали, что оно предало «царя-батюшку» (как в дореволюционной России часто называли монарха). Одна из доброволиц после выступления старой революционерки Е. К. Брешко-Брешковской сказала: «Эх, бабушка, бабушка! Милая, славная ты старушка, жаль мне тебя! Но с какой бы радостью я всех твоих товарищей перевешала на первой осине за то, что они даровали “великую, бескровную”» [Бочарникова 2001: 180]. Несмотря на недоверие к новому правительству, они принесли присягу и сохранили готовность выполнять любые приказы. Присяга оказала существенный психологический эффект на превращение женщин в «настоящих солдат». Все они разделяли мнение, что их задача – защищать Родину от внешнего врага вне зависимости от внутриполитической ситуации. В сущности, их взгляды вполне подходили для идеальной современной армии – чуждой политике, но готовой подчиняться приказам тех, кто находится у власти.
В соответствии с Приказом № 1, в женском батальоне, как и во всех регулярных воинских частях, существовал солдатский комитет. Бочарникова была избрана в него в качестве представительницы своей роты. Одной из первой инициатив комитета, свидетельствующей о его социальной миссии, стала кампания по повышению грамотности в батальоне. Неграмотных женщин-военнослужащих начали учить чтению и письму, но эти усилия не увенчались особым успехом. Для многих женщин из рабочего класса и крестьянок оказалось очень трудно овладеть этими навыками. Другие злоупотребляли своими новоприобретенными способностями – например, одна женщина, научившись писать свою фамилию, исписала ею все стены своей казармы. Это повлекло резкие упреки и угрозы со стороны сослуживиц, которые предупредили, что если она немедленно не прекратит, то ее ждет порка. Ротный комитет также вознамерился искоренить среди женщин сквернословие. По воспоминаниям Бочарниковой, эти усилия оказались более успешными. В самой роте устранить сквернословие удалось, но в обозе, где служили в основном женщины из низшего класса, многие продолжали ругаться, подобно «довоенным боцманам» [Там же: 193], несмотря на постановления комитета и возмущение офицеров.
Петроградский женский батальон в лагере Левашово (любезно предоставлено Государственным центральным музеем современной истории России, Москва)
В отличие от Крыловой, описавшей свою жизнь в батальоне Бочкаревой, Бочарникова не упоминает о том, чтобы она сама или кто-то из ее сослуживиц придерживались феминистских взглядов. Однако очевидно, что женщины-солдаты этого подразделения вполне осознавали влияние своих действий на взаимоотношения полов. Когда солдаты-мужчины советовали им возвращаться по домам и выполнять женские обязанности, женщины-добровольцы возразили, что это сами мужчины не исполняют свой долг защитников Родины. Бочарникова сообщает, как женщины ее взвода написали ответ одному солдату, который возмущался их действиями: «А вам разрешите дать совет: нарядитесь в наши сарафаны, повяжите головы повойниками, варите борщ, подмывайте Ванюток, подвязывайте хвосты буренкам и, луща семечками, чешите языками» [Там же: 190]. В другом случае, обыгрывая собственную гендерную трансгрессию, после принятия присяги женщины-солдаты запели традиционную маршевую песню, в которой поменяли местами мужские и женские роли. «Солдатушки, браво ребятушки! А где ваши мужья?» – запела командир взвода. Доброволицы грянули в ответ: «Наши мужья — заряжены ружья. Вот где наши мужья\» В изначальном варианте песни у солдат спрашивали: «Где же ваши жены?», и они отвечали: «Наши жены – пушки заряжены» [Там же: 195]. Кроме того, важную роль в жизни батальона, несомненно, сыграло влияние Петроградского женского военного союза с его явно феминистской повесткой.
Отношения между мужским и женским составом батальона были в основном хорошими, и капитан Шагал настаивал, чтобы в обращении с женщинами офицеры придерживались самых высоких стандартов. По его утверждению, офицеры были настолько обеспокоены этим вопросом, что немедленно учредили «суд чести» для рассмотрения возможных случаев неправомерных действий со стороны мужчин-офицеров [Шагал 1969: 8]. Однако Бочарникова сообщает о нескольких случаях сексуальных домогательств. Одного офицера застали, когда он занимался любовью с женщиной-солдатом в своей палатке, после чего оба нарушителя были вынуждены покинуть батальон. Другой мужчина-офицер, один из ротных командиров, был уличен в чрезмерном внимании к одной доброволице, и его также отстранили от должности. По сообщению Бочарниковой, во время обучения по лагерю прошел слух, что одна из женщин-солдат в другой роте беременна. Для выяснения правды всю роту подвергли медицинскому освидетельствованию. Обнаружилось, что беременны семь женщин, и причиной этого, вероятно, стали сексуальные отношения с мужчинами-инструкторами (поскольку перед приемом в батальон все женщины прошли медицинский осмотр). Мужчины и женщины, непосредственно причастные к «скандалу», были изгнаны из батальона за неподобающее поведение. Подобное поведение, недопустимое как для женщин, так и для солдат, вызвало у Бочарниковой ужас и отвращение. Несмотря на переосмысление гендерных ролей, ее отношение к сексу осталось довольно консервативным и вписывалось в традиционные социальные нормы. Возможно, еще важнее то, что она считала подобные действия порочащими честь и моральный облик женского батальона [Бочарникова 2001: 185].
Батальон проходил обучение летом и осенью 1917 года. В начале октября боевая подготовка стала более интенсивной, поскольку планировалось в конце месяца отправить женский батальон на фронт. 17 октября генерал-квартирмейстер Петроградского военного округа доложил начальнику Отдела по устройству и службе войск ГУГШ, что формирование и обучение батальона завершены и что он готов к отправке в действующую армию [РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 10: 1]. После получения этих сведений Ставка приказала 24 октября направить 1-й Петроградский женский батальон на Румынский фронт [РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 349: 50]. Однако батальон так и не достиг пункта назначения, поскольку 24-го числа в столице произошли политические события, которые вовлекли женщин-солдат в борьбу за власть в России[49].
2-й Московский женский «батальон смерти»
2-й Московский женский «батальон смерти» был создан в начале июня 1917 года по частной инициативе, усилиями гражданки Р. П. Случ. Вместе с другими женщинами она служила на фронте в медицинском подразделении и была свидетельницей храбрости и мужества, проявленных женщинами – как сестрами милосердия, так и солдатами. В итоге она беззаветно уверовала в силу и способности женщин. Случ была убеждена, что присутствие женщин на фронте вдохновляюще подействует на солдат-мужчин, и поэтому женский батальон пробудит «боевой дух» в солдатах-мужчинах, которые отказывались сражаться, и заставит их действовать. Усилия Случ по созданию женского воинского подразделения получили поддержку со стороны московской женской военной организации – Всероссийского женского союза помощи Родине «Женщины за Отечество». Союзом руководили М. А. Рычкова, В. А. Попова и Н. А. Зубова [Женские военные организации 1917:6]. Эта организация активно участвовала в военной деятельности и объединяла усилия женщин в самых разных областях. Помимо отдела, занимавшегося созданием женских военных формирований в российских вооруженных силах, в ее состав входили подразделение, осуществлявшее поддержку семей добровольцев и солдат, медицинское управление, в котором из женщин-врачей, санитарок, медицинских сестер и другого персонала создавались санитарные и вспомогательные бригады, отдел связи, организация, оказывавшая помощь раненым, увечным и военнопленным, а также сектор агитации и пропаганды, боровшийся с дезертирством на фронте и развалом в тылу [Союз «Женщины за Отечество» 1917; Время 1917 28 июня: 2]. Союз учредил Организационный комитет, призванный способствовать формированию женской воинской части в Москве.
Добровольцы Московского женского «батальона смерти» во время офицерской подготовки (любезно предоставлено Государственным центральным музеем современной истории России, Москва)
В начале июня Организационный комитет Всероссийского женского союза помощи Родине «Женщины за Отечество» начал производить запись женщин в батальон, первоначально прямо в квартире Случ на Тверской улице [Женский «батальон смерти» 1917:4]. Член комитета Некрасова предоставила для регистрации женщин-добровольцев свою квартиру на Троицкой улице; также для этой цели использовалась гостиница «Дрезден» на Скобелевской площади [Русское слово 1917 17 июня: 4]. Когда было получено официальное разрешение от Военного министерства на формирование батальона, генерал С. Н. Каменский, начальник Отдела по устройству и службе войск ГУГШ, приказал генералу А. И. Верховскому, начальнику штаба Московского военного округа, приступить к формированию женского пехотного батальона [РГВИА. Ф. 3474. Оп. 2. Д. 10:2]. Приблизительно 300 женщин, которые уже записались в батальон при посредстве женского союза, были приняты в официальное подразделение. Заботы об обеспечении батальона необходимыми помещениями, обмундированием, снаряжением и оружием взял на себя штаб военного округа при содействии московского генерал-квартирмейстера и Московского губернского комитета. 27 июня женский батальон разместился в казармах 56-го пехотного полка, там же продолжилась и запись в подразделение [Время 1917 26 июня: 2; РГВИА. Ф. 3474. Оп. 2. Д. 5: 5–6]. Как и в случае с другими женскими подразделениями, в батальон принимались женщины в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Желающие вступить в него должны были пройти полное медицинское освидетельствование. Тем, кого признавали негодными к боевой службе, предлагалось поступить во вспомогательную медицинскую команду или другие нестроевые подразделения. От женщин в возрасте до двадцати лет требовалось предъявить согласие родителей [РГВИА. Ф. 3474. Оп. 2. Д. 12: 7].