собность.
Рядовые солдаты, контактировавшие с отдельными женщинами – участницами боевых действий, реагировали по-разному. Они проявляли любопытство, испытывали замешательство, стыд и возбуждение. Их первоначальной реакцией часто было удивление, смешанное с приятным недоумением. Некоторые, очевидно, не могли противостоять искушению из-за столь близкого присутствия представительниц противоположного пола. В результате некоторые женщины, служившие в мужских подразделениях (например, Бочкарева), сообщали, что подвергались сексуальным домогательствам. Впрочем, неизвестно, двигал ли этими мужчинами подлинный сексуальный интерес, или они действовали в соответствии с некими ожидаемыми редакциями на присутствие женщин. Агрессивное сексуальное поведение могло быть попыткой продемонстрировать власть и превосходство над женщинами, бросившими вызов прерогативе мужчин в военной сфере. Это имело особое значение, если учесть, что внешность большинства женщин-солдат была совершенно не женственной: они брили головы, носили мужскую одежду. Возможно, посредством сексуального насилия мужчины «наказывали» женщин, которые пытались подражать как мужскому облику, так и мужскому поведению, тем самым нарушая гендерный контракт.
Других женщин-солдат сослуживцы-мужчины принимали доброжелательно с их первого появления в воинских частях. Некоторые женщины, особенно совсем молодые, оказывались под покровительством солдат-мужчин, которые проявляли к ним отеческую заботу и внимание. Маргарита Коковцова, в начале войны вступившая в казачий полк, вспоминала, что мужчины ее подразделения обходились с ней крайне деликатно. «Они удивительно предупредительны, до трогательности вежливы и относились ко мне прямо как к своему ребенку» [Розанов 1915: 14]. Некоторые – например, пятнадцатилетняя Зоя Смирнова и ее подруги, при попытке вступить в действующую армию получили поддержку со стороны солдат-мужчин. Иногда мужчины видели в женщинах-солдатах своеобразные талисманы своих подразделений, как в случае с Мариной Юрловой. Зачастую, обнаружив в своей среде переодетую женщину, солдаты-мужчины испытывали удивление, но их реакция не обязательно была негативной. Екатерина Алексеева, которая вступила в армию, переодевшись мужчиной, вспоминала: «Когда узнали, что я девушка, целовали меня, радовались мне, все расспрашивают, все расспрашивают, как я, что было со мной. Такие милые!.. Никто меня ничем не обидел» [Женское дело 1915 № 2:19–20] (Алексеева имела в виду поцелуй, лишенный сексуального подтекста, выражающий дружескую или родственную привязанность.)
В конце концов с большинством женщин, сражавшихся в составе мужских подразделений, свыклись, а многие из них даже снискали уважение и восхищение сослуживцев. Эти женщины стойко переносили тяготы военной жизни и выполняли все, что требовалось от солдат. В результате солдаты-мужчины стали воспринимать их как в некотором смысле равных себе. Многим из женщин-солдат давали мужские прозвища – в знак того, что они влились в солдатскую среду. Это не означает, что рядовые русские солдаты, вместе с которыми служили одна-две женщины, положительно относились к внедрению в армии принципа гендерного равенства. Этих женщин-солдат по-прежнему рассматривали как исключение; историки Энн Гриз и Ричард Стайтс отмечают:
Если мужчины воспринимали их как боевых товарищей, это обусловлено не эгалитарной идеологией, а скорее крестьянским этосом (подавляющее большинство солдат были крестьянами), в соответствии с которым женщинам всегда полагалось заниматься тяжелым физическим трудом [Griese, Stites 1982: 65].
Кроме того, именно мужчины, имевшие опыт непосредственного общения с женщинами-солдатами, как правило, выше всего оценивали их способности.
Более сильную реакцию среди мужчин-военнослужащих вызвало создание в 1917 году женских воинских формирований. Хотя отдельные женщины по-прежнему служили в мужских подразделениях, с конца мая большинство женщин, вступавших в русскую армию, присоединялись к женским подразделениям. Появление многочисленных групп женщин, вооруженных и прошедших военную подготовку, стало более значительным вторжением в сугубо мужскую сферу военной жизни. Кроме того, восприятие женских воинских частей во многом определялось политикой, поскольку они создавались в рамках мероприятий по укреплению армии, для продолжения войны, и поэтому пользовались поддержкой Временного правительства. Таким образом, реакция мужчин-военнослужащих на женщин – участниц боевых действий, была в меньшей степени обусловлена восприятием гендерных ролей или даже классовым сочувствием, и в большей – отношением к войне. Для понимания отклика мужчин-военнослужащих на женские воинские формирования важно учитывать, что эти женщины вступали в армию добровольно, а состоявшие из них подразделения организовывались под эгидой провоенно настроенного правительства.
Некоторых военных беспокоили сексуальные контакты между солдатами мужского и женского пола. На заседании солдатских делегатов, посвященном вопросу создания женских воинских частей, один из присутствующих спросил: «Кто поручится за то, что присутствие женщин-солдат на фронте не приведет к тому, что там появятся маленькие солдатики?» [Бочкарева 2001:212]. Проблемой сексуальных домогательств были особенно обеспокоены мужчины-офицеры 1-го Петроградского женского батальона, уделявшие ей первоочередное внимание на своих офицерских собраниях. Капитан Шагал, командир третьей роты, выразил беспокойство, что офицеры, пришедшие из разных частей, «слишком мало знали друг друга, чтобы ручаться один за другого». Однако, по его утверждению, поддержание приличий внутри батальона целиком зависело от мужчин. По словам капитана, сами женщины вели себя безукоризненно: «Батальон был объединением лучших, честных русских девушек и женщин, которые хотели служить, даже неизмеримо больше – принести себя в жертву Родине» [Шагал 1969: 8].
Шагал отрицает, что в батальоне имели место нарушения благопристойности, однако Бочарникова, как указывалось ранее, сообщает о случаях сексуальных сношений военнослужащих 1-го Петроградского женского батальона с мужчинами-офицерами и инструкторами. И по-видимому, проблема не ограничивалась этим подразделением. В российском обществе ходили слухи о сексуальных злоупотреблениях во 2-м Московском женском «батальоне смерти», и Бочкарева, очевидно, нашла этому подтверждения, когда проводила смотр подразделения в июле [Бочкарева 2001: 286–287]. Она даже признавала, что, несмотря на ее старания, ее собственное подразделение не было застраховано от неподобающих отношений между военнослужащими мужского и женского пола. Бочкарева утверждала, что в разгар сражения под Сморгонью она обнаружила, как одна из ее подчиненных занимается сексом в кустах с солдатом-мужчиной. В гневе Бочкарева якобы пронзила несчастную штыком, а солдат-мужчина спасся бегством. Истинность этого рассказа сомнительна, однако он свидетельствует о повышенной обеспокоенности по поводу неподобающих сексуальных отношений между солдатами мужского и женского пола.
К 1917 году русскую армию разделили существенные разногласия между начальствующим и подчиненным составом. В каком-то смысле взгляды мужчин-военнослужащих, которых они придерживались до создания женских батальонов, поменялись на диаметрально противоположные. Офицеры, пытавшиеся вдохновить солдат на дальнейшую борьбу, оказывали по крайней мере молчаливую поддержку женским воинским частям в надежде, что женщины-солдаты побудят к действию уставших от войны мужчин. Реакция многих офицеров, контактировавших с женщинами-солдатами, была, в сущности, вполне одобрительной. Некоторые офицеры с энтузиазмом поддерживали женские воинские части. Активным участником формирования женских подразделений был капитан Л. Н. Ростов, член Петроградского женского военного союза и делегат Женского военного съезда. Подпоручик Попов, убежденный в способности женщин воздействовать на деморализованную армию, выступил на организационном собрании батальона Бочкаревой: «Гоните их на фронт! Стыдите их! И скажите всем мужчинам, гражданки, что к сердцу своему вы подпустите только тех, кто побывал на самой войне и грудью защищал Отечество» [Женщины идут на фронт 1917:2].
На мужчин-офицеров, ответственных за формирование и обучение женских воинских частей, произвели сильное впечатление боевые качества женщин. Генерал П. А. Половцов, командующий Петроградским военным округом, инспектировал батальон Бочкаревой во время его обучения и высоко оценил мужество и упорство женщин, а также их безупречную строевую подготовку. При этом он раскритиковал солдат, враждебно настроенных к женщинам, обвинив их в «лени и праздности».
Ну, ребята, – насмехался он над солдатами петроградского гарнизона, – я слышал, никто из вас не хочет идти на фронт со своим полком. Вы хотите, чтобы вместо вас я отправил в ваш полк этих девиц? Из них получились отличные солдаты, поэтому нам, мужчинам, стоило бы остаться дома и отправить женщин сражаться вместо нас [Polovtsev 1935: 220–222][57].
Эти замечания генерала только разозлили солдат-мужчин. В окончательной оценке женщин-солдат Половцов высоко отозвался о них: «Все, что они делали, изобличало в них истинный патриотизм и чувство долга, которыми могли похвастаться лишь немногие мужчины» [Там же: 222]. Командующий 10-й армией, генерал А. М. Валуев, проводивший смотр батальона после его прибытия на фронт, поразился их строгой дисциплине и безукоризненной выучке [Бочкарева 2001:256; Dorr 1917:69; Солоневич 1955: 105–106]. Командир 1-го Сибирского армейского корпуса, который также проинспектировал бочкаревских доброволиц на фронте, тоже остался доволен. «Превосходно!» – объявил он по окончании смотра, впечатленный, как хорошо освоили женщины военную подготовку, особенно в столь короткий срок [Бочкарева 2001:262]. Бочкаревские доброволицы произвели положительное впечатление и на тех, кто видел их на поле боя. Все мужчины-офицеры, принимавшие участие в сражении под Сморгонью, удостоили высшей похвалы их действия в бою