– Мы на что-то копим? – спрашивала я.
– Да! – отвечала мама.
– На что? – удивлялась я, ведь в доме было все необходимое.
– На что, на что, пусть копятся! – говорила мама, не находя подходящего ответа.
– Может, мы могли бы иногда покупать что-нибудь вкусное? – предложила я.
– Зачем? Работать на унитаз? Нет уж, увольте! – Она отвечала резко и безапелляционно.
Я вспомнила, как начала встречаться с будущим мужем. Однажды мы заехали в супермаркет по пути домой, я планировала остаться у него, а утром уехать в институт.
– Что тебе купить? Ты голодная? – спросил он.
Я молчала. Меня первый раз в жизни спросили, что мне купить поесть. Еда для мамы – «выбросить деньги на ветер», спрашивать: «Что тебе купить?» – в ее намерения никогда не входило.
– Купи, что ешь сам, – надо было что-то ответить, молчание и так затянулось.
Он начал накладывать в разные пакеты яблоки, груши, апельсины. Затем, не сомневаясь, захватил вареную колбасу и сыр. Я плелась за ним по магазину, не произнося ни слова и не веря, что это все для нас. Дома он попросил разобрать пакеты и помыть фрукты, а сам пообещал накрыть на стол. Я выкладывала груши сорта «конференц», внимательно читала названия продуктов, – многие видела впервые. Распаковала сыр «Маасдам», название которого врезалось в память, и докторскую колбасу. Я никогда не ела такие вкусные бутерброды.
– Слушай, я даже не помню, когда последний раз ела докторскую колбасу, – невольно вырвалось у меня. – Наверное, лет в 8 или 9.
– Да ты шутишь, – он рассмеялся, решив, что я преувеличиваю.
Я не стала его переубеждать. Мои «голодные воспоминания» намертво стерли понятия «усталость», «сложно», «не хочу» и многие другие. Я хваталась за любую возможность, часто забывая о себе, об опасности или здоровье. Я работала и с температурой, и в день рождения. Для меня не существовало понятия «обед» или «полежать». Я всегда впахивала. С работы бежала проводить частные уроки, ходила на дом, приглашала к себе, занималась переводами, хваталась за любые предложения, которые могли принести заработок. Однажды у меня воспалился ноготь на руке, и пульсирующая боль тяжелым молотком вышибала мозг, но я вела урок и улыбалась, потому что урок «перенести нельзя» – упущенная выгода! После решила сходить в поликлинику, где мне в срочном порядке сняли ноготь под местным наркозом, потому что нагноение было большое и ждать никак нельзя. Я вернулась домой в полуобморочном состоянии от боли и упала на диван. Невольно, без моего участия, полились слезы. Зазвонил телефон, я ответила, что полежу часик и приду. Помню, по голосу человек понял: мне плохо, – и приказал остаться дома. Это первый раз, когда я пропустила работу. Но потому, что мне сказали так сделать. Как часто я задавала себе вопрос, уже имея хорошие доходы, успешного мужа и достаток: «Для чего я так надрываюсь? Для каких миллионов?» И тут же отвечала до боли знакомой фразой: «Для чего, для чего… Пусть будут!»
Комментарий психолога
Синдром отсроченного счастья – обычное и распространенное явление. Отказывая себе в самом необходимом, людям свойственно ждать заветного дня, когда они наконец-то смогут порадоваться и станут счастливыми. К сожалению, такое «завтра» не наступает никогда. Огромная тревога не дает расслабиться и хоть немного насладиться моментом. Это кажется непозволительной роскошью, сразу перекрывается возможными и катастрофичными последствиями подобного «расслабления». Подобная «бедность» проявляется не только в финансовом плане, ее основа – эмоциональная скудость в первую очередь. Эмоциональные потребности – как собственные, так и близких – воспринимаются «излишками», недостойными внимания и трат. Данная стратегия, безусловно, ведет к непониманию собственных желаний в будущем: «Я не могу знать, чего хочу, если у меня никогда об этом не спрашивали». Если в детстве не было такого вопроса и ответа на него, то и во взрослой жизни они просто так не появятся. Лишь путем осознания дефицита и понимания, что важно спрашивать себя о собственных желаниях и потребностях, во внутренней речи может родиться долгожданный вопрос: «А что ты сейчас хочешь?»
Конечно, мы не про еду, а про возможность отдохнуть, переключиться или дать себе отдышаться. Но, вспоминая бесконечную «игру собственной значимости и важности», можно понять: свои потребности не могут быть на первом месте. Они заранее обнуляются. Игнорируя внутренние сигналы, мы приходим к накопительной и хронической усталости. А она – важный критерий того, что «ты поработала хорошо», круг замыкается.
Четыре собаки
Явсегда мечтала о собаке. Вот прямо с первого дня, как себя помню. Почему мне так хотелось собаку? В детстве я жаждала друга, который бы непременно любил меня всем сердцем, искренне, без условий, просто так. Живя в деревне, я однажды попросила у деда щенка. Поскольку бабушка часто отказывала («Это плохо!», «А что соседи скажут!», «Не лезь, испачкаешься», «Не ешь, живот заболит»), я попросила и забыла. Каково же было мое удивление, когда на следующий день дед сказал: «Пошли за собакой». Я не поверила своим ушам! Попросила – и мне не отказали! Он быстро шел вдоль улицы, я еле поспевала и все время интересовалась, куда мы. Однако дед молча и уверенно направлялся в сторону соседского дома. Собаку дали взрослую, хоть и мелкой породы. Дед не стал давать мне ее в руки, оправдываясь тем, что может укусить, но я все равно была счастлива даже просто на него смотреть. Бабушка, конечно же, неистово ругалась:
– Зачем вы притащили эту псину? За ней теперь следить, кормить! Да она мне всех цыплят передавит!
Дед был непреклонен. Он посадил пса на цепь у крыльца и ушел. Я осталась на ступеньках, боясь подойти к собаке, хотя и счастливая от мысли, что она есть. Пес оказался своенравный, слушался только деда. Назвали его Хомка, потому что цветом и небольшим размером он походил на хомяка. Мы всегда его брали с собой на речку, но с определенной прелюдией. Уезжать Хомка не хотел. Тогда дед садился за руль и нажимал на газ. Я очень переживала, что мы уедем, а пес так и останется здесь один, без нас, но тот всегда вылетал из кустов в последнюю минуту и бежал за машиной. Тогда дед останавливался, сажал Хомку в багажник и успокаивал меня словами: «Да куда он денется». Прожил он недолго после того, как не стало деда.
Когда меня привезли в город, я начала ходить в школу и опять вспомнила о собаке. В воображении я возвращалась домой с огромным псом на поводке, разговаривала с ним, чувствовала себя под защитой. Большой друг понимал меня с полуслова, слушал и выполнял команды. Я шла уверенно, чувствуя за спиной поддержку и опору. Я без конца говорила о желании завести собаку, но родители всегда отвергали это желание. Каково же было мое счастье, когда городская бабушка сообщила новость:
– Ира, мы решили взять тебе собачку! К случаю, у наших соседей скоро будут щенки, и мы заберем одного для тебя!
Внутри меня взорвался фейерверк! На секунду я перестала дышать, заулыбалась, потом запрыгала, захотелось даже обнять бабушку. Я немного побаивалась такого порыва, ведь она не слишком часто проявляла эмоции. В два прыжка подскочила к ней, схватила за руку и уточнила:
– Правда? У меня будет моя собака?
– Да, – улыбнулась бабушка.
Я радостно запрыгала по комнате, пытаясь переварить свалившееся счастье. Собачку неизвестной породы, что мне было абсолютно не важно, пришлось подождать около месяца. Каждые выходные я приходила к бабушке с немым вопросом в глазах: «Когда? Когда принесут собачку?» И вот однажды приехала на ночевку и меня встретила маленькая черная кнопка, которую звали Дина. Она бегала и тявкала без устали. Я радовалась вместе с ней, так же скакала по квартире, сразу же пытаясь научить ее командам. Мне хотелось забрать Дину домой, но мама была непреклонна:
– Бабушка эту собаку купила, вот пусть у нее и живет! Будешь приходить и играть с ней на выходных!
И я ходила и радовалась, что хотя бы на выходные у меня есть собака. Прививки бабушка решила ей не делать. Поводка тоже не давали.
– Она и так не убежит! – уверял дедушка.
Я волновалась, когда выходила с ней на улицу, но Дина действительно не убегала, и со временем я привыкла. Наступила весна, на улице таяло, Дина подъедала все, что находилось под снегом, несмотря на отменное питание.
– Дина ест все подряд. Из-за того, что у меня нет поводка, я не успеваю ее догнать и забрать. Вдруг она съест какую-либо гадость.
– Да ничего страшного, она же дворняга, у нее иммунитет, не переживай, – отвечал дедушка.
Однако Дина все же наелась какой-то гадости и заболела. Не помню, чтобы мы ее лечили. Бабушка неумолимо считала, что все пройдет, поскольку «у Дины иммунитет дворняги». А я носила ее на руках и молилась. В один солнечный день я решила вынести собаку на улицу подышать и погулять. В какой-то момент Дина подняла уши и взбодрилась. Я поставила ее на землю, в душе радуясь, что она поправляется. Дина, шатаясь, прошла несколько метров, я следовала за ней. И вдруг она побежала. Дина быстро и уверенно отдалялась от меня! Забежав за железный забор садика, Дина остановилась. Я помчалась за ней, но забор было не преодолеть. Я все время кричала: «Дина, стой, вернись, остановись!» Она остановилась тогда, когда поняла, что дальше мне не пройти. Затем повернула маленькую голову в мою сторону, посмотрела на меня самым печальным взглядом и, пошатываясь, пошла дальше. Я продолжала ее звать, начала плакать, побежала домой в надежде уговорить дедушку пойти поискать собаку. Он лишь махнул рукой:
– Да вернется, никуда денется. Погуляет сейчас и прибежит.
Я бродила вокруг забора садика, выкрикивая ее имя, высматривала по сторонам черный комок, но не нашла. Дина так и не вернулась.
Спустя год папа решил завести себе собаку. Он рассказал, что это щенок кавказской овчарки – из семьи его знакомого заводчика. Собака будет выступать на выставках и получать медали. Я ждала пса, мечтая, как буду ходить с ним гулять. Поначалу я наивно верила, что пес будет моим… Правда, меня не спросили, ни какую породу я хочу, ни как хочу назвать. Папа просто сказал, что у его друзей есть отличный пес и скоро он будет жить у нас. Я все равно радовалась и мечтала. Однако собаку принесли в дом и сразу попросили не трогать.