Я глубоко убеждена, что характер ребенка закладывается на стадии беременности. С третьей энергии стало в три или четыре раза больше, я просто порхала. Переделав кучу дел, я не уставала. Преподавание, управление, маркетинговые шаги – к тому моменту я уже открыла школу – все успевала. Вечерами стряпала меренговые рулеты и с легкостью жонглировала домашними заботами. Позвонила мама:
– Немедленно делай аборт, это невыносимо! Ты взрослая женщина, ты что, предохраняться не умеешь? Ты ни себе, ни детям ничего дать не можешь! Муж бросит, что ты с ними делать будешь? Ты безответственная и глупая!
Я повесила трубку. Конечно же, я не сделала аборта, я и подумать о нем не могла после пятилетних мучений с первой беременностью, но пообещала впредь предохраняться. Зимой, когда живот был еще небольшой, я собрала детей и поехала на Столбы – заповедник недалеко от города: красивый лес с тропинками и огромными каменными столбами, природным чудом. Одного ребенка я везла на санках, другого толкала в коляске. Людей почти не было, я шла молча, улыбаясь серебристым снежинкам, с которыми играло солнце. День стоял морозный, но солнечный, от пара изо рта волосы, которые вылезли из-под шапки, покрылись инеем, щеки у всех порозовели. Вдалеке я увидела одинокую фигуру, направляющуюся навстречу. Вскоре я узнала нашего педиатра, с которой началось знакомство и с моим первым ребенком, и с собой. Именно ей я названивала при первом чихе или кашле, при возникновении икоты у младенца, ей сообщала о цвете какашек, очень ее веселя. Елена Николаевна была не просто врачом, она стала проводником:
– Ира, ну что ты так переживаешь? Дети – это пороховая бочка. Расслабься.
– В смысле? Может случиться что угодно? – округлила я глаза.
– Да! И если будешь так нервничать, скоро тронешься умом. Займись собой.
Позже, когда груднички подрастали, я приезжала к ней в офис, жалуясь то на детей, то на мужа.
– У меня нет сил, – почти рыдала я, – как так жить? Я разрываюсь! Еще и у мужа куча просьб, он хочет, чтобы я сидела дома и занималась детьми! А я не хочу! Я хочу быть самостоятельной, иметь свои навыки и умения, я востребованный преподаватель и много кому приношу пользу.
– Ира, расслабься, – говорила она, – не надо ничего бросать. Просто делай. Не обращай внимания на нытье. Если сильно устанешь, напишешь потом книгу, – посмеялась она, и мы попрощались.
И вот сейчас мы шли навстречу друг другу по одинокой зимней тропинке в лучах солнца, улыбаясь.
– Ну, какая еще сумасшедшая может тащить в мороз двоих детей на санках на Столбы? – рассмеялась она. – Я сразу подумала, что это ты, даже не разглядев толком!
– Я опять беременна! – выпалила я после того, как поздоровалась.
– И почему я не удивлена? Спорим, и четвертого родишь?
Мы посмеялись и разошлись в разные стороны. Зима стояла суровая, работы было много. Вдобавок приходилось бегать по УЗИ и врачам с бесконечными баночками мочи в карманах. Я перехаживала. Живот был огромный и тяжелый. Меня положили на стимуляцию. С одной стороны, я радовалась, что наконец-то родится ребенок, а с другой – это были самые тяжелые роды. Это всегда болезненно, но стимуляция превосходила в разы. Я ползала по полу за врачами, умоляя поставить эпидуралку, но никто не соглашался. Врачи и медсестры держались строго, никто ко мне не подходил, на мольбы отмахивались. После очередного болевого удара в шоковом состоянии я вспомнила, что у меня есть знакомая акушерка, которая принимала первые и вторые роды. Я набрала ее номер и попросила помочь. Схватки начали повторяться каждую минуту, я теряла сознание. Тут же прибежали и врач, и медсестра, не помню, кто еще, но людей в палате стало много. Со мной начали совершенно иначе разговаривать. В голосах появилась нежность, пустили мужа. Помню, по ноге потекла горячая струя – это был разрез, и Ева родилась. Волевая, громкая, но нежная, она с первых секунд покоряла сердца всех, кто на нее смотрел. Однако старший сын немного расстроился.
– Что, серьезно? Опять деваха? Мне одной хватает, – в силу маленькой разницы в возрасте он часто ругался с Софией, хотя смирился быстро.
Мама ухмыльнулась, но достала шубу и сказала:
– Надо ребенка положить на шубу, чтоб богатой была!
Так началась моя многодетная жизнь.
В то время я находилась в абсолютном тонусе 24/7. Много работала, вела уроки, управляла, занималась продвижением, делала миллиард дел в секунду, следила за детьми и домом. День проходил примерно так:
• Приготовить завтрак.
• Отправить двух детей в школу.
• Отвести двух детей в садик.
• Провести пару-тройку уроков.
• Позавтракать в кафе (это придавало энергии, а кофе бодрил), выпить кофе таз.
• В обед распределить старших на тренировки: кого-то везу сама, кто-то едет сам.
• Опять несколько уроков.
• Встречи и решение вопросов по бизнесу.
• В перерыве забираю малышей из сада.
• Бегу провести пару уроков.
• Готовлю ужин.
• Проверяю уроки.
• Мою посуду.
• Пытаюсь прибрать бардак в доме.
• Валюсь спать.
В какой-то момент силы меня покинули. Выхода я не видела, и наконец-то моя подруга настояла на психологе. Я начала терапию. Это оказалось непросто. Многолетние комментарии от мамы с папой – «только психи ходят к психологам» или «еще на этих шарлатанов деньги тратить» – были намертво вбиты в голову с самого детства. Однако требовалось что-то менять, делать новые шаги, преодолевать себя, и я приступила, как всегда, с традиционной улыбкой на лице:
– Здравствуйте, у меня все хорошо!
Самвел (очень необычное имя, что создавало дополнительный барьер, но подруга сильно его хвалила) улыбнулся:
– Что пришла тогда?
– Надо что-то менять, – начала я с рационализма и ожидала предложения стратегий.
– А расскажи мне про маму, – как ведро ледяной воды прямо на голову получила я.
Что? При чем здесь мама? Мне нужны стратегии, взгляд со стороны, советы и волшебные пендели. С мамой отношения выровнялись, я максимально ее избегала, ничего не доказывала, в спорных моментах уходила, засовывала собственное мнение куда подальше, могла пореветь, прячась в шкафу, в ожидании, что, как в детстве, она придет, обнимет, пожалеет и будет смеяться над моим поведением. Ничего подобного не происходило. Мы просто отдалились, отношения пронизывал холод. К чему был вопрос Самвела, я тогда не поняла, но доверилась и рассказала.
Каждый его вопрос наводил на все более болезненные воспоминания, иногда слова застревали, я вытирала слезы, все еще улыбаясь и утверждая, будто у меня все прекрасно. Он показал, что я до сих пор борюсь и доказываю.
– Почему ты не найдешь помощников? Столько детей, муж, дом, зачем надрываешься? Хочешь, чтобы тебя полюбили, доказать, что ты хорошая дочь, что тебя можно любить, что ты заслужила?
Его вопросы хлестали сильнее кнута. Сначала я пыталась… снова бороться и отбиваться.
– Ну, мне нравится то, что я делаю. Мне самой доставляет это удовольствие.
– Серьезно? Тебе нравится не высыпаться? Готовить-убирать-мыть без остановки?
– Получается же.
– А никто не говорит, что у тебя не получается, вопрос в том, что и кому ты доказываешь.
Я замолчала. А как дальше? Я привыкла, всегда так делала. Я хочу, чтобы меня любили.
– Ира, – начал Самвел, – ты и так крута! У тебя семья, дети, ты отличный преподаватель, тебя ценят и уважают, у тебя есть школа. Ты молодец! Тебя можно любить хотя бы за то, что ты просто есть! Если человек этого не замечает, ты хоть звезду с неба достань, он не оценит. Брось это. Не надо.
К концу терапии я рыдала. Я не верила своим ушам. Почти незнакомый мужчина меня похвалил, сказал, что меня можно любить просто так, необязательно кому-то что-либо доказывать. Он сказал, что меня можно любить. С этой информацией точно нужно переспать. Открыв ставни окон после долгого сна, я продолжала работать, заниматься обычными делами, вспоминая фразу: «Тебя можно любить просто так» – и улыбалась. Часто.
Комментарий психолога
Перенимать родительские схемы не значит слушать прямые наставления от близких. Достаточно просто находиться рядом. Нам свойственно верить, что как мы будем относиться к ребенку, так и он будет относиться к себе. Это не так. Ребенок усвоит отношения родителей и значимых взрослых к самим себе и возьмет это за основу. «Я бросила работу ради тебя» – даст разрешение на то, что и тебе можно не обращать внимания на собственные потребности и желания. Ты тоже должна больше стараться для других, а не для себя. Такими фразами родители еще и взращивают постоянное чувство вины у ребенка: должен нам, миру, всем.
«Ты – причина моего несчастья». Подобные убеждения рождают привычку постоянно искать причину внешних негативных событий в себе: что бы ни случилось – ты причина несчастий. Именно значимые взрослые закладывают основу, каким будет казаться мир ребенку:
– Они не любят тебя.
– Ты никому не нужна.
– Ты обуза.
Эти убеждения лягут в основу будущего мышления и отношения с внешним миром. Эти схемы не видны, они являются естественными, пока не начнут приносить больше вреда, чем пользы.
Эмоционально незрелые взрослые всегда оправдывают насилие. Они искренне верят в силу «волшебного пендаля»: «все тебе во благо», «человеком станешь». Насилие – это полноценная часть их жизни, по-другому они ее не представляют. Обычно такие взрослые отлично закрывают бытовые и физические потребности ребенка – им это кажется основой хорошего воспитания и причиной для собственной гордости: «Я тебя выкормила/одевала/обувала». Остальные потребности не рассматриваются как необходимые и хотя бы чего-то стоящие. В подобном поведении нет злого умысла, только полное непонимание и незнание важных эмоциональных процессов. Однако именно такой образ жизни осваивается детьми в первую очередь: главное – полностью обеспечить физические потребности и иметь гарантию безопасности. Остальное не так важно. Это становится перманентным состоянием, до эмоций и отношения к себе не доходят руки.