– Что значит «списывают»? – спросила я.
– Ну, продавать ее больше нельзя по разным причинам, надо избавляться, – объяснила бабушка.
– Значит, мы едим колбасу с помойки? – удивилась я.
– До помойки ее не донесли, испорченную часть я обрезала. Что с ней будет-то, с сырокопченой? – рассмеялась она.
Я еще долго боялась пробовать колбасу, но, убедившись, что с окружающими все в порядке, решилась. По вкусу она ничем не отличалась от той, что резали на праздники, хотя осознание, что она могла лежать в помойке, здорово перебивало аппетит. В тот момент я пообещала себе: когда у меня появятся деньги, как у бабушки и дедушки, я буду покупать только лучшие продукты и лучшую колбасу.
Комментарий психолога
Подобное накопительство очень часто является следствием тревожного состояния человека и чаще всего свойственно именно пожилым людям. Оказавшись на пенсии, человек сталкивается с тревогой, и важно каким-то образом с ней справиться. Каждый выбирает приемлемый и привычный для него способ. Постоянный сбор различных предметов, которые не несут в себе никакой ценности, никак не связан с финансовым благополучием – это лишь способ совладания со стрессом и некоторая компенсация внутреннего состояния. Это может быть связано как с трудными отношениями с партнером, завершением профессиональной деятельности, так и со вступлением в новый период жизни. В этот момент человек становится более уязвимым, а значит, нуждающимся в помощи и поддержке.
Почему вы меня не слышите
На десятый день рождения я мечтала о Барби – маленькие мечты маленькой девочки. Когда я увидела объемный пакет с подарком на кресле, волнительное предвкушение волшебной куклы пропало. Я была почти уверена, что там одежда: мама любила одевать меня во что-то супермодное и странное, чтобы соседи видели, насколько мы состоятельны. Мне всегда говорили: «Если спросят (и даже если не спросят), я должна сказать, что вещь на порядок дороже реальной цены». В том пакете лежала фиолетово-черная кофта.
На следующий день рождения мне подарили фен. Я даже не поняла, что это подарок, – мама просто сунула мне пакет и сказала отнести домой. Я уточнила:
– Что это?
– Ах, это? Фен, твой подарок на день рождения! – ответила она.
– Зачем? Мне не нужен фен и никогда не был нужен.
– Ты такая неблагодарная, мы столько делаем для тебя, а ты не ценишь.
С черным пакетом я направилась домой одна, вытирая слезы. Я очень хотела быть благодарной, но не понимала, зачем мне фен.
Комментарий психолога
Навык эмпатии можно очень легко оценить по тому, каким образом вы выбираете подарки. Возможность встать на место другого и выбрать именно то, что нужно другому человеку (а не кажется вам «действительно стоящим»), и есть пример эмпатии. Если же выбор подарка исходит исключительно из ваших убеждений и не берет в расчет интересы и предпочтения того, кому вручается подарок, то и возможность встать на позицию другого пропадает. Тем самым мы обрекаем человека сразу на две трудности: первое – это ненужный для него подарок, второе – это чувство радости, которое сложно «сыграть». Такое поведение очень свойственно эмоционально незрелым родителям. Их больше беспокоит, будут ли они казаться хорошей мамой в глазах посторонних людей, нежели в глазах собственной дочери. Мнение и отношения с ребенком уходят на задний план, а значит, и подарки должны быть не тем, что понравится ему, а тем, что по достоинству оценит ближайшее окружение.
Ценность денег
Яне испытывала недостатка в еде или в одежде, наоборот, меня старались одевать по моде, водили на танцы, я дополнительно изучала английский в элитной частной школе. Ее впервые открыли в нашем городе мамины знакомые: они привезли американцев, которые вели уроки. Стоило это довольно дорого, туда ходили дети из состоятельных семей. Мы занимались два раза в неделю по четыре часа. При этом меня не покидало чувство, что необходимо еще.
Разговоры о деньгах и заработке в доме звучали довольно часто. По выходным мама с папой трудились на барахолке – там в советское время можно было найти что угодно: от носков и кобуры до магнитофонов и машин. Родители продавали джинсовую одежду: «продавали стиль». Раз в месяц отец ездил на поезде в большой город, закупал товар, а по выходным они с мамой отправлялись на барахолку продавать купленное по завышенной цене. Мне хотелось как-то помочь, и я начала проситься с ними. Иногда родители сопротивлялись: зима, холод сковывал руки и ноги, брать ребенка опасно. Но я настаивала, поскольку хотелось порадовать их, показать, что я тоже молодец, дождаться наконец заветной похвалы.
На рынке, пока папа и мама заняты, я собирала бутылки. Центр приема стеклотары находился возле нашего дома, и это была отличная возможность заработать. Я одевалась тепло, брала пару сумок и принималась за работу. Мне было восемь. Никакого смущения, лишь цель – собрать как можно больше, отмыть в ванной и обменять на заветную сумму для родителей. Дороже всего ценились бутылки из-под пива, поэтому я часто поджидала возле шашлычки, пока покупатели, а иногда и продавцы, порадуют себя горячими шашлыками и парочкой бутылок пива. Хозяева, бывало, выгоняли меня, потому что сами забирали стеклотару. Я же не отчаивалась и забирала их сразу у клиентов. Как только бутылка освобождалась, я подбегала и просила ее забрать. Под столиками находила и другие. Затем относила все в машину родителей и продолжала следить за выпивохами снова.
Как-то раз я увидела на земле купюру в 500 рублей – на тот момент это была сумма, которую родители в лучшем случае зарабатывали за оба выходных. Сердце застучало с бешеной скоростью. Я схватила бумажку, сгребла бутылки и со всех ног помчалась к родителям. Пока бежала, я прокручивала в голове сценарии, как они обрадуются, похвалят меня, возможно, мы даже уедем с рынка раньше или купим «Сникерс». Тогда эту шоколадку мы покупали крайне редко, их почти не продавали, и стоили они дорого. Запыхавшись от морозного воздуха и быстрого бега, без слов я всучила деньги папе. Он удивился и спросил откуда. Я ответила, что нашла на снегу. Тогда он засунул ее в карман, сказав, что, возможно, она не настоящая и чтобы я скорее отошла от него. Недоумевая от неожиданной реакции, я поплелась собирать бутылки дальше. С большим рвением я продолжила поиск под прилавками, харчевнями и торговыми рядами. В тот день я насобирала три пакета.
Мы приехали к бабушке с дедушкой на обед, я выставила добычу в ванну и начала отмывать от этикеток, снега и остатков алкоголя внутри. Бутылки заняли все пространство! Зашел дед и начал считать, сколько я насобирала, потом умножил количество на стоимость и сказал, что я заработала 108 рублей. Это большая сумма, примерно дневной заработок родителей на торговле. Незабываемое ощущение гордости волной накрыло меня с головы до ног, мелкая дрожь поднялась от пяток до макушки. Я почувствовала, что мной могут гордиться, меня могут хвалить, я чего-то стою. С мокрыми руками я побежала рассказать про свой успех родителям, а папа лишь ухмыльнулся. Дед помог отнести бутылки в центр приема. Мне выдали чуть меньше ста рублей, но я была счастлива. Первые большие деньги, которые я заработала сама. Мне было восемь лет, и я заработала сто рублей. Деньги я отдала родителям и не думала о том, что могу себе что-то купить, порадовать себя. Я всегда отдавала сбережения, заработки, подарки. Я как бы меняла их на благодарность, похвалу за мой вклад. Точнее, на надежду, что когда-нибудь их дождусь.
Комментарий психолога
Отношения к деньгам и с деньгами также выстраиваются с самого детства. Ребенок усваивает, чем именно являются деньги для окружающих его взрослых: главной целью или второстепенным аспектом, способом манипуляции и шантажа или приятным бонусом за выполненную работу. Но главной ценностью для ребенка в любом случае остается внимание и одобрение взрослых, особенно когда имеется их существенный дефицит. Если родителя больше интересуют деньги (а не состояние ребенка), ребенок это прекрасно понимает, но это не повод для него осуждать родителя. Это повод получить внимание и одобрение, заполучив такой желанный для родителя объект – деньги. На самом деле, какие бы отношения мы ни взяли разбирать: отношение к деньгами, к успеху, достижениям, – везде работает одна схема: «Мне важно доказать собственную ценность и значимость». Этой ценностью служит одобрение родителей. И тогда очень гибкий ребенок[1] ищет возможности, наблюдая за интересами взрослых: «Тебе интересны деньги? Смотри, сколько я могу заработать! Тебе важны успехи в учебе? Вот золотая медаль!» Все ради того, чтобы справиться с этой схемой и получить главное: одобрение родителей и согласие на то, что я достоин любви. К большому сожалению, родители, которые создают подобные отношения, изначально не являются эмоционально и психологически зрелыми людьми, поэтому и получить одобрение от них практически невозможно. Даже в случае позитивного исхода (ребенок действительно делает то, что нужно, очень удобен и выполняет все действия) родитель может воспринимать это как конкуренцию, но не возможность дать ребенку заветное одобрение. Эта схема в дальнейшем играет решающую роль в жизни человека: ценности, потребности уходят на второй план ради социального одобрения и позитивной оценки со стороны, а затем и собственной. Внешний недосягаемый родитель становится внутренним строгим судьей, которому никогда не бывает «достаточно». «Всегда можно сделать лучше!», «Болезнь – не повод пропускать работу» – этот тяжелый набор требований, которые уже звучат автоматически в голове у взрослого человека. Критика и замечания становятся невыносимыми и служат объектом избегания, а значит, создают благодатную почву для перфекционизма, постоянной тревоги и гиперконтроля.
Уже существенно позже приходит понимание, что родители делали это не из-за злого умысла, а из-за невозможности и даже откровенного непонимания важности процесса одобрения и позитивной оценки. Это даже не приходило им в голову. Это казалось абсолютно естественным и правильным процессом: постоянная критика и низкая значимость переживаний ребенка перед своими собственными. Вероятнее всего, это оценивалось как продуктивная и рабочая стратегия: будет сильным человеком, сможет справиться с трудностями, не будет «слабачкой». Эмпатия и возможность встать на позицию другого – это не то, что дано изначально, это набор навыков, которые требуют тренировки и как минимум осознания дефицита этих навыков. Если этого не происходит, то и тренировать это невозможно. Именно это понимание может позволить уже взрослому ребенку перейти от обиды к сожалению, состраданию к себе: «Да, я бы очень хотел, чтобы родители поддерживали или вели себя по-другому, но, к сожалению, они не умели этого делать». Подобные рациональные суждения дают возможность переработать опыт и выйти к новым правилам и поведению: «Даже если родители вели себя таким образом, это не значит, что мне нужно продолжать их «традиции». Я всегда могу выбрать, как вести себя по отношению к себе и другим людям».