Они уходят, я остаюсь. Как оставить в прошлом детские травмы, поверить в себя и исполнить мечты — страница 9 из 28

Мой «первый поцелуй» с Парижем – взгляд на Эйфелеву башню – состоялся из иллюминатора самолета, второй – из окна подземного поезда RER, который привез меня из аэропорта в центр города. Меня окатило волной жара, когда вагон на секунду выбросило на поверхность, и я увидела башню. Поезд снова нырнул под землю, а я влюбилась в Париж навсегда. Это уже потом была Французская опера, изысканный ужин в ресторане, счет за который мне предстояло поделить с компаньоном, Версаль и Елисейские Поля. Еще позже – сложности с мадам, у которой я жила как студент, отчаянное непонимание менталитета, голод, неожиданные сюрпризы… Однако все это потом. А пока – любовь, всеобъемлющая и всепоглощающая, с безусловным принятием всех особенностей романтичной французской жизни.



Месяц учебы в Париже, в школе для иностранцев, стоил немало. Пришлось копить и собирать деньги везде. Школа французского языка, где я училась, отличалась от российской. Находилась она в доме шестнадцатого века, на втором этаже, по соседству с кабинетами врача и юриста. Звонки на огромной двери при входе рассказывали, кого еще я могу встретить в доме. Вела уроки типичная француженка. Она максимально вежливо общалась с нами на французском. Ее прическа всегда выглядела идеально, пастельных цветов жакет сочетался с юбкой или брюками, аксессуары прекрасно дополняли образ. Француженки часами могут выбирать подходящий шарфик или браслет. Разговаривала она медленно, с чувством собственного достоинства, элегантно жестикулируя рукой с тонким запястьем. Она казалась мне эталоном женской красоты.

Другой пример французской элегантности – мадам Армэль, у которой я квартировалась. Школа предоставляла семьи для проживания, гостиницу снимать было дорого. Мадам жила в центре Парижа, на третьем этаже обычного многоэтажного дома. Апартаменты состояли из двух комнат, кухни и ванной. Хозяйке было 68 лет. Ее многочисленные родственники проживали в ближайших городах и районах, но эта квартира принадлежала ей. На полу был зеленый ковролин. Я по привычке хотела снять обувь в коридоре, но мадам с удивлением остановила меня: французы ходят по квартире в обуви. Мне показали довольно узкую комнату: кровать занимала почти всю площадь, шкафа не было; возле крошечного столика у зеркала стоял стул; небольшое окно на пешеходную улицу можно было открывать. В ванной запрещалось лить воду просто так.

– Сначала выдави пасту на щетку, почисти зубы, а потом включай воду. Обязательно протирай тряпочкой поверхность раковины после умывания, я люблю чистоту. И никаких волос! – рассказывала правила Армэль.

В зале стоял зеленый вельветовый диван, изрядно потертый, напротив – старый телевизор, а на выходе – телефон на проводе, по которому запрещалось разговаривать. Довольно жесткие правила, которые перечисляла старушка, меня расстроили. Как же жить здесь целый месяц одной, не разбирая некоторых слов, не понимая менталитета? Я села на кровать и расплакалась. Армэль подскочила с круглыми глазами, переживая, что чем-то меня обидела:

– Не плачь, у меня есть сок, яблочный или апельсиновый, какой хочешь?

Это маленькое проявление заботы растопило мое сердце, я вытерла слезы, улыбнулась и поплелась на кухню. Армэль всегда прекрасно выглядела, следила за прической, эстетично одевалась, не забывая микроброши, платки и сумочки в тон наряда. При этом она прекрасно считала и экономила. Однажды я вернулась из школы, когда в квартире уборщица мыла большой витражный балкон. Армэль ходила вокруг нее, бормоча, чтобы та поторапливалась. Потом отвела меня в сторонку и прошептала:

– Понимаешь, я плачу ей в час 20 евро. Если она моет быстрее, то и успевает гораздо больше. А так, чего еще не хватало, придется звать завтра, чтобы закончила.

Тогда я обратила внимание на эту фразу: «Делай быстрее – больше сэкономишь или заработаешь». Несколько раз она саркастически подмечала, что я ем много джема. Однажды высказала, что звонки моих родственников приводят к частой эксплуатации ее домашнего стационарного телефона и мне необходимо узнать номер телефона кабинки автомата на улице, в определенное время ожидая звонка от мамы. Я снова негодовала: находясь в чужой стране в одиночестве, не имея друзей, я осталась отрезанной от дома, без звонков и интернета, а ей жалко… Это так абсурдно, что я разозлилась и пожаловалась в школе. Армэль со мной не разговаривала весь вечер, но потом все-таки разрешила принимать звонки дома. За исключением мелких бытовых ссор, вечера в ее компании были прекрасны… Она всегда открывала бутылочку вина. Мне не наливала, однако сама остановиться не могла и превращалась в добрую, щедрую болтушку. Все время рассказывала невероятные истории из жизни (правдивые ли?), готовила много и вкусно, а если уезжала на выходные, то вообще разрешала есть все, что в холодильнике. Привычка поесть, как в последний раз, сохранилась у меня с детства.

В школу приходилось добираться на метро, благо у студентов есть «Оранжевая карта» безлимитного проезда и возможность посещать бесплатно практически все музеи города. О чем еще мечтать? Метро в Париже запутанное, в первый раз я по карте зашла и тут же вышла, порадовавшись, что она безлимитная. Чтобы понять, в каком направлении ехать, нужно смотреть конечную остановку, иначе укатишь не туда. Так я тоже делала. Всегда спрашивала время у прохожих по три раза, потому что это непросто: темп речи носителей давал о себе знать. Чтобы сказать 99 по-французски, нужно воспроизвести такую цепочку: «4 умножить на 20, прибавить 10, прибавить 9». Вот так-то!

Направляясь в школу на авеню Виктора Гюго, в весьма фешенебельном районе в центре Парижа, я остановилась, пропуская выезжающую машину из гаража османовского дома. Я обожала разглядывать здания, представляя жизнь богатых людей. Автоматические ворота открылись, из гаража выехал шоколадного цвета «Ягуар», до блеска отполированный и сверкающий в лучах солнца. Машина проехала мимо так близко, что я смогла разглядеть темно-коричневый руль и белый кожаный салон. За рулем сидел француз с зачесанными бриолином волосами, которые так же блестели, сверкая легкой проседью. Голубая рубашка с поднятым воротником и закатанными рукавами три четверти дополняла образ модного месье. С достоверной точностью я могла утверждать, что на педаль жмет нога в мокасинах без носков. Через приоткрытое окно ударил аромат дорогого парфюма. Голова закружилась: мимо проплывала моя мечта о благополучии и богатой жизни. Нет, я не стала фантазировать о владельце «Ягуара», раз мужчина с «Мерседесом» уже стал моим. Однако во второй раз символом благополучия, к которому я так стремилась, являлась машина. Шикарный автомобиль из шикарного османовского дома.



Пока мне денег не хватало, даже при условии бесплатных музеев и проезда. Я не говорю о магазинах, где хочется все! Были дни, когда я просто болталась по городу с урчащим желудком в ожидании ужина с Армэль, не имея возможности купить даже «Сникерс». Помню, я нашла 20 евро на дороге, но, как «хорошая девочка», сразу же отдала их проходящему мимо французу. Он, мягко говоря, удивился, но деньги взял. В тот период приятельница с курса познакомила меня с русскими ребятами, живущими в Париже нелегально. Они ожидали получения документов, скрываясь от полиции, но периодически отмечались на воровстве в магазинах и на камерах метро – за неоплаченный проезд. На мой вопрос «зачем» они отвечали: «А как потом доказать наше пребывание в городе?» Каждый вертелся в силу возможностей и мозгов, а мои собственные представления о путях заработка и достижения цели значительно расширились.

Иногда с друзьями мы позволяли себе отобедать в местных кафе. Стулья и столы стояли на улице прямо на тротуарах, туристам и прохожим приходилось обходить тебя, но никого это не смущало. Однажды я так некомфортно себя чувствовала, сидя посреди дороги и всем мешая, что постоянно дергалась и вертелась с жалостливым взглядом. Тогда мой друг француз сказал:

– Какая тебе разница? Пусть обходят, это их проблемы. Делай, как нужно тебе, не обращай внимания ни на кого.

Французские официанты – блюдо, которое я готова пробовать и смаковать в любое время дня. И здесь я говорю не только про внешность, но и про харизму, очарование, колкие замечания и обходительность. Помнится, за обедом с однокурсником из Швейцарии официант с искренним удивлением заметил: «Ты же вчера был с брюнеткой?», а через секунду громко рассмеялся и триста раз переспросил, не обиделась ли я и понравилась ли мне шутка.

А я просто не успела воткнуть в него вилку. В другой раз я заказала маленький бокал пива, но мне почему-то принесли литровую мужскую кружку. Я уточнила, что заказывала элегантный бокал. Тогда он принес большой бокал и перелил это пиво в бокал со словами: «Ну, уже так», а счет выписали за маленький. Официанты во Франции всегда улыбчивы, доброжелательны, милы при условии, что вы ждете у входа и спрашиваете, какой столик можно занять. Никогда нельзя выбирать столик самостоятельно! Иначе они проявят себя во всей красе – вы ощутите тотальную неприязнь, презрение и длительное обслуживание.

Под конец проживания у мадам денежные запасы совсем иссякли. Меня все так же кормили завтраком, состоящим из хлеба, абрикосового джема и кофе, а вечерами она готовила ужин. В обед покупать еду было не на что, и я заполняла пустой желудок эмоциями: каталась на метро из района в район, рассматривала дома, гуляла в Булонском лесу, ходила по католическим церквям. В готических соборах всегда пахло свечами и умиротворением. То были не туристические соборы, как Нотр-Дам, а кулуарные церкви с небольшим приходом и аскетичным убранством. Людей в них всегда насчитывалось от одного до трех, и я могла просидеть на лавочке довольно долго. В таких местах голод чувствовался меньше.

Однажды, когда я вышла со службы одного из соборов, желудок скрутило до боли. Напротив находился местный супермаркет для жителей района. «Я только посмотреть», – пообещала я себе и вошла. Запахи свежих овощей и зелени заполняли деревянные поддоны при входе, чуть дальше находились хлебные стеллажи. Ах, как они благоухали! Свежеиспеченный ароматный хлеб нарезали прямо на месте. Традиционный французский багет всегда чуть солоноватый, с хрустящей корочкой, не слипается и обильно крошится. А какие круассаны лежали на прилавке! Их коричневый блеск и нежная мякоть так и умоляли купить парочку. Я прошлась мимо витрин, представляя вкусы и запоминая запахи. В какой-то момент я остановилась, взяла в руки коробку с маленькими шоколадками «Киндер-сюрприз» и засунула ее в рюкзак. А потом обернулась – за мной стоял мо