Они шли по коридорам, и там была заметна необычная для этого часа активность. От внимания Фа не укрылось, что сопровождавших его телохранителей было вдвое больше, чем обычно, а потом вспомнил, что так всегда бывает, когда в стране объявляется «чрезвычайное положение».
Чрезвычайное положение, размышлял Фа, мысленно хмурясь. Да и кто, интересно, решил, что у нас оно должно быть, это самое чрезвычайное положение? В придачу к тому, что мы и без того уже имели?
— Формально, — сказал Ган, как бы читая мысли Фа, — приказ исходил от адмирала Пана в Фучжоу. Но, — тут он слегка насмешливо фыркнул, — думаю, мы-то знаем, от кого он исходил в действительности.
— Пан? Да он даже помочиться не посмеет без разрешения Ханя. Я и не собираюсь разговаривать с адмиралом Паном в Фучжоу. А вот с генералом Ханем очень хотел бы поговорить.
— Генерала Ханя сейчас нет в Пекине, товарищ.
— Нет в Пекине?
— Мне доложили, что он отбыл сегодня вечером в Усун.
— Это никуда не годится, Ган. Никуда не годится.
— Мне сказали, что министр обороны счел необходимым лично наблюдать за тем, как разворачивается операция, находясь в командовании военно-морского флота в Шанхае.
— Лично, — проворчал Фа. — Конечно же, если затеваешь войну, то хочется лично насладиться ее зрелищем.
— Ну что ж, хотя бы один плюс в этом есть: нам с ним не придется сейчас быть в одной комнате.
Фа распахнул двери конференц-зала так энергично, что четверо собравшихся там членов Постоянного комитета подпрыгнули на стульях, а еще один пролил кофе. Потом они встали, приветствуя президента.
— Где министр Ло? — спросил Фа.
— Его здесь нет, товарищ президент.
— Я и сам вижу, что его здесь нет. Я спрашиваю: где он?
— В Лхасе, товарищ президент. Отслеживает ситуацию.
Фа подумал: Значит, здесь нет ни министра обороны, ни министра государственной безопасности. А количество приставленных ко мне охранников возросло вдвое. Если бы я читал об этом в романе — в одной из этих вульгарных книжонок, которые называют «триллерами», — то сейчас последовала бы сцена, где президент понимает, что против него зреет заговор.
— Что ж, — сказал Фа, — будем надеяться, что высота Лхасы никак не скажется на его здоровье.
Начальник штаба Армии Народного Освобождения, генерал Мэнь, начал знакомить президента со сводками новостей. Но Фа оборвал его почти сразу:
— Благодарю, но единственный генерал, которого я сейчас желаю услышать, — это генерал Хань. Соедините меня с ним по телефону.
— Простите, товарищ президент, но генерал Хань сейчас занят важной работой — он наблюдает…
— Довольно! Соедините меня с ним. Немедленно.
Генерал Мэнь, почувствовав, что от проворного выполнения этого приказа зависит его будущее, выскочил из комнаты как ошпаренный.
Члены Постоянного комитета стали переглядываться между собой. Прохладная Прозрачность сегодня утром в небывалом ударе.
Фа, наблюдая за ними, думал: Ага, мерзавцы, так кто из вас в это замешан, а? И улыбнулся:
— Доброе утро, товарищи.
— Доброе утро, товарищ президент, — ответили они хором, как студенты.
Возвратился генерал Мэнь.
— Я дозвонился до генерала Ханя, товарищ президент. Хотите переговорить с ним приватно?
— Приватно? Мы же все здесь коммунисты. Разве вы не знаете — мы против этого? Мы будем говорить по громкой связи.
— Говорит генерал Хань, — произнес голос.
— А это говорит президент и генеральный секретарь Фа Мэнъяо. Что происходит?
— Американское шпионское судно мешает проведению важных маневров, в которых участвует три наши атомные подводные лодки.
— А что в этом необычного? Именно этим всегда и занимаются военные корабли — если только они уже не воюют по-настоящему.
— Нет, товарищ президент. Боюсь, что на этот раз они зашли чересчур далеко. Они применили такие подрывные электронные контрмеры, которые повредили наше оборудование. Мы должны ответить на это.
— Ответить? А какие приказы отданы нашим кораблям? Что там говорится? Слово в слово, пожалуйста.
— Сдерживать и изматывать.
— Как вы всегда любите подчеркивать, генерал, я — не военный. Объясните мне точный смысл этих терминов: «сдерживать и изматывать»? «Изматывать»? Что это означает: вы собираетесь стрелять по американцам? Таранить их? Брать на абордаж? Топить?
— Изматывать значит изматывать, товарищ. Наша цель — заставить их прекратить наблюдение за нами. Как вы сами говорите, вот как все происходит — игра в кошки-мышки. Сказать по правде, товарищ, ваше волнение удивляет меня. Но, как вы сами говорите, вы человек не военный.
— Да, я не военный. А потому подскажите мне, пожалуйста, какие слова я должен употребить, чтобы отменить приказ, отданный министром обороны? Потому что именно такой приказ я собираюсь вам дать. Немедленно.
Наступило долгое молчание.
— Итак, генерал?
— Я здесь, товарищ, на своем посту.
— Отставить, генерал! Отменяйте приказ. Мы поняли друг друга?
— Мы прекрасно друг друга поняли.
— В таком случае, желаю вам спокойной ночи.
Генерал Хань, однако, не ответил тем же президенту.
Они сидели на табуретках в президентской ванной комнате со стаканом виски в руке. Из кранов, из душа и в унитазе лилась вода.
— Похоже, Ган, у меня теперь кошмары будут каждую ночь — независимо от того, сплю я или нет.
— Мне показалось, что вы хорошо справились с ситуацией, — ответил Ган.
Ган не был льстецом, и Фа порадовался этому редкому комплименту. А Ган добавил:
— Он вам еще отплатит. Он не простит, что его публично унизили.
— Мне тогда вдруг показалось, Ган, что… под ковром что-то затевается.
Они пили, слушая шум льющейся воды. Эти звуки совсем не походили на спокойное журчанье фонтана в карповом пруду.
— Он хотел устроить второй Хайнань, — заметил Ган.
Первого апреля 2001 года китайский реактивный перехватчик, собиравшийся сдерживать и изматывать американский самолет-разведчик, столкнулся с ним. Китайский летчик погиб. Подбитый американский самолет совершил вынужденную посадку на острове Хайнань. Экипаж арестовали. Последовали измышления, обличения, возражения, объяснения: предсказуемая эволюция риторики и позерства. Однако был нанесен и более серьезный ущерб: в конечном итоге Америка, которую большинство китайцев раньше ценили и уважали, оказалась опорочена. Сколь ни был обширен, разнороден и многолик Китай, он всегда сплачивался перед лицом внешней угрозы. Обстоятельства не имели значения, важно было только одно: китайского летчика убили американские военные. А этого нельзя ни забывать, ни прощать. К тому же для бюро пропаганды было на руку, что этот инцидент произошел в то время, когда события на площади Тяньаньмэнь оставались свежи в памяти.
— Да, — сказал Фа, опорожнив стакан.
Он хотел выпить еще виски, но подумал, что завтра ему понадобятся трезвые мозги. Ган прав: Хань не станет мириться с унижением. Непременно выпадут осадки — маленькие снежные хлопья радиоактивности.
— Какое безрассудство, — сказал Фа. — В две тысячи первом совсем другое время было. Но теперь? В обстановке, когда и так весь мир кричит на нас из-за Лотоса? Американцев лучше не доводить до крайности. Саддам Хусейн усвоил этот урок. И потом, одно дело — воздушный инцидент, когда сталкиваются два самолета. Но гнаться за ними, как пираты, в открытом море? — Он немного помолчал. — Как бы мне хотелось, чтобы сегодня ночью в той комнате сидел адмирал Чжан. Когда он был рядом, я всегда чувствовал уверенность в себе. Но министр Ло позаботился и об этом, правда?
— Я недавно связывался с ним. И собирался вам рассказать, но из-за этой кутерьмы… Он в больнице — в Сан-Диего.
Фа нахмурился.
— А что с ним…
— Нет-нет, с ним все в порядке. Он принял те таблетки, которые вызывают синдром почечной недостаточности.
— Ах да, конечно. Я и забыл.
— Он счел необходимым оставаться пока в Америке. Так ему легче контактировать с «Белугой».
— А операция «Цветущая лоза» — она… цветет?
— Подготовка почти завершена. Остается еще несколько дней. Он настаивал на том, что не станет подавать «Белуге» сигнала к действию, пока не получит от вас четкого приказа.
— Да, в этом он — полная противоположность генералу Ханю, — улыбнулся Фа, грустно глядя на кубики льда в пустом стакане. — Как вам показалось: он уверен в себе?
— Ну, как вы сами говорили, это нечто новое. А новизна, разумеется, не лишена риска.
— Лови врага на приманку. Изобрази беспорядок в своих рядах, а затем сокруши его.
Ган улыбнулся:
— Не знаю уж, что бы сказал Сунь-цзы о нашем сегодняшнем мире с его технологиями.
— Ну, — ответил Фа, — мне кажется, ему как раз все тут показалось бы хорошо знакомым. Ну, а теперь, мой старый друг, нам не мешает немного поспать.
— Хотите таблетку?
— Чего бы мне хотелось, Ган, — так это выпить бутылку виски. И никаких таблеток сегодня ночью. Ночью? Поглядите-ка на часы. Уже почти день. Я чувствую себя стариком, Ган.
Фа уснул. Впервые за несколько недель ему не являлся всегдашний кошмар.
Глава 25Ну так вот, Джангпом
Это были адские выходные. Сейчас — воскресный полдень, а Роджерс Фэнкок с самого утра пятницы спал всего пять часов. Он отклонил предложение Блетчина принести в его кабинет раскладушку. Спать на раскладушке — это как-то недостойно. Именно о подробностях такого рода любят давать утечку безмозглые тупицы из отдела прессы при Белом доме, чтобы показать, насколько «серьезна» ситуация. А это вызывает целый поток статеек, в которых с придыханием сообщается об «атмосфере кризиса, царящей в Белом доме». Такого не случалось со времен Кубинского ракетного кризиса… Нет-нет, такой путь — в корне неправильный.
Так что, отказавшись от раскладушки, он урывками дремал на диване. Дороти присылала ему сэндвичи — с огурцом, перцем, беконом и арахисовым маслом, — а также термосы с прилично сваренным кофе, чистые рубашки, трусы и носки.