Дорога стала не такой крутой, но продолжала уводить серый «фольксваген» все выше и выше. Время от времени Бенфилд краем глаза видел отблеск городских огней внизу, где старая ухабистая дорога с потрескавшимся бетонным покрытием слишком близко подходила к обрыву. За последние недели он много раз проезжал этой дорогой, но все равно приходилось напрягать все внимание — дорога была очень коварной. В первый раз, когда он привез сюда симпатичную рыжеволосую девушку, которой было не больше шестнадцати, он заблудился и ездил кругами, пока Голос не направил его на верную тропу.
И сейчас Голос снова разговаривал с ним, тихо шепча сквозь свист ветра, называя его по имени. Бенфилд улыбнулся, в глазах его показались слезы радости.
— Я иду! — крикнул он. — Иду!
Порыв ветра ударил в бок «фольксвагена», и машина тихо качнулась. Девушка что-то тихо простонала по-испански и замолчала.
В свете фар блеснула новая цепь, протянутая впереди поперек дороги от одного дерева к другому. На ней висела металлическая табличка: «Частное владение — проезд посторонним воспрещен». Бенфилд с громко стучащим сердцем остановил машину на обочине, выключил свет и начал ждать. Голос казался ему прохладным бальзамом на воспаленном пузыре мозга. Теперь он разговаривал с Бенфилдом почти каждую ночь, когда Уолтер лежал на матрасе в своей квартире возле Мак-Артур-парк, находясь в сером пространстве, которое было и не сном, и не бодрствованием. В эти ужасные, полные гнева ночи к нему возвращались воспоминания. Ему снилась мать, поднимающая голову с колен чужого мужчины и сжимающая в ладонях огромный пульсирующий пенис, словно питона. Она открывала рот и пьяно кричала: «Убирайся отсюда!» И тогда Голос успокаивал его, охлаждая лихорадку памяти, словно холодный морской бриз. Но иногда даже Голос был не в силах остановить ослепительно-пестрый кошмар, разворачивавшийся в голове Бенфилда. Чужой мужчина ухмылялся и говорил: «Маленький поганец хочет смотреть, Бев. Иди-ка сюда, Уолти, гляди, что у меня есть!» И Уолтер-ребенок стоял, словно приколоченный к месту, в дверном проеме, ощущая горячую пустоту в голове, глядя, как чужой мужчина все ниже наклоняет голову матери, пока ее смех не становился глухим. Он смотрит до конца. Его желудок и чресла слились в какой-то отвратительный узел. И когда они кончили, его мать — «старушка Бев никогда не говорит «нет» — отхлебнула из бутылки «Четыре розы», стоявшей рядом с диваном, потом обняла чужого мужчину и сказала густым голосом:
— Теперь ты позабавь меня, дорогой.
Она задрала подол белого в крапинку платья выше своих больших бледных бёдер, а белья на ней не было. Мальчик Уолтер не мог оторвать глаз от тайного местечка, которое, казалось, подмигивало ему, как греховный глаз. Руки его прижимались к собственному паху, и секунду спустя чужой мужчина громко захохотал, словно довольный буйвол.
— Гляди-ка, маленький поганец получил толчок! Малютка Уолти обзавелся зарядом. Иди сюда, Уолти, я сказал, иди сюда!
Его мать приподняла голову и улыбнулась, глядя на Уолтера распухшими стеклянными глазами.
— Кто там? Франк? Это Франк?
Франк — это было имя отца Уолтера. Он удрал так давно, что Уолтер помнил лишь, как он жестоко замахивался своим ремнем.
— Франк? — повторила она, улыбаясь. — Ты вернулся домой, малыш? Подойди, поцелуй же меня.
Глаза чужого мужчины блестели, как осколки темного стекла.
— Иди сюда, Уолти. Нет, Франк. Иди сюда, Франк. Бев, дорогуша, это твой старый Франк. Он вернулся домой. — Он тихо засмеялся, зло глядя на мальчика. — Спусти трусы, Франк.
— Дорогой, — прошептала мать, ухмыляясь. — У меня есть одна штучка, и ты так ей нужен, она ждет тебя…
— Ну-ка, поцелуй свою малышку, Франк, — тихо приказал чужой мужчина. — Иисус Христос, это надо ж видеть!
Когда приходили такие сны, даже Голос не мог утихомирить лихорадку. И Бенфилд был так благодарен, когда Голос сказал, что Бенфилду снова разрешено выйти в ночной город, чтобы отыскать и поймать еще одну смеющуюся Бев. Отобрать ее у темнокожих ухмыляющихся незнакомцев и привезти к священной горе.
Бенфилд вздрогнул, когда эти мысли протанцевали в его сознании. Виски у него болели, ему хотелось принять таблетку от головной боли. Иногда в те моменты, когда с ним разговаривал Голос, он чувствовал, что в мозгу его вспенивается какой-то магический котел. Голос переменил его жизнь, придал ей настоящий смысл и цель — служение Мастеру. Повернув голову влево, Бенфилд мог видеть мерцающие огни ночного города. Ему было интересно узнать, кто из живущих там, внизу, тоже был частью варева этого магического котла, варева, которое трансформировало его душу, воспламеняло ее сладким холодным огнем. Конечно, это была магия. Голос говорил правду, он расцветит магией город ночи и убьет всех Бев, утопит их в бурлящем котле. Иначе… как же иначе?
Приближалась автомашина. Бенфилд издалека заметил отблеск фар. Машина спускалась с горы, приближаясь к нему. Он вылез из машины и открыл дверцу для пассажиров. Оглушенная девушка почти вывалилась наружу, но Бенфилд протянул руки и поймал ее, словно охапку дров. Потом он повернулся лицом к приближающейся машине.
Это был длинный черный «линкольн», полированные бока которого блестели, словно зеркало. Он остановился в 10 футах от заградительной цепи, фары его, словно жадные глаза, сконцентрировались на Бенфилде и его жертвоприношении.
Бенфилд улыбнулся сквозь наполнившие глаза слезы.
Водитель покинул лимузин и подошел к Бенфилду, сопровождаемый молодой женщиной, которую он тут же узнал. У нее были длинные светлые волосы, всклокоченные на ветру, и платье на ней было грязным. Бенфилд увидел, что водитель — Слуга Голоса, пожилой мужчина в коричневом костюме и белой рубашке. Его длинные седые волосы развевались на ветру, глаза глубоко погрузились в бледное морщинистое лицо. У него была хромающая походка, и он немного сутулился, словно поддерживая плечами ужасно тяжелую ношу. Дойдя до цепи, он устало сказал Бенфилду:
— Передай ее.
Бенфилд поднял свою жертву выше. Светловолосая девушка улыбнулась и взяла ее, словно мать, баюкающая ребенка.
— Иди домой, — сказал Бенфилду старик. — На сегодня твоя работа исполнена.
Вдруг глаза светловолосой девушки сверкнули. Она не отрываясь смотрела на поцарапанную руку Бенфилда, потом подняла взгляд и посмотрела ему в лицо.
Улыбка Бенфилда исчезла, словно разбившееся в треснутом зеркале отражение. Он моргнул и протянул к девушке руку.
— Нет!!! — сказал старик, отводя руку назад, словно для удара. Девушка подалась назад и поспешила вместе со своей добычей к автомашине.
— Уезжай домой, — сказал старик. Бенфилду. Потом отвернулся и тоже пошел к «линкольну».
Лимузин задним ходом выбрался на более просторное место, круто развернулся и исчез, умчавшись вверх по горной дороге.
Бенфилду страстно хотелось последовать за «линкольном», но Голос тихо шептал, успокаивая его, давая ему понять, что он им нужен и они оберегают его, снова избавляя Бенфилда от головной боли. Некоторое время он стоял неподвижно, вокруг него свистел и завывал ветер, потом он вернулся к машине. Ведя «фольксваген» вниз, к городу, он включил приемник и настроился на станцию, передающую религиозные гимны. Он крутил руль и подпевал, счастливый и уверенный в том, что воля Мастера будет исполнена.
Часть вторая. Суббота, 26 октябряБЕСПОКОЙСТВО
Солнце взошло над горами Сан-Габриэль, словно красно-апельсиновый взрыв, окрасив небо в серо-стальной цвет, который по мере того, как зрело утро, переходил в голубой. Щупальца желтоватого тумана стлались низко над грунтом, словно какой-то гигантский осьминог пытался прилипнуть к стенам небоскребов из стали и стекла или к бетонным стенам пульсирующих кипучей работой фабрик, или к полдюжине шоссе с уже оживающим движением. Зябкие тени, остатки ночной темноты, поспешно скрылись под лучами солнца, как остатки разбитой армии, бегущей перед наступлением победителя.
Энди Палатазин стоял перед открытой дверцей шкафа в спальне и тщательно выбирал галстук. На нем были свободные темно-голубые брюки и светло-голубая рубашка с аккуратно отутюженным воротничком. Он остановил выбор на зеленом с голубыми и красными крапинками галстуке, потом вышел в коридор, облокотясь слегка на перила лестницы. Он слышал позвякивание посуды в кухне внизу, где Джоанна готовила завтрак. Оттуда доносился аппетитный запах жареных сосисок с картошкой, от которого во рту сразу появилась слюна. Он позвал жену:
— Джо, погляди на меня!
Джоанна тут же вышла из кухни. Ее седеющие волосы были стянуты на затылке в плотный узел. На ней был темно-зеленый халат, на ногах — шлепанцы.
— Ну-ка, ну-ка, — сказала она.
Энди поднял галстук, выставляя его на обозрение, и одновременно вопросительно приподнял брови.
— Ишонию, — сказала жена, — отвратительно. Особенно с этой рубашкой. Надень темно-голубой.
— На нем пятно.
— Тогда вот тот, в сине-красную полоску.
— Этот мне не нравится.
— Потому что его подарил тебе мой брат, — пробормотала она и покачала головой.
— А чем тебе этот не по вкусу? — Он покачал рукой, и зеленый галстук зашевелился, как змея.
— Ничем… надевай, если хочешь быть похожим на клоуна. Но… он тебе… не идет! — Она втянула носом воздух. — Картошка подгорела! Видишь, что ты наделал!
Она стремительно повернулась и исчезла на кухне.
— Твой брат тут ни при чем! — крикнул он ей вслед. Он слышал, что она что-то ответила, но не мог разобрать слов, поэтому пожал плечами и вернулся обратно в спальню. Взгляд его упал на кресло-качалку возле окна, и он некоторое время стоял, глядя на него. Потом подошел к креслу, толстым пальцем толкнул один из подлокотников. Кресло тихо заскрипело, покачиваясь. «Неужели прошлой ночью мне приснился сон? — спросил он себя. — Или мне в самом деле явилось видение, призрак, сидящий в этом кресле? Нет, конечно, это был всего лишь сон. Мама умерла, похоронена и покоится с миром».